Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697

XLIII. Вопросы о заселении Азова и о постройке флота

Внешние обстоятельства его жизни за последние месяцы этого года освещаются источниками очень тускло. Он жил в Преображенском. 1 октября, на другой же день по возвращении из Азовского похода, Петр был у патриарха Адриана, который, как можно думать, сочувствовал походу против «врагов креста Христова» и интересовался им и которого Петр держал в курсе дела через письма. Возможно, что целью посещения патриарха было желание лично сообщить ему о славном окончании кампании; возможно также, что Петр желал испросить патриаршего благословения на намеченные планы. Документы сохранили нам некоторые подробности этого визита. Перед государем приходил к патриарху боярин А. С. Шеин, также по случаю возвращения в Москву из похода: «как он приехал в Москву с службы из Азова, по взятии города Азова». Патриарх принял его в своей Крестовой палате и после беседы благословил его образом Спасителя. Вслед за ним к вечеру «великий государь Петр Алексеевич изволил быть у патриарха и сидеть в Столовой палате с последнего часа дневных часов до другого часа ночи до последней четверти». Прощаясь с государем, патриарх также благословил его иконой Спасителя. Святейший угощал государя яблоками, для чего в тот день были куплены в Яблочном ряду у торговца Ивана Васильева 50 яблок «самых добрых больших наливу за 4 рубля»[618]. 7 октября был казнен в Преображенском с такой бесчеловечной жестокостью привезенный для этого из Азова изменник Якушка. «И вор-изменник Якушка, — записывает Желябужский, — за свое воровство в Преображенском пытан и казнен октября в 7 день. А у казни были князь Андрей Черкасский, Федор Плещеев: руки и ноги ломали колесом и голову на кол воткнули»[619]. Кровавое зрелище, конечно, собрало большую толпу зрителей, и можно предполагать с достоверностью, что в числе зрителей был и Петр. Вечером того же дня или, может быть, в ночь на 8-е царь отправился к Троице, куда прибыл утром 8 октября уже после обедни, к молебну. Об этой поездке к Троице также говорит в своих записках Желябужский:

«И после того (т. е. казни Якушки) великий государь… изволил идти в поход к Троице в Сергиев монастырь; а изволил прийти в монастырь октября в 8 день после обедни, к молебну». Эта троицкая поездка Петра 8 октября должна была быть памятна Желябужскому, потому что именно в эту поездку царя родичи составителя «Записок», стольники Василий Тимофеев и сын его Семен Васильев Желябужские, в тот момент, когда Петр входил в «святые» ворота монастыря, подали ему челобитную с жалобой на А. М. Апраксина в том, что он, Андрей, избил их, Желябужских, 18 прошлого августа под деревней Филями в том конском табуне, который пригнали на продажу к Москве калмыки.

Петр, приняв челобитную, велел расследовать дело, «розыскать» князю Ф. Ю. Ромодановскому в Преображенском приказе. Этот эпизод, разумеется, живо обсуждался в семье Желябужских и должен был запомниться автору записок. Дело было впоследствии Желябужскими выиграно. По докладу Ромодановского Петр велел решить его крестоцелованием, но Апраксин к кресту не явился, и, кроме того, Желябужским удалось доказать, что сказка, поданная Апраксиным по делу, т. е. представленное им объяснение, была ложной. По новому докладу Ромодановского в Преображенском Петр, выступавший в этом случае в качестве судьи, приговорил Апраксина за нанесенные Желябужским побои к уплате им двойного оклада их жалованья, а за подачу ложной сказки к битью кнутом нещадно. По ходатайству сестры обвиняемого, царицы Марфы Матвеевны Апраксиной, и также Лефорта от последнего наказания Андрей Апраксин был избавлен, бить кнутом велено было только участвовавших с ним в нападении на Желябужских его людей, а Желябужским должен был заплатить 737 рублей с полтиной, да Лефорту «за его заступление», не без злорадства, хотя, может быть, и не совсем достоверно, прибавляет автор записок, дал 3000 рублей. Дело это, по словам Желябужского, замечательно еще тем, что послужило поводом для Петра издать 21 февраля 1697 г. указ об отмене состязательного процесса и о ведении всех дел следственным процессом[620].

