Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны

Глава 8 Здравоохранение

Теперь я поняла, какую я сделала ошибку, что поехала в этот ад. Здесь сильный голод и в день выносят из завода по 18–19 гробов. Здесь бывают сильные ветры и холода, я хожу в рваных чулках, ноги всегда мокрые, а ходить далеко – через весь город. Мария Печенеговская, комсомолка, мобилизованная на металлургический завод в Златоусте[989]

Война обернулась затянувшимся ростом уровня смертности среди гражданского населения СССР. Скопление миллионов беженцев и эвакуированных на переполненных железнодорожных станциях и в битком набитых вагонах без всяких удобств, чистой воды и медицинской помощи создавало опасные условия для вспышек и распространения эпидемий. Повсеместный голод и недостаток питания страшно подорвали здоровье людей всех возрастов. На оборонном производстве рабочие контактировали с новыми, ядовитыми веществами, а соседство разных предприятий в одном плохо оснащенном здании ставило безопасность рабочих под серьезную угрозу. Война потребовала от системы здравоохранения беспрецедентных усилий, поставив перед ней чрезвычайно сложные задачи: контроль над распространением эпидемий, противостояние детской смертности и алиментарной дистрофии, поддержание здоровья рабочих на предприятиях. Вместе с тем органы здравоохранения и медицинский персонал были лишены почти всего, что требовалось для постановки диагноза и лечения больных, раненых и умирающих от голода. Потребности обыкновенных людей в тылу были подчинены нуждам солдат, сражающихся на фронте.

Врачи, медсестры и работники системы здравоохранения столкнулись с угрозой огромного масштаба, какой здоровье людей не подвергалось со времен Гражданской войны 1918–1920 годов. Бо́льшую часть медиков вскоре призвали в армию, оставив в тылу лишь «костяк» для противостояния все более тяжелому положению. Елена Скрябина, в начале 1942 года эвакуировавшаяся из Ленинграда с двумя детьми и пожилой матерью, рассказывала, что весь их маршрут был усеян грязью и человеческими экскрементами:

На станциях и железнодорожных путях особенно грязно. Теплушки с эвакуированными едут одна за другой; разумеется, уборных в таких поездах нет, и все происходит в дороге между вагонами, а убирать некому[990].

Однако, в отличие от Первой мировой и Гражданской войн, когда в России бушевали эпидемии холеры, брюшного и сыпного тифа, шедшие по следам беженцев, работникам системы здравоохранения удалось сдержать самые страшные вспышки заболеваний, переносимых вшами или передающихся через воду[991]. Несмотря на нехватку персонала, медицинские учреждения и медики изо всех сил старались обеспечить хотя бы базовую дезинфекцию, которая для миллионов была вопросом жизни и смерти.

Хуже всего переносили эвакуацию маленькие дети. Убивала их в первую очередь эпидемия кори, распространявшаяся с запада на восток вдоль железных дорог, по которым пролегали маршруты эвакуации[992]. Еще больше детей умерло от голода, диареи и воспаления легких, начавшегося в пути или вскоре после прибытия в пункт назначения. Вот как Мэри Ледер, молодая американская коммунистка, эвакуированная из Москвы в Энгельс, рассказывала о гибели своей грудной дочери:

Случилась беда. В конце января она заболела воспалением легких. Ее забрали в больницу, я сидела с ней день и ночь, и она начала было поправляться. Но 12 февраля ей стало трудно дышать. Я разглядела симптомы крупа… С ребенком на руках я пешком ходила по больницам… Места не было – все больницы были переполнены ранеными. В конце концов под вечер нас все-таки приняли в одном госпитале, и врач сделал необходимый надрез. Но было уже поздно. Через четыре дня, 16 февраля, моя дочь перестала дышать. Ей было семь месяцев и пятнадцать дней. В свидетельстве о смерти указано, что она умерла от дифтерийного крупа. Но она такая же жертва войны, как любой павший на поле боя[993].

Вопреки серьезным опасениям и невзирая на крайнюю тесноту, несоблюдение правил гигиены и антисанитарные условия, окончание эвакуации не сопровождалось новыми эпидемиями. Санитарным врачам, работавшим в Государственной санитарной инспекции, и другим представителям системы здравоохранения удалось добиться строгого контроля – они извлекли уроки из опыта эвакуации и переселения. Но как раз когда смертность, связанная с массовыми перемещениями населения с запада на восток, начала снижаться, подступила новая опасность – голод и недоедание. Смертность от голода начала расти еще в 1942 году, но в 1943 и 1944 годах истощение и туберкулез – болезнь, крайне чувствительная к недостатку питания, – стали главными причинами смертности среди взрослого населения. Более того, на каждого, прямой или косвенной причиной чьей смерти стал голод, приходилось множество людей с серьезными недугами, пусть они и остались в живых. Дистрофия и голод обостряли хронические заболевания, такие как туберкулез или болезни сердца. Смертность среди взрослых, особенно среди мужчин в городах, резко возросла. В 1942 году Советский Союз контролировал гораздо меньшую территорию со значительно сократившимся населением по сравнению с 1940 годом, однако смертность среди мужчин в возрасте от двадцати до сорока девяти лет превышала средние показатели смертности по стране почти на треть, а в городах – на 76 %[994]. В последние годы войны здоровью советских граждан угрожали прежде всего не эпидемии, а голод и недоедание.

