Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны
- Автор: Дональд Фильцер
- Жанр: Историческая проза / Военная проза / История России и СССР / Для старшего школьного возраста 16+
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны"
Выстраивание партийных структур
Трудная задача восстановления еще более осложнялась отсутствием административной и организационной инфраструктуры. Местные советы и партийные организации прекратили свое существование. Небольшие оперативные партийные группы двигались вслед за советскими войсками и оставались на освобожденных территориях, чтобы заново сформировать районные организации[1259]. За время войны численность членов партии выросла, но партийных работников по-прежнему не хватало как в тылу, так и на освобожденных территориях. На момент начала войны – по состоянию на 1 июля 1941 года – насчитывалось 3 814 409 членов партии и кандидатов; к июлю 1943 года число ее членов выросло до 4 373 727 человек. Однако причина дефицита кадров в тылу и на освобожденных территориях заключалась в том, что большинство членов партии находились на фронте. Численность работников краевых (гражданских) партийных организаций упала на 44 %, зато их количество в армии выросло. В 1941 году в армии насчитывалось только 15,7 % всех членов партии; к 1943 году этот показатель вырос до 58,6 %. Партийцы массово уходили на фронт добровольцами: почти 50 % членов гражданских партийных организаций записались в армию. При этом почти все новые члены, вступившие в партию за годы войны, находились на фронте: 82 % принятых в качестве кандидатов и 75 % принятых в качестве полноценных членов. В результате существенно выросла доля женщин среди членов партии в тылу: если в 1941 году они составляли лишь 18 %, то в 1943-м – более 30 %. В целом количество женщин – членов партии выросло почти на 10 %. Несмотря на общий рост численности, партия понесла и серьезные потери: к 1 сентября 1943 года 1 116 000 членов партии были убиты, погибли на фронте или пропали без вести. Партия потеряла как опытных активистов старшего поколения, так и недавно вступившую в нее молодежь, но в целом в результате потерь и притока новых людей ее состав помолодел[1260].
На освобожденных территориях от прежних полноценных парторганизаций остались лишь жалкие подобия: они потеряли 75–85 % своих членов. Пережившие оккупацию либо ушли в подполье, либо бежали к партизанам, либо запятнали себя коллаборационизмом[1261]. Каждую организацию приходилось создавать заново. Пример партийных организаций Краснодарского края, живописного региона на Северном Кавказе, наглядно иллюстрирует понесенный ущерб. Немцы заняли Краснодар в августе 1942 года, а советские войска освободили его в феврале 1943-го. Хотя нацисты находились в городе относительно недолго, времени они не теряли: учредили собственное управление и уничтожили почти 7000 жителей. Из 61 777 членов партии, находившихся в Краснодарском крае до оккупации, через четыре с половиной месяца после освобождения нашлось менее трети. Их численность сократилась в результате разных факторов: большинство эвакуировали, другие ушли к партизанам, были убиты немцами или вступили в Красную армию, когда она вновь заняла город. Партизаны несли особенно крупные потери: 43 % погибли в бою. Из членов партии, оставшихся на оккупированных немцами территориях, почти половину составляли женщины, многие из которых не бежали, так как заботились о больных и пожилых родственниках или были беременны. Немцы потребовали от оставшихся на оккупированной территории членов партии зарегистрироваться в гестапо. Многие либо по собственной воле, либо по принуждению так или иначе работали на немцев. Однако статистика по Краснодару являла весьма неоднозначную картину: члены партии попадали сразу в несколько категорий и покидали регион, приезжали или возвращались в него до, во время и после оккупации. Те, кто вел расследование, пришли к выводу, что из почти 4600 членов партии, не уехавших из Краснодарского края, подавляющее большинство – 93 % – работали на немцев и более 70 % зарегистрировались в полиции или в гестапо, но лишь 22 % среди последних сделали это добровольно. Кроме того, цифры не говорили о том, какую именно работу они выполняли. После расследования большинство людей (77 %) приняли обратно в партию. В личном деле 17 % из них появился выговор; по-видимому, те, кто работал на немцев, выполняли черную работу (были горничными, прачками и т. п.), но не причинили никому вреда. Тех же, кого уличали в активном коллаборационизме, например в том, что они сообщали имена других коммунистов или людей, симпатизировавших советской власти, не только исключали из партии, но и отдавали под суд. Так, одна работница не просто записалась в полицию, но и предоставила гестапо список с именами еще сорока членов партии. Она оказалась в числе 601 человека в регионе, которых исключили из партии, а затем арестовали за службу в немецких административных или карательных органах. Доля исключенных из партии в Краснодарском крае – 23 % – была меньше, чем в Ростове (более 60 %) или на освобожденных территориях в целом (40 %)[1262].
В каждой освобожденной области партия начинала расследование в отношении своих членов, живших в оккупации. Проверки начались 17 января 1942 года, когда вышло постановление, предписывавшее повторную регистрацию всех членов партии, обнаруженных на освобожденных территориях[1263]. Процесс шел медленно, и число членов партии, ожидающих проверки и повторного принятия в ее ряды, росло по мере того, как Красная армия освобождала новые территории. Предполагалось, что члены партии, оставшиеся на оккупированной территории, должны вести активную борьбу с фашистами, либо участвуя в партизанском движении, либо ведя подпольную работу[1264]. К сентябрю 1943 года райкомы и горкомы партии в восемнадцати областях рассмотрели дела 36 861 человека из 56 133 членов партии, остававшихся в оккупации. 40 % тех, чьи дела успели рассмотреть, исключили. Эта группа, оказавшаяся весьма многочисленной, приспособилась к жизни при немцах либо в той или иной мере сотрудничала с ними[1265]. Но чтобы изгнать человека из партии, требовалось рассмотреть его дело на нескольких уровнях. Когда райкомы и горкомы выносили свой вердикт, они передавали дело в обком. В обкомах же ощущалась крайняя нехватка сотрудников, что послужило одновременно и причиной, и следствием задержек при повторном принятии в партию.
