Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697

XXXIX. Работы по восстановлению и укреплению Азова

Радостно справляя взятие города, Петр, однако, не терял времени и уже 20 июля, т. е. на другой день сдачи, приказал приступить к работам, во-первых, по уборке осадных сооружений, во-вторых, по перестройке и укреплению Азова. Стали засыпать и сравнивать с землей траншеи и снимать батареи. Инженерам велено было осмотреть город и составить план будущих укреплений. Генерал-профос князь М. Н. Львов получил приказание произвести опись города и захваченного в нем имущества. В этой описи[586] с подробными указаниями перечислены пушки, которых оказалось разных видов, целых и разбитых, 96. Описание Лютика производил посыльный воевода стольник И. Е. Бахметев. В Лютике насчитана была 31 пушка. Взятое в Азове разного рода имущество: мелкое оружие, военные припасы и т. п., — было подарено донским казакам.

К 23 июля инженеры представили порученный им план будущих азовских укреплений. План был одобрен; но так как осуществление его требовало много времени, то решено было пока ограничиться восстановлением старого земляного вала и вообще исправить только причиненные русской артиллерией повреждения, «починить худые и разбитые места»[587]. Работы по восстановлению укреплений начались 25 июля и были распределены между отдельными корпусами армии. Они задержали Петра и значительную часть войска под Азовом до середины августа, хотя уже с конца июля началось постепенное выступление оттуда, открытое Лефортом, уехавшим 24 или 25 июля водой. Его провожали «командер» (Петр) и «капитаны» морского каравана[588]. Адмирал приехал к Азову позже всех и уехал оттуда первым, оставив свои полки и флот, оказавшись, по всей вероятности, совершенно бесполезным для того дела, над которым он был поставлен. С дороги из Паншина он писал Петру о своем путешествии, о погоде, о том, что его перестали кусать комары, и о разных пустяках: «Вчера мы пришли в здешний город Паншин, на дороге 2 недели были, из Черкаска ветер противный беспрестанно и дожди великие ден 8; сегодня, Бог изволит, дале поеду: комары перестали кусать, и если изволишь сюда быть, не забудьте добрых проводников с собою брать; воды не велики и ночи темны, и если судно мое не тяжело было, можно в 10 ден сюда поспеть и отсюда до Коротояка и то меньше; вода не быстра до Коротояка. Дай Бог твоей милости здоровья, да на Москве быть скоро; радость велика будет, а я без тебя не стану веселиться. Я на дороге дни три болен был, и теперь, слава богу, гораздо лучше; я думаю, что рана моя скоро хочет себя запирать. Иван Еремеевичь покидал пить по-старому. Пожалуй, от меня поклонись святейшему патриарху, Кириллу Алексеевичу, да и всей нашей компании. Верный твой слуга до смерти моей»[589].

Между тем, пока с большой энергией, ускоренным темпом и не без успеха, как можно судить по отметкам Гордона, шли работы над укреплением Азова, Петр предпринял плавание по Азовскому морю с целью отыскать место для гавани, где мог бы стоять военный флот, так как выход из Азова в море рукавами Дона вследствие мелей представлял большие неудобства и оказывался возможным только при противном ветре, гнавшем воду с моря в донское устье и подымавшем ее уровень. «26 июля около полудня, — пишет Гордон, — его величество пригласил генералиссимуса, меня и других ехать водою и изыскать место, где можно было бы устроить город и гавань при Таганроге на Крымской стороне. Я отправился на галеры. Мы спустились по реке на веслах и, выйдя из устья, стояли всю ночь на якорях с большими неудобствами. В пять часов утра 27-го якоря были подняты, однако мы из-за низкой воды не могли идти вперед; поэтому мы оставили галеры[590] и поплыли в лодках к упомянутому Таганрогу, куда мы прибыли около 4 час. пополудни. Это — высокий скалистый мыс. Осмотрев положение этого места и сообразив его размеры для гавани, мы отправились дальше, к другому, расположенному ниже, мысу в расстоянии одной или двух английских миль. Эта местность более низменна, почва ее глинистая… Приняв во внимание положение и выгоды обоих мест, большинство было того мнения, что первое место более удобно. Там высокий скалистый берег, море глубоко, есть просторное место для гавани, и, кроме того, там есть небольшой родник с здоровой водой. Все это говорило за Таганрог. Вечером мы вернулись опять к Таганрогу и стояли на якоре всю ночь, терпя большие неудобства. Ночь была холодная. Узкая скамья служила постелью; чувствовался недостаток в пище и питье». Мыс Таганрог и был избран для устройства будущей гавани. Весь день 28 июля ушел на возвращение в устья Дона. Азова достигли только 29-го, в 7 часов утра[591].

30 июля снялся со своих мест и выступил из лагеря Преображенский полк, собираясь возвращаться водой. Он ушел 2 августа. 31 июля двинулись от Азова украинские казаки, щедро вознагражденные за службу. Государь пожаловал им 15 000 рублей и подарил 6 полевых пушек; наказному гетману Лизогубу дано было 40 соболей, 30 золотых, 3 косяка материи лаудану. Полковники получили по 15 золотых и по два косяка лаудану[592].

