Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

12 мая тому же переводчику Семену Лаврецкому, присланному от посланников с просьбой передать их благодарность великому визирю за доставленную им возможность посмотреть с отведенного им двора церемонию выхода турецкого флота в море под командою адмирала Медзоморта[1080], Маврокордато сказал, что присланные от посланников на латинском языке статьи он переводил дня четыре на турецкий язык; теперь статьи переведены, прочитаны вместе с рейз-эфенди и исправлены; доложить их визирю вчера из-за вчерашней морской церемонии не удалось, постараются доложить сегодня, но надобно еще исправленную турецкую редакцию «для лучшего согласия речей» вновь перевести на латинский язык; на это нужно еще дня два-три; при этом Маврокордато так определил задачу предстоящей совместной редакционной работы: по существу относительно принятых речей стороны согласны, надлежит только согласиться относительно отдельных выражений: «В делех-де, милостию Божиею, они, думные люди, с ними, посланники, не разнятся, и противности никакой междо ими нет. Только-де в речах малая рознь является, или доведется где сверху на низ и снизу вверх какую речь перевесть». Для этой работы он, когда перевод у него будет готов, просил посланников прислать его же, Семена Лаврецкого, с подьячим, «которой записывает речи на конференциях»[1081].

Семен Лаврецкий с подьячим Лаврентьем Протопоповым являлись к Александру 14, 19 и 20 мая. На первой из этих «присылок» Маврокордато объявил им, что они, думные люди, прежде всего переработали текст посланников с внешней стороны, изменили число статей, не касаясь, однако, ничуть содержания текста. Именно из 20 статей, на которые подразделили текст посланники, составили 14, «а достальные шесть статей в те ж статьи вместили». Затем Маврокордато возражал против отдельных эпитетов в царском титуле и против некоторых выражений в статьях о днепровских городках, о землях между Перекопом и Миусом, о ханской даче. Вновь весь текст договора был просмотрен 19 и 20 мая. 19-го прочли титул и статьи 1–5; 20-го со статьи 5 до конца.

22 мая по особому приглашению посланников «для развязания заходящих трудностей» Маврокордато приехал на посольский двор и имел продолжительный разговор с посланниками. Он попросил посланников подать ему латинские статьи как в прежней посланничьей редакции, где их было 20, так и в новой, которую составили они с рейз-эфенди, — в 14 статьях. Когда те и другие статьи были ему поданы, он, «смотря в них», вновь сделал оговорку относительно редакций. Выразив похвалу посланничьей редакции в 20 статьях, которые были «добры и слагательны», он сказал, что им с рейз-эфенди все же показалось, что их написано слишком много, и поэтому, посоветовавшись между собой, они уместили текст договора, не изменяя его содержания, «все дело без умаления», в 14 статей размерами каждая «попространнее». Эти 14 статей были прочтены визирю и им одобрены. Поэтому в дальнейшем прибавлять к ним чего-нибудь уже невозможно; следует ограничиться только редакционной работой: если в тех статьях «в речениях» показались им, посланникам, некоторые трудности, пусть они об этом объявят. Посланники согласились принять текст в 14 статей, сделав только оговорку относительно отдельных выражений, и с своей стороны указали на необходимость редакционной обработки текста: «Того-де они не спорят, что из 20 статей написано 14; только-де сумнение им есть в некоторых речениях, которые написаны неявно. И чтоб те сумнительства по общему совету исправить и написать явственнее»[1082].

Текст трактата в процессе переговоров подвергся следующим изменениям. Первоначальный проект посланников, представленный ими на III конференции, был изложен в 16 статьях. Затем уже в мае текст договора состоял из 20 статей. Маврокордато и рейз-эфенди переделали его, не меняя содержания, на 14 статей. Текст в 14 статей был принят после продолжительных редакционных переговоров, стал окончательным текстом, который и был подписан. В дальнейшем, следя за редакционной обработкой договора, мы будем иметь в виду этот, получивший утверждение, текст.

