Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны

Воровство

При явной краже, в отличие от менее однозначной практики перераспределения, продукты или товары, предназначенные для других, употребляли в личных целях или ради собственной выгоды. Анатолий Волин, прокурор РСФСР, заметил, что крали главным образом люди, имевшие доступ к продовольственным или товарным запасам. Волин, рассматривавший в числе других преступлений те, что связаны с продовольствием, собрал материалы, показывавшие, что мелкое воровство, как и крупные хищения, процветали в горторготделах, ОРСах, сельских потребительских кооперативах, столовых, контрольных и карточных бюро, на пищевых комбинатах, предприятиях, выпускавших товары широкого потребления, транспортных узлах и складах[543]. Работники торготделов, признанные виновными в краже, накопили в общей сложности 167 миллионов рублей за 1942 год, 212 миллионов – за 1943‐й, 560 миллионов – за 1945-й. В некоторых республиках, включая Дагестан, Татарию и Мордовию, украли значительную часть продуктов и товаров, предназначенных для рабочих и городского населения[544]. В тайном докладе А. Н. Косыгину, председателю Совета народных комиссаров РСФСР, Волин представил данные, подтверждавшие распространенную среди рабочих точку зрения, что воровство, незаконное перераспределение и преступное самоснабжение царят повсюду. В ходе многочисленных расследований у Волина сложилось нелестное представление о руководителях предприятий: по его словам, они вели себя так, будто они хозяева вверенных им запасов, и разбазаривали их по собственному усмотрению[545].

Чтобы замаскировать незаконные утечки запасов, чиновники прибегали к разного рода уловкам. В Ивановской области группа сельских бюрократов организовала нелегальный склад, где хранила краденую водку, соль и хлебобулочные изделия, чтобы перепродавать их другим чиновникам по низким государственным ценам. Не запрашивая за продукты цену, за которую они продавались на рынке, чиновники отказывались от крупной прибыли, зато использовали запасы для поддержания выгодных отношений покровительства. При помощи двух жульнических потребительских кооперативов они присвоили около 80 % запасов, принадлежавших местному населению, оставив сельские магазины и сельчан ни с чем. Аналогичные схемы процветали и в других областях[546]. В Тульской области работники торготдела создали хранилище, где продавали тонны разворованных продуктов. Согласно квитанции, продукты были якобы направлены в двадцать три сельских потребительских кооператива, ни один из которых на самом деле не получил ни грамма[547]. Чиновники из торготделов, занимавшиеся хищениями, скрывали пропажу запасов, подделывая счета за вымышленные поставки, изобретая несуществующих получателей и преувеличивая число якобы розданных ими талонов. В Саратовской области милиция разоблачила махинации с участием самого торгового инспектора. Сговорившись с двумя руководителями ОРСов нефтеперегонных заводов, группа чиновников изобретала несуществующие категории получателей и воровала дополнительные продукты, выделенные столовым для рабочих[548].

Впрочем, ворующие сотрудники горторготделов и ОРСов отвечали лишь за убытки в самых последних звеньях продовольственной цепочки. В реальности продукты испарялись на каждом этапе по пути от производства к распределению. Тонны мяса, рыбы, сахара и растительного масла исчезли с железнодорожной станции в Новосибирске, так и не дойдя до горторготделов и ОРСов. Поэтому жителям Новосибирска и области систематически выдавали меньше продуктов, чем им полагалось по карточкам. Инспектор, в конце 1944 года проводивший проверки на железной дороге в Томске, отметил, что там существовала практика раздавать чиновникам так называемые подарки. Съедобные «подарки» должны были ускорить процесс обслуживания, ремонта, погрузки и разгрузки. Лучшие подарки, по словам инспектора, в основном распределяли по спискам. Торговая администрация железной дороги использовала продукты, чтобы подкупить чиновников или стимулировать рабочих выполнять поставленные задачи[549]. Еда пропадала с пищевых комбинатов и складов. Заведующие соляными складами, молочными и мясными комбинатами, амбарами, мельницами, хлебозаводами и товарными складами нередко занимались воровством и незаконным распределением. В Курской области экспедитор, сотрудник соляного треста (Главсоль), каждый месяц систематически разворовывал тонны соли и раздавал ее родственникам для продажи на рынке. При обыске в его квартире обнаружили 45 000 рублей[550]. В Молотове группу чиновников, ведавших производством и распределением мяса, сливок, молока и яиц, в 1944 году обвинили в хищениях, которыми они занимались много лет[551].