В Украине в оккупации оставалось более 66 000 членов партии. После освобождения партработники, вернувшиеся для восстановления партийных организаций, так отчаянно нуждались в помощи, что позволили некоторым из тех, кто жил в оккупации и работал на немцев, сохранить руководящие позиции. Осенью 1944 года у партии на территории Украины оставалось еще 16 521 нерассмотренная заявка на повторное вступление, но лишь малая их доля прошла все стадии, необходимые для повторного принятия члена партии в ее ряды. Стороннее исследование показало, что, несмотря на медленный процесс рассмотрения, горкомы и райкомы действовали слишком поспешно и принимали обратно людей, виновных в коллаборационизме[1266]. На локальном уровне решение принимали быстро, а затем дело «застревало» на каком-то из следующих этапов.
В Краснодаре партийные работники придумали для желающих вновь вступить в партию пространную анкету, насчитывавшую около пятидесяти вопросов[1267]. Вопросы – частично стандартные для всех предшествующих партийных анкет, частично нацеленные на уяснение роли человека в период оккупации – делились на несколько категорий. Первая категория, знакомая всем членам партии, требовала предоставить основные сведения о своей биографии: имя, возраст, место рождения, номер партийного билета, год вступления в партию, членство в других партиях до или после революции, служба в царской армии и чин, участие в оппозиционной деятельности, наличие родственников за границей или в ссылке внутри страны, путешествия за рубеж, судимости, владение недвижимым имуществом до революции. Многие из перечисленных пунктов, расставлявшие ловушку для членов партии в конце 1930‐х годов, в эпоху Большого террора, были неприменимы к молодым людям, достигшим совершеннолетия уже после революции или яростных оппозиционных дебатов 1920‐х годов.
Вторая группа вопросов была тщательно продумана с тем, чтобы выяснить наличие контактов с немцами или получение от них привилегий. Почему вы остались на оккупированной территории? Жили ли у вас оккупанты? Чтобы выявить всех членов партии, перебравшихся в жилища тех, кто пал жертвой немцев, составители анкеты включили в нее требование указать все адреса, по которым человек проживал в годы войны, и причину переезда. Присутствовали и вопросы, касающиеся способа выжить: на что вы жили и где работали во время оккупации? Регистрировались ли вы для работы или как член партии? Работали ли вы при немцах, добровольно или принудительно? Где, в каком качестве? Где вы работаете сейчас? Всем приходилось зарабатывать на жизнь, и ответы сразу же показывали, пытался ли человек приспособить или сотрудничал с нацистами.
Были и вопросы, направленные на установление связей с товарищами, родными и друзьями: жили ли вы с родственниками? Если да, чем они занимались во время оккупации? Где они живут и работают сейчас? Получили ли вы или ваши родственники в собственность имущество или предприятия в период оккупации? Попал ли кто-либо из ваших родных, находившихся в Красной армии, в плен к немцам? Есть ли у вас родственники в концлагерях?
Третья категория касалась военной службы. Некоторым членам партии, служившим в Красной армии, удалось выйти из окружения, после чего они ушли в деревню, где работали в крестьянских хозяйствах, или стали лесными бандитами. Других принудительно использовали для работы на германскую армию. Немногочисленная группа избежала попадания в немецкие лагеря для военнопленных, вызвавшись сражаться против Красной армии. Спрашивали: служили ли вы в Красной армии? Почему вас освободили от военной службы? Служили ли вы в каких-либо военных отрядах, мобилизованных против советской власти? Была ли эта служба добровольной или принудительной? Состояли ли вы в партизанском отряде? Если да, почему ушли из него?
Четвертая категория вопросов призвана была установить, предоставлял ли человек когда-либо информацию, причинявшую вред другим: арестовывали ли вас немцы? Какие вопросы они вам задавали? Что вы отвечали? На каких условиях вас отпустили? Применяли ли к вам какие-либо карательные меры (избиения, обыски, лишение имущества или жилья, принудительный труд в Германии или на оккупированных территориях)? Привлекали ли вас когда-либо в качестве свидетеля или для очной ставки с человеком, пойманным полицией или гестапо? Какова была судьба обвиняемого? Члены партии, выжившие после ареста всей группы, особенно если их товарищи были казнены, сразу же навлекали на себя подозрение[1268].
Последняя категория вопросов относилась к сопротивлению, которым, как предполагалось, должны были заниматься члены партии. Пытались ли вы покинуть оккупированную территорию? С кем еще из членов партии вы встречались в оккупации и с какой целью? Участвовали ли вы в подрывной деятельности, саботаже, убийствах, помощи партизанам или борьбе с немецкой пропагандой? Все ответы проверяли, сличая со сведениями, полученными от других. Анкета напоминала искусно сплетенную сеть: члены партии не могли пройти ее, утаив характер своей деятельности. Последний вопрос, поднимавшийся над мелкими подробностями жилья, заработка и связей с другими, заставлял отвечающих отчитываться не только перед парткомом, но и перед потомками: что вы сделали, чтобы оккупанты в тылу оказались в невыносимых условиях?