14 октября Петр заходил вечером к Гордону, попал к нему как раз в тот день, когда Гордон, собрав нескольких соотечественников, остававшихся верными королю Иакову, праздновал с ними день рождения «королевского регента», причем пили за здоровье короля Иакова. Петр пришел в 5 часов вечера, вероятно, уже после этих тостов, едва ли ему, стороннику короля Вильгельма, приятных. 19 октября вечером он посетил вдову генерал-майора Менезиуса[621]. 20 октября состоялось важное заседание Боярской думы по вопросам, которые тогда всего более занимали Петра: о заселении Азова и, главное, о постройке большого флота для Азовского моря, о судостроительной программе, как бы мы теперь сказали. Так как это последнее дело должно было потребовать громадных средств от народа и сопряжено было с введением новых повинностей, то Петр счел необходимым заручиться боярским советом и установление повинностей, всегда неприятное для плательщиков, облечь в форму не единоличного царского указа, а боярского приговора. О месте заседания, как и о составе его, нет известий. К заседанию царь приготовил особую записку с изложением вопросов, подлежащих рассмотрению и решению собрания. Записка касается двух основных пунктов: заселения Азова и постройки флота. Оба пункта развиты и мотивированы, и эта работа исполнена самим Петром, говорящим в ней от себя в первом лице; слог и приемы рассуждений и доказательств те самые, которые впоследствии будут применяться в многочисленных его собственноручных или им непосредственно диктуемых указах. Записка сохранилась в копии, носит заглавие «Статьи удобные, которые принадлежат к взятой крепости или фартецыи от турок Азова» 1696 года октября 20, и состоит из двух статей. В первой читаем: «Понеже оная (т. е. крепость) розорена внутри и выжена до основания, также и жителей фундоментальных нет, без чего содержатися не может, и того для требует (т. е. крепость) указу, кого населить, и много ли числом, и жалованья всякая откуды» [взять?]. Вторая статья развита подробнее и представляет рассуждение о необходимости не ограничиваться только отстройкой и заселением Азова, но и построить флот. Если ограничиться только восстановлением Азова, то это не будет еще угрозой ни для турок, ни для татар: пехота не будет в силах, выходя из Азова, перенимать набеги татар или «делать поиски» в Крым, а конницы в таком большом числе, чтобы она могла пресекать эти татарские набеги, содержать в Азове нельзя. Неприятель же, видя, что мы не можем удерживать его ни пехотой, ни конницей, возгордится по-прежнему и будет нападать еще сильнее: «паки прежнею гордостию взнявся, паче прежнего воевати будет». И наши двухлетние труды, кровь и убытки пропадут даром, окажутся всуе положенными. При таких обстоятельствах не только нельзя помышлять о погибели неприятелей, но даже и получить от них желаемого мира. Но если только есть желание от всего сердца порадеть о защите единоверных и приобрести себе бессмертную память одним — напряженной работой по изготовлению всего необходимого для войны, другим — непосредственным участием в войне, проливая кровь и побеждая неприятелей («овым непрестанным трудом в приготовлении потребных вещей, иным же пролитием крови и победой над неприятелем»), — то момент теперь для этого самый удобный, фортуна нам благоприятствует на юге, как никогда; счастлив, кто за нее ухватится («понеже время есть и фортуна сквозь нас бежит, которая никогда так к нам блиско на юг не бывала: блажен, иже иметца за власы ее»). И если это так, то лучше всего воевать морем — и близко к татарским владениям, и во много раз удобнее, чем сухим путем, о чем писать пространно не стоит, потому что многие знающие люди сами могут засвидетельствовать справедливость этих соображений. Но для этой цели нужен флот силою в 40 и более судов, и надо решить немедленно, где, сколько и каких судов строить и как разложить эту повинность по крестьянским дворам и купеческим торгам. («И аще потребно есть сия, то ничто же лутче мню быть, еже воевать морем, понеже зело блиско есть и удобно многократ паче, нежели сухим путем, о чем пространно писати оставляю многих ради чесных искуснейших лиц, иже сами свидетели есть оному. К сему же потребен есть флот или караван морской, в 40 или вяще судов состоящей, о чем надобно положить, не испустя времени, сколко каких судов и со много ли дворов и торгов и где делать?»).