В этот день в лагере получено было известие о приходе к Черкасску запоздавших союзников — кочевых калмыков, присланных Аюкой-ханом, хитрым их властителем, намеренно выжидавшим время. Они появились затем и в лагере, пригнав на продажу множество лошадей, которых и распродали. Этим и кончилось все их участие в Азовской кампании. Им от имени государя было предложено отправиться к реке Кубани и прогнать тамошних жителей с их мест; однако они предпочли вернуться домой, не исполнив этого предложения.

1 августа работы над укреплениями были утром прерваны по случаю крестного хода на воду, причем водоосвящение сопровождалось пальбой из пушек в городе, в лагере и на судах. После полудня работы опять возобновились. 2 августа Гордон дал приказ своим полкам продолжать работу беспрерывно день и ночь, установив три смены. Одновременно с починкой укреплений шли такие же работы по устройству самого города: сносились развалины разрушенных зданий, убирался мусор, строились разные помещения; две полуразрушенные турецкие мечети перестраивались в христианские храмы. Восстановлялась небольшая, существовавшая при турках православная церковь Иоанна Предтечи[593]. 5 августа Петр отправил последние письма из-под Азова с галеры «Принципиум». «Min Her, — писал он Виниусу, — писма твои, июля 9 и 20 дней писанные, мне отданы, за которое уведомления благодарствую». (В этих письмах Виниус, по обыкновению, осведомлял Петра о ходе военных действий у турок с австрийцами и венецианцами, «о французских поведениях» с королем Вильгельмом, о слухах относительно предстоящих выборов на польский престол и т. п.[594] «А о здешнем известен, ваша милость, будь, — продолжает Петр, — что по взятии Азова лютинцы здались в 3-й день. В Азове и в Лютике пушак взято болших и малых и баштыкин 132, 1076 пищалей и стволов целых и ломаных, 1 пансырь да 57 бахтерцов, 64 сабли целых да 16 ломаных, пороху пуд с 1000 или болши, также и иных всяких припасов немало взято. Господа инженеры Леваль и Брюкель непрестанно труждаютца в строении города, того для и войск отпуск еще удержен. А черкасы июля в 30 день пошли в домы свои, также и донские пошли многие. А генералной (общий) подъем будет после взятия Богородицы-на (Успения Богородицы). Почты отсель болши этой не будет для того, что, слава Богу, все зделано и писать не о чем; а последнею почту отпустят в тот день, как отступят. Piter»[595].

Несмотря на большой праздник Преображения, 6 августа, paботы в тот день не прерывались. Петр с генералами обедал в этот день у главнокомандующего. 8 августа состоялось торжественное освящение одной из церквей, переделанных из мечетей во имя Похвалы Богородицы. «Турецкая мечеть была готова, — описывает это событие Гордон, — и доведена до крыши. Она была с большою торжественностью освящена, и в ней было совершено первое христианское богослужение, во время которого троекратно палили большие орудия вокруг города, с галер и галеасов, а также в лагере. Я отправился туда, чтобы принести поздравление его величеству, когда он шел от богослужения… Был пир у Семена Ивановича Языкова (заведовавшего продовольственной частью)».

Между тем лагерь продолжал пустеть и делались приготовления к общему отходу войск. 5 августа ушел водой полк Лефорта. 8-го был отправлен последний транспорт больных и раненых[596]. 9 августа подведены были к городу на зимнюю стоянку галеры и галеас. 11-го их расснастили, такелаж и орудия перенесли в особые построенные для этого сараи. Расснастив суда, морской экипаж с галер с вице-адмиралом и шаут-бейнахтом 12 августа отплыл из Азова Доном «в шлюпках и лодках парусами»[597]. 13 августа совершено было освящение второй православной церкви в Азове, ремонтированной прежней церкви во имя Иоанна Предтечи. В этот день, наконец, были окончены работы по укреплению Азова, и, вероятно, по этому поводу Гордон был для доклада у царя, находившегося на галеасе. Окончив работы, в которых он принимал такое большое участие и об ускорении которых так старался, старый генерал 14 августа стал собираться в обратный путь, велел отвезти повозки с поклажей Бутырского и стрелецких полков к каланчам и там переправить их через Дон — всего для шести полков 1249 повозок. В этот же день он отпустил домой водой два своих казанских солдатских полка. 15-го, пообедав у Шеина, уехал из Азова в Черкасск Петр «на барке», как говорит Гордон, т. е. на струге, а может быть, и просто в лодке. На следующий день, 16 августа, вероятно, он уже находился в Черкасске. 16-го выступили с полками из-под Азова главнокомандующий Шеин и Гордон. Последний отправился по правому берегу Дона, перейдя его у каланчей; Шеин двигался по левому. В Азове на зиму были оставлены части войск от каждого из четырех осаждавших его «полков» или корпусов: Лефорта, Гордона, Головина и Ригемана, солдаты под начальством полковников Бюста, И. В. фон Делдина, Крейча, В. В. фон Делдина, Трейдена и Мевса — в числе, считая с офицерами, 5597 человек и стрельцы под начальством полковников Колзакова, Черного, Чубарова, Гундертмарка — в числе, считая с их начальными людьми, 2709 человек — всего тех и других 8306 человек. Была организована администрация города. Воеводой над Азовом был назначен стольник князь П. Г. Львов; в товарищи ему дан был его сын князь Иван; при них дьяки — Василий Русанов и Иван Сумороцкий[598].