Голод и болезни не единственные опасности, с которыми сталкивалось население. Условия работы, особенно в оборонной промышленности, на добыче угля и в других ключевых для фронта отраслях, заметно ухудшились. Заболеваемость среди рабочих подскочила до таких показателей, что они в значительной мере сводили на нет рост производительности, которого предполагалось добиться за счет продления рабочего дня на время войны. Из-за переутомления и долгого рабочего дня участились несчастные случаи на производстве. Токсичные химикаты, с которыми приходилось иметь дело рабочим, таили в себе тем большую опасность, что не было ни защитной спецодежды, ни бань, ни нормальных санитарных условий. Нехватка ограждений, защитных очков и другого оборудования, необходимого для соблюдения техники безопасности, привела к росту количества производственных травм.

Причины кризиса системы здравоохранения в годы войны уходят корнями глубоко в историю. После революции Советский Союз предпринял важные шаги по улучшению здоровья граждан. Значительное расширение штата врачей, медсестер, санитаров и акушерок, просветительские кампании по вопросам здоровья и программы массовой вакцинации способствовали значительному снижению уровня смертности. Но, несмотря на достижения, система здравоохранения по-прежнему находилась в плачевном состоянии. Стремительному росту городского населения в 1930‐е годы не сопутствовали необходимые меры по улучшению инфраструктуры (обеспечению приемлемых жилищных условий, водоснабжения в домах, канализации по всему городу), поэтому люди оставались крайне уязвимыми для эпидемий, болезней, передающихся через воду и переносимых вшами, и для таких чрезвычайно заразных и часто смертельных заболеваний, как туберкулез и дизентерия. Неравномерное распределение медицинских ресурсов только усугубляло эти проблемы. Сорок процентов всех врачей находились в Москве, Ленинграде и крупных украинских городах, а крестьянам в деревнях по-прежнему было гораздо труднее получить медицинскую помощь. В одной Москве было столько врачей, сколько в Поволжье, на Урале и в Западной Сибири, вместе взятых. В сельской местности на 10 000 человек приходилось полтора врача. Деревенские жители довольствовались помощью санитаров, медсестер и акушерок[995]. Несмотря на кампании, направленные на просвещение населения в вопросах здоровья, как городские, так и сельские жители мало что знали о гигиене, микробах и продовольственной безопасности. Отсутствие безопасных условий для жизни и доступа к медицинской помощи приводило к высокому уровню заболеваемости и смертности в стране. Почти по всем критериям благополучия общества – младенческой и детской смертности, количеству смертей от туберкулеза, кори, пневмонии и других заболеваний – показатели СССР накануне войны были значительно хуже, чем показатели США, Англии и Уэльса, а также стран Западной Европы, где совершенствование системы здравоохранения началось сорока, а то и восьмьюдесятью годами ранее[996].

Государство, будучи не в состоянии полностью или хотя бы частично устранить причину высокого уровня заболеваемости, прибегало к базовым мерам по охране здоровья: быстрому выявлению и изоляции заболевших, отслеживанию контактов и карантину, дезинфекции очевидно и потенциально опасных с точки зрения заражения мест. Подобные меры обходились гораздо дешевле, чем улучшение санитарных и жилищных условий, зато отличались чрезвычайной трудозатратностью и требовали четко налаженной системы диагностики, оповещения и реакции, что не всегда можно было гарантировать. В начале войны на эту систему легла непомерная нагрузка, но впоследствии она функционировала достаточно эффективно.

К началу войны здоровье населения уже было подорвано, люди были измучены потрясениями и ослаблены дефицитом продуктов и спадом потребления в 1939–1940 годах, что привело к резкому росту смертности[997]. Но именно в тот момент, когда риск, которому подвергались люди, увеличился, система здравоохранения сжалась. Врачей призвали в армию, больницы и поликлиники в прифронтовой полосе и в тылу отдали под военные нужды, а важнейший медицинский инвентарь – от бинтов и антисептических средств до рентгеновской пленки – отправили в армию. Чтобы сохранить ресурсы, медицинские учреждения свернули значительную часть системы, направленной на диагностику, сдерживание и лечение двух самых пагубных для страны заболеваний – туберкулеза и малярии. Во многих городах и селах санитары взяли на себя обязанности врачей, включая те, что требуют высшего образования. Подавляющее большинство – более половины к 1945 году – врачей, оставшихся лечить гражданское население, оказались недавними выпускниками мединститутов практически без опыта[998]. Возник конфликт между потребностями фронта и гражданского населения, в особенности рабочих, чьи усилия играли важнейшую роль для обороны. Работники системы здравоохранения, столкнувшиеся с недостатком медицинской инфраструктуры, лекарств и персонала, не могли принять необходимые меры, даже зная, что принять их надо.