Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

Все эти аргументы, однако, совершенно не действовали на посланников, и они твердо оставались при своем: без всяких оговорок не давать дачи, ссылаясь вновь на данный им наказ. «О хане написано им имянно, чтоб в мирных договорех написать об нем краткоречием, что не давать, а иного ничего прибавливать к тому отнюдь не велено, потому что за многие неправды крымских ханов и татар не токмо соседьми их именовать и в договорех писать, но и имени их царское величество слышать не хочет!»[1112]

Посланники одержали победу. Заключительные строки статьи 8 вошли в окончательный текст в категорической редакции посланников без всяких смягчающих прибавок: «А понеже государство Московское самовластное и свободное государство есть, дача, которая по се время погодно давана была крымским ханам и крымским татаром, или прошлая или ныне, впредь да не будет должна от его священного царского величества московского даватись, ни от наследников его; но и крымские ханы, и крымцы, и иные татарские народы впредь ни дачи прошением, ни иною какою причиною или прикрытием противное что миру да сотворят, но покой да соблюдут».

Неожиданно большие и продолжительные споры возбудила статья 9 о пленных, не привлекшая к себе внимания на конференциях и не вызывавшая тогда никаких замечаний или возражений с турецкой стороны. Статья говорила об освобождении пленных, взятых в плен а) до заключения настоящего мира, б) похищенных татарами или черкесами после заключения мира. Первого рода пленные освобождаются двумя путями: или посредством размена, или посредством выкупа. Размер выкупа устанавливается по соглашению между выкупающим и хозяином пленника, у которого пленник оказался в неволе. Если соглашение не состоится, вопрос о цене решается свидетельскими показаниями или присягой: «А буде меж странами согласиться невозможно будет, или свидетельствами или клятвами свидетельствованная цена да заплатится». Пленные второго рода, похищенные татарами или черкесами после заключения мира, освобождаются и возвращаются без размена и выкупа. К этому тексту, который он раньше принимал полностью, Маврокордато потребовал двух прибавок. 14 мая в разговоре с присланным к нему переводчиком и подьячим он заявил, что «в полоняничной-де статье приписал он небольшое ж, только то, что которые полоняники побасурманены и веру басурманскую приняли и тех не прельщать», т. е. не прельщать свободой. Эту оговорку о том, чтобы не освобождать пленных, принявших мусульманство, он делал, очевидно, под влиянием происшествий, разыгравшихся в связи с отправкою пленников на русском корабле. Другую оговорку он сделал при свидании с теми же переводчиком и подьячим 29 мая по требованию великого визиря: визирь, по его словам, усмотрел в статье «некоторую одну малую противность», именно: в статье говорится о цене, за которую пленные приобретены в неволю и которая устанавливается свидетельствами или клятвой. Но у татар пленные-невольники не куплены в неволю, а взяты на войне — взяты «кровью, а не ценою», и в этом случае цена не может определяться ни свидетельскими показаниями, ни присягою. Визирь желал, чтоб в этих случаях вопрос об освобождении разрешался вмешательством, тактичным действием и посредничеством местных властей, которые уговорят владельцев пленных и приведут дело к соглашению. «И в том-де ему, везирю, — говорил Маврокордато, — показалось противно то, что у татар полоняники взяты кровью, а не ценой, и в той бы статье приписать так: А буде меж странами согласиться будет невозможно, пленников, которых цена есть денежная, по свидетельству и клятве освидетельствованная да заплатится; а которых, понеже яко во время неприятельства и войны взятых, цена есть не денежная, начальники мест владельщиково соизволение да наводят и умирят и всякой спор в таких свобождениях приличною честию и преусердствованием меж странами да розоймут»[1113].

Лаврецкий и Протопопов заметили, что статья о полоняниках была раньше принята, «договорена и на мере постановлена», и тогда Маврокордато против нее не возражал, а теперь вносит прибавки неизвестно для чего. Прибавка визиря, однако, была принята без всяких возражений, и этот пункт в окончательном тексте изложен в таком виде: «А буде меж странами согласиться невозможно будет, или свидетельствами или клятвами свидетельствованная цена да заплатится, или наипаче от тех, которые во время войны взяты суть, вольно буди со владельцем полонениковым окупом или разменою без принуждения уговор чинить и начальники мест все смирить да потщатся и всякой спор в таких свобождениях приличною честностию и преусердствованием меж странами да розоймут».

Первую поправку Маврокордато должен был защищать, так как посланники выдвинули со своей стороны также поправку: не освобождать из Московского государства пленников, принявших христианство. Маврокордато настойчиво возражал против соответствующей поправки с русской стороны, отстаивая, однако, свою. Он говорил, что подобной поправки нет в Карловицких договорах с цесарем, с Польшей и с Венецией. Он и сам не басурманин, а истинный христианин; если бы какая-нибудь опасность грозила христианству без оговорки с русской стороны, он бы сам о том посланников предостерег. У христиан пленникам-басурманам принуждения к христианской вере не бывает, басурмане-пленники принимают христианскую веру добровольно, и такой человек, приняв добровольно христианскую веру, возвратиться в басурманство не захочет. Наоборот, турки пленников-христиан к басурманской вере принуждают насильно, и поэтому если бы в договоре позволить таких пленников освобождать выкупом или разменом, то «ни единая б душа христианская здесь бы не осталась и со многою радостию, покинув бусурманство, обращалась бы по-прежнему в христианство и таким бы порядком давно бы Константинополь запустошился». Поэтому в статье о пленных и нужна такая «сберегательная речь». За побасурманенными пленниками здесь зорко наблюдают, «зело стерегут и смотрят», в чем Маврокордато ссылался на царьградского и иерусалимского патриархов. Посланникам, наоборот, нечего опасаться за пленных-мусульман, принявших в Московском государстве христианскую веру. Турки об освобождении своих пленных вовсе не заботятся: «Для своих полоняников ни в которое государство не ездят и об них не воспоминают». Татарам, если бы они когда за пленными в Московское государство и приехали, можно отдавать на размен или на выкуп негодных полоняников, а «надобных», хороших и принявших христианскую веру отдавать не для чего, да и татары принявших христианство своих пленных никогда просить не будут, потому что они таких людей ненавидят и ими гнушаются[1114].