В происшедшей затем беседе Маврокордато с посланниками на посольском дворе по вопросам редакционного характера вновь были просмотрены титул и все 14 статей проекта. Разногласия вызывали титул и первые 8 статей, относительно остальных 6 статей (9–14) Маврокордато заявил, что он «ни в чем не спорит и написаны зело добры». Ho и этой продолжительной беседою трудности не были окончательно «развязаны», и «пересылки» для переговоров редакционного же характера продолжалась и после 22 мая[1083].

Проследим теперь ход этих переговоров по вопросам, касавшимся титула в предисловии и в тексте 14 статей. Что касается царского титула, то турки предоставляли посланникам свободу в русском экземпляре договора писать распространенный титул; сами же в своем экземпляре соглашались написать царский титул только в том виде, в каком он написан был в Карловицком договоре и в котором вообще он в турецких канцеляриях писался исстари[1084]. Они протестовали против наименований в титуле «пресветлейший», «державнейший», «священное царское величество» и уже ни за что не соглашались, даже и в русском экземпляре, на следующие наименования царя: «августиссимейший» и «император», на которых настаивали посланники. Маврокордато говорил, что императором султан называет только цесаря, потому что он считается первым между христианскими государями. Русские представители горячо возражали. Пресветлейшим, державнейшим и царским величеством называют царя все христианские государи. «Такими титлами не доведется именоваться тем государям, которые не самодержцы, а великий государь на свете из христианских государей самодержавный и преславный, государства в державе его содержатся многие, против цесарского государства гораздо больше». Маврокордато соглашался, что царь из христианских государей «преславный» и государства его самые пространные и по самой правде не только ему следует именоваться такими титулами, но именно ему, а не иному кому следует называться и цесарем, потому что все православные содержатся в его государствах. Однако турки «для застарелой своей гордости того не уступят и никакой прибавки перед Карловицким договором в титлах не учинят». И цесаря султан «августиссимейшим» никогда не называет: этим титулом пользуется только сам султан, и даже цесарь его так именует, что он может доказать, предъявив посланникам цесарские и султанские грамоты. А «священным» турки и цесаря не пишут, потому что это слово у них «самое жестокое, и досадное, и ненавидимое. И хотя б де Турское государство и упало когда, однако бы того слова никому они в титлах не написали… как-де христиане гнушаются турками или и всеми бусурманами, тако ж и бусурманы христианами гнушаются ж». Потому турки и не согласятся именовать христианского государя «священным»[1085].

Посланники, упрекая Маврокордато в разговоре с ними 22 мая за несговорчивость относительно титула, говорили, что они знают, что отказ Маврокордато называть государя «величеством» вызван нежеланием сравнять его с султаном. «Только-де, — прибавили они, — Господь Бог силен и милостив, может возвысить и прославить его, великого государя, паче всех государей». Маврокордато в ответ заявил, что «какие его труды и радения в том деле он понес, это единому Богу известно. Он больше всех желает, чтоб Господь Бог державу его царского величества на свете прославил и возвысил. По своему желанию он все бы исполнил и приписал, что к чести государской надобно. Только его прибавка не будет прочна, потому что блистательная Порта ее принять не похочет». Поэтому прибавлять к титулу надо то, что впредь может в нем остаться, а чего нельзя сделать, о том ненадобно и говорить[1086]. Уговаривая посланников не настаивать на тех названиях в титуле, на которые они претендовали, Маврокордато указывал, что в турецком тексте государь будет назван: «Междо всеми избраннейший и изряднейший, и такое-де описание лучше всех титл у турков почитается, понеже избраннейший и изряднейший один он — великий государь». Султан прежде писался «страшнейшим и грознейшим и победительнейшим междо всеми государи», теперь так не пишет «и большими титлами себя не возвышает, а должно ево такими титлами возвышать подданным ево, а не самому государю»[1087]. В окончательно утвержденном русском тексте договора Петр наименован «пресветлейшим, державнейшим» и «священным царским величеством», но от титулов «августиссимейший император» посланники и в русском экземпляре должны были отказаться[1088]. В турецком тексте Петр назван «преславнейшим» и «преизбраннейшим»[1089].

