Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

Статья 4 об уступке города Азова с принадлежащими к нему всеми старыми и новыми городками была «договорена и на мере постановлена» еще на XVII конференции. Теперь вызвали спор некоторые чисто словесные выражения этой статьи. На свидании с присланными к нему Лаврецким и Протопоповым 19 мая Александр Маврокордато выразил неудовольствие тем, что предложенный им текст статей посланники переделали по-своему; указал, между прочим, и на поправку в статье 4. «Да и в четвертой статье, что об Азове с городками, есть переправка немалая ж. А та-де статья у них с ними, посланники, договорена и на мере постановлена таким: уговором, что меж теми городками лежащая земля и вода; а ныне-де то переправлено и написано лежащие земли и воды. И та-де речь располагается многочисленным расположением. И чтоб они, посланники, написали и о том против прежнего без той переправки». Разногласие, следовательно, заключалось в том, что находившееся в тексте Маврокордато выражение в единственном числе — «лежащая между городками земля и вода» — посланники переправили на выражение во множественном числе — земли и воды, что Маврокордато и обозначил словами, что в их тексте «речь располагается многочисленным расположением». Переводчик и подьячий соглашались, что статья еще на конференциях была «договорена и на мере постановлена» в том виде, как она была в тексте Маврокордато, но сослались на то, что «приправливать в речениях со обоих сторон не запрещено», чтобы «впредь никакого сумнительства не было». Поправку «в речениях» посланники сделали потому, что у Азова не один городок, а несколько и потому надо эти городки определить «землями и водами» и выразиться во множественном числе. Слова «земля и вода» в единственном числе прилично было бы написать «к такой речи, если б у Азова имел быть какой один городок, а не многие». Если выразиться здесь, как предлагает Маврокордато, «земля и вода», то также следует тогда написать и о городках в статье 2, что они уступаются с землею, а не с землями. Воды в статье 4 упоминаются для того, чтоб русским подданным «в водах азовских, таганских, миюсских и Меотийского моря иметь вольное употребление в рыбной ловле и в иных потребах без всякого препятия». «И чтоб он, Александр, о той четвертой статье много не спорил и написал ее так, как она ныне написана». Маврокордато разъяснял, что раз султан уступает государю город Азов с городками, землями и водами, то из этого ясно, что земля и вода меж теми городками во владении царя от крайнего азовского городка Миуса до Азова. Султану уже до этой земли и воды дела нет, и подданные его в те места для рыбной ловли и иных надобностей никогда не поедут и ходить не станут, а царским подданным в тех местах в реках и в Меотийском озере заниматься рыбной ловлей и ездить туда можно свободно «без всякого препятия». Изменить выражение «земля и вода» на выражение «земли и воды» он, Александр, не смеет, потому что эта статья уж доложена великому визирю и всему султанскому сенату и постановлено так, как было написано в его тексте. На свидании с посланниками 22 мая, вновь подтвердив, что редакцию посланников он принять не может, потому что статья уже прочитана великому визирю, Маврокордато предложил новую версию: «или земля, или вода», заметив, что «в том на него от везиря не будет подозрительно», и приводил посланникам грамматический довод, что «тот падеж и склонение является також, как и они, посланники, говорят». Посланники согласились и приняли предложенную редакцию[1101]. В таком виде статья 4 вошла в окончательный текст[1102].

По статье 5, в которой говорилось о том, чтобы некоторые приграничные пространства земель между обоими государствами, как с азовской стороны, так и по Днепру, оставались незаселенными и никаких бы городков на этом пространстве не строилось, возникли большие споры как по вопросам, касавшимся существа дела, так и из-за выражений, имевших чисто словесное значение. По существу спорили о двух пунктах. Во-первых, на азовской стороне о пространстве между Перекопом и рекою Миусом и затем о земле по Днепру между Сечью Запорожской и Очаковом. По первому пункту турки потребовали, чтоб земля на 12 часов езды от Перекопского залива в степь по направлению к реке Миусу была во владении султана, не обозначая, должна ли она быть заселенной или пустой; остальное пространство степи до реки Миуса должно оставаться незаселенным и находиться в общем пользовании подданных обоих государств[1103].