Посланники приказывали передать Маврокордато, что им не только досадно, но и печально, что он не хочет принять их прибавки, поддерживая свою, и, таким образом, с султанской стороны оговорка будет, а с русской нет, и равенства сторон не будет. В Московском государстве таких мусульманских полоняников, которые приняли христианскую веру, множество. И с ними, посланниками, здесь есть два человека, бывшие ранее мусульманами и принявшие христианство по своему желанию, — один татарин, а другой калмык. И хотя они из Московского государства по-прежнему в свою отчизну не пойдут и тем веры христианской «не обругают», однако они, посланники, опасаются, как бы из-за таких пленных не произошло между сторонами какого-нибудь недоразумения. Маврокордато решительно заявлял, что посланникам «опасаться в этом деле нечего». Пусть они донесут своему государю на него, Александра, что это он отговорил их вносить свою поправку. Рейз-эфенди, к которому они хотели обратиться по этому делу, скажет им то же. В его оговорке о побасурманенных пленных уступки не будет, «хотя бы Турское государство подлинно вверх ногами поворотилось». Посланники решили уступить, заявляя, что, «хотя им от своей оговорки отказываться и не довелось, однакож, не желая чинить в деле большого продолжения», они ее отменяют[1115]. В окончательный текст статьи 9 внесена была оговорка только о пленниках, принявших мусульманство: «Но понеже полоненики, учинився мусульманами, свободитися никако не могут, презельно стережено будет, чтоб таких никого не прельщали».

Остальные статьи трактата, 10–14, не вызвали никаких споров или поправок при окончательных переговорах. Маврокордато заявил, что «ни в чем против них не спорит, написаны зело добры»[1116]. Так как переговоры о морской торговле на конференциях не привели к положительным результатам для русских и решено было постановление о торговле отложить до приезда в Константинополь великого посла, то статья 10 о торговле ограничивалась только общей высокопарной декларацией, что «торговли дела от плодов мира суть и плодоносие и обилие царств рождают». Но так как посланники не имеют полномочия для постановления о торговых делах, то дело отлагается до прибытия торжественного посольства.

В статье 11 говорится, что споры и ссоры между крымцами и казаками, если бы таковые возникли во время мира, разбираются порубежными губернаторами с тем, чтобы отнюдь из-за таких порубежных ссор не начинать войны.

Статья 12 предоставляла «московского народа мирянам и инокам свободу паломничества во святой град Иерусалим и другие достойные посещения места» с тем, что с них не будет взиматься никаких поборов: дани, гарача или пескеша, а также и денег за проезжую грамоту. Русским духовным лицам, проживающим в Оттоманском государстве, не должно причиняться никаких обид.

Статья 13 гарантирует обычные дипломатические преимущества русскому резиденту при Порте, если когда понадобится назначить такового для устройства и движения необходимых дел: он и его толмачи пользуются такими же правами и привилегиями, какими пользуются резиденты и других дружественных Порте государей; обещается содействие его переписке с его двором. «Для творения и подвижения надобных дел, буде когда надобно будет резиденту царского величества у блистательной Порты пожить, он и толмачи его свободами и привилегиями да почтутся, какими и иных друзей блистательной Порты принципов резиденты почитаны быти обыкли, и во время мира людям его, с письмами туда и сюда переезжающим, проезжая да дастся и честное всякое вспоможение да творится». Вопрос об оставлении в Константинополе по отъезде посланников особого резидента для отправления необходимых дел по крайней мере впредь до прибытия туда Великого посольства был поднят посланниками во время второго разговора их с Маврокордато 2 мая. Впрочем, еще раньше турки спрашивали, не останутся ли посланники по заключении мира в Константинополе до приезда великого посла, отправив царю известие о заключении мира с гонцом; но посланники тогда возразили, что мирный договор они обязаны вручить царю сами. Может быть, этот разговор и навел посланников на мысль об оставлении резидента в Константинополе. В наказе, им данном, о резиденте не говорилось.

2 мая посланники предложили Маврокордато, предварительно сделав оговорку, что действуют от себя, а указа о том не имеют, чтобы, когда мир будет заключен, «поволено было при дворе его, салтанском, жить его царского величества резиденту, потому что и иных государей резиденты здесь при дворе салтанском живут же». Маврокордато отнесся к этому предложению сочувственно, обещал, что султан такому резиденту жить при дворе своем позволит, и сказал, что в мирном договоре напишется об этом особая статья. Он находил пребывание резидента в Константинополе очень удобным для улаживания разных могущих возникнуть порубежных ссор; присылать для малых дел нарочные посольства убыточно для обоих государств: «Салтаново-де величество резидентом царского величества в мирное время жить при дворе своем поволит. И та статья у них в договорех мирных напишется ж. И зело-де то добро, что здесь царского величества резидент будет жить для того, что, когда прилучатся какие порубежные ссоры, и те всякие ссоры могут успокоиваться и отправляться чрез того резидента. А для малых дел присылать нарочное посольство на обе стороны напрасной убыток будет»[1117]. Статья и была действительно написана в виде статьи 13 трактата.