Против текста статей записки помещен и приговор по ним Боярской думы. Приговорено было по первой статье для заселения Азова перевести туда 3000 пехотинцев с семьями из низовых городов ведомства приказа Казанского дворца и положить 3000 пехотинцам денежного жалованья из приказа Большой казны по 5 рублей человеку в год, хлебного жалованья по 6 четвертей муки ржаной, по 2 четверти овса на семью в год. Кроме пехоты, быть в Азове коннице из калмыков в числе 400 человек, положив им также по 5 руб. человеку в год; хлебного жалованья им не обещать, но если будут о нем просить, то снестись предварительно с азовским воеводой. На вторую статью пока только ограничились принципиальным решением общего вопроса о постройке флота: «морским судам быть». Но без справки о числе крестьянских дворов за землевладельцами и о деньгах купечества, по которым должна была быть разверстана корабельная повинность, нельзя было решать вопроса о числе кораблей, и поэтому было постановлено затребовать незамедлительно, «не замотчав», справок о числе крестьянских дворов, что за духовными и за всяких чинов людьми, а также представить сведения из таможенных книг о торговых людях, сколько и с каких промыслов взято с них за последние три года: в 202 (1693/ 94), в 203 (1694/95) и в 204 (1695/96) годах пятой и десятой деньги. Окончательное решение вопроса о судостроении было отложено до следующего заседания.

За двухнедельный промежуток времени между двумя заседаниями Думы, пока соответствующие приказы заняты были изготовлением требуемых справок, у нас есть несколько кратких заметок о Петре в дневнике Гордона. 22 октября Гордон виделся с царем в Преображенском и разговаривал с ним. 25-го царь был у Л. К. Нарышкина на Филях. 29-го он в компании обедал в Преображенском у думного дьяка Автонома Иванова. Под 30 октября Гордон заметил, что привезены были в слободу пушки, чтобы палить из них на празднестве, назначенном у Лефорта. Этим пиром в доме Лефорта 1 ноября начался ряд празднеств по случаю возвращения из-под Азова, отложенных за болезнью адмирала. За обедом у Лефорта, как он сообщал об этом родным за границу, было 200 человек, после обеда были танцы и фейерверк; все это сопровождалось, конечно, неизбежной пушечной пальбой. Гордон вернулся с этого праздника в 3 часа ночи и, по обыкновению, весь следующий день был болен[622].

4 ноября происходило второе упомянутое заседание Думы по предложенным Петром вопросам о восстановлении Азова и о судостроении. Заседание происходило в Преображенском. Гордон называет его the Cabinet Counsell — совет кабинета, и это дает основание предполагать, что в нем принимали участие члены Думы, стоявшие во главе приказов. Такой характер собрания членов правительства Дума и вообще имела во второй половине XVII в. Но неслыханной ранее новостью было участие в этом заседании иностранца Гордона, приглашенного в качестве военного специалиста. На этот раз доложены были справка о количестве крестьянских дворов за духовными и светскими землевладельцами и расчет, на сколько дворов следовало возложить постройку одного корабля. Совет решил назначить срок для постройки кораблей двухлетний — к апрелю 1698 г. За этот период времени духовные землевладельцы — патриарх, архиереи и монастыри — должны были выстроить с каждых 8000 состоявших за ними крестьянских дворов по кораблю с полным снаряжением и вооружением: «со всею готовостию, и с пушками, и с мелким ружьем». Землевладельцы служилого чина должны были выстроить к тому же сроку по кораблю с каждых 10 000 дворов. Таким образом, на общество налагалась новая натуральная повинность постройки и содержания построенных военных кораблей. Повинность именно состояла не в том только, чтобы строить, но и в том, чтобы содержать построенные корабли. Если бы какому-либо из выстроенных кораблей учинилась от каких-либо причин гибель, то строивший его землевладелец или группа землевладельцев обязаны были изготовить на его место другой, такой же. Конец приговора Думы оборван, и нельзя видеть, о каких подробностях шла речь далее; но, судя по записи о заседании в дневнике Гордона, можно заключить, что далее говорилось о привлечении непосредственно к постройке кораблей только крупных землевладельцев, за которыми за каждым было не менее 100 дворов. Землевладельцы, владевшие каждый менее чем 100 дворами, от непосредственного участия в постройке флота освобождались, и для них натуральная повинность заменялась денежным взносом по полтине со двора[623].