Предметами редакционной работы и возникавших при ней споров в самых 14 статьях текста были, во-первых, выражения, которыми обозначалось некоторое существенное, реальное содержание, а во-вторых, чисто словесные обороты, не менявшие существа дела, но казавшиеся обеим сторонам неясными, или двусмысленными, или вообще почему-либо считавшиеся тою или другою стороной неподходящими. При этом вновь обсуждались вопросы, уже бывшие предметом неоднократного обсуждения на конференциях, в беседах Маврокордато с посланниками и в прежних «пересылках» между ними; вновь затрагивались вопросы по существу; возникали споры, в которых приводились новые аргументы, иногда в таких спорах вновь проявляются взаимное раздражение и упреки. Такое раздражение заметно в словах Маврокордато, когда он, характеризуя текст договора посланников, не согласившихся на желательные для него изменения, говорил, что «видит-де он и сам, что они, посланники, те статьи (первую, вторую и третью) написали во всем согласные своему намерению, а не так, как их, думных людей, есть желание, и везде-де у них, посланников, перед прежними его, Александровыми, статьями учинена многая прибавка и в речах переправка», и пятая статья у них, посланников, «написана почитай что вся вновь не по их, думных людей, предложению», посланники «все статьи его превратили по своему хотению и написали вновь свои статьи, которые им зело противны». Со своей стороны и уполномоченные посланников, переводчик и подьячий, заметили Маврокордато, что в его редакции в пятой статье было написано «гораздо с затмением и в одном месте знатно была недописка»[1090].

Проследим теперь процесс редакционной обработки статей последовательно, как они рассматривались в переговорах Александра Маврокордато с посылавшимися к нему лицами и с самими посланниками. Предполагаем, что в руках читателя имеется текст договора.

Статья 1, вопреки заявлению переводчика Лаврецкого и подьячего Протопопова о том, что «в договорех мирных ненадобно писать многого красноречия и слагательства и темных закрытых речей»[1091] (изложенная, как и весь, впрочем, текст, весьма вкрадчивым, высокопарным, носящим следы перевода с латинского языка, достаточно поэтому невразумительным слогом, совсем не тем простым и ясным русским языком, каким написан «Статейный список»), говорила о прекращении всякого «неприятельства и недружбы», о предании забвению всяких враждебных действий между сторонами, о том, что «никакими мерами меч на отмщение да не вземлется», о соблюдении взаимной дружбы «между царствами и подданными их», которые, между прочим, «взаимно с истинностью да пересылаются», наконец, о возобновлении в дальнейшем перемирия по истечении срока теперь заключенного перемирия или до истечения этого срока. Александр Маврокордато нашел, что статья 1 в общем «написана добро», но отметил в ней лишние выражения, именно: «Меж-до собою государи пересылаются»; затем выражение, касающееся возобновления перемирия: «Впредь на тех же статьях, если обоей стороне полюбится, договорено да будет». Маврокордато находил, что упоминать о «пересылке» между государями здесь излишне, тем более что в этой же статье говорится о «пересылке» между подданными, «а подданных с великими государи в одной речи примешивать и писать неприлично». Выражение «на тех же статьях» он находил неудобным потому, что оно как бы обязывало стороны в будущем продолжить перемирие именно на этих условиях, тогда как времена, а с ними и условия могли перемениться. «Прежде времени, — говорил он, — обязывать тем себя не для чего. Бог-де знает, кому еще впредь в чем какое счастье будет, и тогда по времени смотря и поступок будет». Посланники, слабо защищая свою редакцию, говорили, что великих государей приписали они в эту статью, чтобы «явственно было, что мир заключен у великих государей, а не у подданных», на что Маврокордато возразил, что уже в начале договора в предисловии (написано, что мир учинен между великими государями, а не между подданными, «и как подданные могут пересылаться о великих делах, чего нигде не повелось?». Хотя и «по многом споре», посланники, однако, приняли предложение Маврокордато, и указанные им выражения были из статьи 1 устранены[1092].