20 мая в разговоре с Лаврецким и Протопоповым «выняв он, Александр, те латинские статьи из мешечка атласного и смотря по тем статьям, говорил о вышеписанной же 5-й статье[1104], что совершенно-де к Перекопи и к заливе морской Перекопской надобно определить земли на 12 часов в ту сторону, что к Ми-юсу. И по окончании тех двунадцати часов имеет быть земля как до Миюса, так и от Миюса до докончания тех двенадцати часов в общем владении пустая без поселения. А на тех-де вышереченных часах земле быть пустой ли или жилой, и того-де в той статье именно писать он, Александр, не станет. А если-де им, посланником, то противно покажется, и они б вместо того написали, что от городка Миюса до той морской заливы Перекопской и от рубежа, которой на 12-ти часах учинится, быть земле пустой в общем владении». Сомнения русской стороны, чтобы за выделом пространства на 12 часов от Перекопского залива еще нам что-нибудь оставалось для общего пользования, Маврокордато рассеивал, доказывая, что степь между Перекопским заливом и Азовом расстоянием больше, нежели «через весь Крым», и можно той землей обеим сторонам довольствоваться без нужды; или: «А земли-де пустой меж Миюсом и двенадцатью часами будет еще на многое число». Русские спорили, указывая, что в предложении Маврокордато «является перед прежними объявлениями многая перемена и прибавка», но в конце концов уступили с тем только условием, чтобы земля и на эти 12 часов расстояния от Перекопского залива оставалась «впусте». Посланники сказали, что они, «не хотя в том иметь многих споров, от вышереченной заливы морской Перекопской на 12 часов земли к Миюсу во владение безо всякого поселения салтанову величеству напишут»[1105]. В окончательном тексте договора этот пункт статьи 5 изложен не особенно ясно: здесь говорится, что обе стороны, имея намерение, чтобы подданные обоих государств пользовались покоем и тиши-ною, чтобы не возникало никаких поводов для неудовольствия и ссор от своевольников и чтобы своевольники от своевольства были удержаны, по взаимному согласию договорились, что «от Перекопского замка начинающейся заливы Перекопской двенадцати часов расстоянием простирающейся земли от края даже до нового города Азовского, которой у реки Миюса реченной стоит среди лежащия земли пустые и порожние и всяких жильцов лишены да пребудут». Не особенно ясно, говорится ли здесь о пустоте всей земли от Перекопского залива до реки Миуса или же только о пространстве от «края», т. е. от рубежа двенадцатичасовой отведенной султану земли, до Миуса, о той «среди лежащей» земле, которая должна была (см. статью 6) находиться в общем пользовании.

Разногласие по второму пункту о землях по Днепру между Сечью Запорожской и Очаковом состояло в том, что русская сторона требовала, чтобы оставалось незаселенным и пустым пространство от Сечи Запорожской до Очакова, а турки соглашались, чтобы незаселенным и пустым оставлено было пространство от Сечи только до нового перевозного села. «А что в той же статье, — говорил Маврокордато, — написано, что от Сечи Запорожской до Очакова по обоим сторонам реки Днепра быть землям пустым и в той же пустоте обоих сторон подданным какая будет прибыль? Всегда в городех и в селех жители обыкли иметь и имеют на употребление свое огороды и сады для виноградов и арбузов и иных овощей». Посланники объявили, что такой уступки сделать не могут, напишут так, что землям по обеим сторонам Днепра быть пустым от Сечи до Очакова, кроме одного нового села; а на огороды для виноградов и арбузов и иных овощей, как к Очакову, так и к Сечи, отвести «довольные места»[1106]. Победа осталась за посланниками. По окончательному тексту договора земля должна была оставаться пустою от Сечи Запорожской до Очакова.

После того как существенный вопрос о пространстве пустых земель был разрешен, из-за отдельных выражений в статье шли продолжительные споры. Маврокордато находил определение границ русских и турецких земель упоминанием Сечи неточным, ссылаясь на то, что местоположение Сечи туркам неизвестно, и предлагал о Сечи совсем не упоминать. «Сечи Запорожской в той статье не именовать, для того, где оная стоит, о том им неведомо». Посланники не согласились. В дальнейшем разговоре он задал вопрос: «Та Сеча, о которой они, посланники, ему, Александру, объявляют, в московских ли рубежах и сколь давно оная построена?» Он объяснил, что спрашивает об этом для того, чтобы выяснить точно границу русских и турецких владений. «С которого места и по которое будет владение земли царского величества, также и по которое место владеть салтанову величеству». Посланники ответили, что «та Сеча, как заведена и построена, тому с двести лет, да у великого государя в подданстве с шестьдесят лет. А стоит она на берегу реки Днепра от московских жилых мест не в ближнем расстоянии, а от Казыкерменя крайней город». В ответ на это Маврокордато рассказал, что «некогда спрашивал его о той Сече великий везирь, где оная обретается? И он-де, Александр, донес ему, везирю, что та Сеча обретается в московских рубежах». В силу этого он и потребовал от посланников, чтобы они определили местоположение Сечи, написав, что она «в московских рубежах». Несмотря на его дальнейшие уверения в безопасности такого выражения, что «противности в том никакой нет и размышлять им о том много не надобно», посланники все-таки заявили, что принять такое выражение им невозможно, а напишут они так, что город Сечь «на берегу реки Днепра, где живут царского величества подданные, запорожские казаки, самый крайней порубежной город». Маврокордато возражал, что «казаков в Сече не надобно поминать, потому что царю вольно держать там казаков или великороссийских ратных людей. А написать бы, что город Сеча, которой на берегу Днепра, в рубежах Московского государства». На вопрос посланников, для чего он принуждает их написать именно это выражение, «что та Сеча в рубежах Московского государства», Маврокордато объяснил, что если Сечь построена вновь на казыкерменских землях, то ее нужно снести, раз эти земли уступаются султану, а если она построена не на казыкерменских землях, то она по-прежнему останется в державе царского величества, поэтому он и «твердит, чтобы написать в московских рубежах». Посланники упорствовали, заявляя, что Сечь построена еще «до первого с турской стороны строения казыкерменского за многие годы» (еще задолго до первого строения Казыкерменя), на что Маврокордато ловко заметил, что раз Сечь построена до прежнего казыкерменского строения и до последней войны, то это и значит, что она находится в рубежах Московского государства, «а не на особном где месте». Кажется, все эти доводы были как нельзя более убедительны, но посланники все же не соглашались; они говорили, что напишут так, как хотели раньше. «И были о том многие споры, — замечает „Статейный список“, — по многих спорех написали, что город Сеча в рубежах Московского государства»[1107].