Иногда руководители передавали отходы пищевого производства работникам, что усложняло определение кражи. Дарья Марковна Рахлина, вместе с сестрой эвакуированная в Курск из Пензы, вспоминала, что сестра, работавшая в конторе Заготскот, получала с мясокомбината «в неограниченном количестве головы, ноги, печень, легкое, сердце», и каждый день они варили большую кастрюлю мяса. Некоторые торговали полученными потрохами на рынке. Рахлина писала:

Более опытные и рассудительные работники, получающие в большом количестве «сбои», излишки продавали и за эти деньги покупали молоко, сметану, хлеб. Шла война. Я с Павой, как бывшие комсомолки и патриоты, не считали себя вправе продавать по спекулятивной цене мясо, чтоб покупать детям нужные продукты, и бесплатно раздавали соседям и знакомым все излишки, а дети голодали. До чего мы были наивны! Привыкшие к мирной честной жизни, мы не могли пойти против своей совести[552].

Хлеб, составлявший основу карточной системы, должны были взвешивать на каждом этапе производства – от молотьбы до помола и выпекания, и тем не менее пропадали зерно, мешки с мукой, буханки и нарезанные куски. Продавцы, обвешивавшие покупателей в булочных, были лишь последним звеном в этой цепи[553]. В Молотовской области заведующий амбаром и его заместитель сговорились с двумя возчиками, укравшими более 1300 килограммов зерна при транспортировке с одного склада на другой, а затем перепродавшими его на рынке по завышенным ценам[554]. В Горьковской области чиновники украли 45 тонн муки и зерна, когда из‐за нехватки топлива и муки хлебозаводы закрывались и люди сидели без хлеба. Крупные хищения происходили также в Челябинске и Улан-Удэ. Когда группу из двадцати одного чиновника в Чистополе признали виновной в систематических хищениях, в результате которых со склада в 1944 году пропало 13 665 килограммов зерна, двоих главарей приговорили к смерти при полном одобрении множества голодных людей, видевших в краже продовольствия косвенную форму убийства[555].

Хищения имели место и в больницах, детских домах, школах. Врачи и бухгалтер психиатрической больницы в Ульяновске, а также руководители прикрепленных к ней подсобных хозяйств составляли фиктивные списки пациентов, прятали лишние продукты на складе, а потом продавали. Руководители других больниц не вычеркивали из списков на получение карточек «мертвые души», чтобы увеличить количество пациентов, которым полагалось питание. Был и трагический случай «воровства», когда истощенные врачи и обслуживающий персонал ленинградской больницы № 4 вписали свои имена в список больных, чтобы выжить и продолжать лечить пациентов. Работники центров по сбору грудного молока и донорской крови тоже составляли поддельные списки доноров и растаскивали предназначенные для них продукты. Чиновники, работавшие в фармацевтической отрасли, воровали продукты, употребляемые для изготовления лекарств, в том числе растительное масло, свиной жир, витамины и сахар. В 1943 году военный трибунал приговорил директора Росмедснабторга и других чиновников к шести годам тюрьмы за «самоснабжение» и кражу больничных продуктов и лекарств[556].

Некоторые работники местных партийных организаций и советов систематически брали взятки. Торговые инспекторы в Ульяновске обнаружили, что руководители местного райкома партии и горсовета не только не принимали меры, чтобы положить конец незаконному распространению товаров, но и сами нелегально получали большое количество продуктов[557]. Коррупция процветала и в НКВД – ведомстве, отвечающем за расследование хищений продовольствия. В 1944 году руководитель государственной торговой инспекции при Наркомторге СССР написал Завенягину, заместителю наркома внутренних дел, о проверке в строительных лагерях Дальстроя на Дальнем Востоке. Торговые инспекторы обнаружили, что сотрудники НКВД беззастенчиво обворовывали голодающих заключенных, продавали «избранным» чиновникам по «спискам» и «ордерам» товары широкого потребления и тонны продуктов по низким государственным ценам[558]. Партработники тоже обворовывали колымский пересыльный лагерь, связанный с Дальстроем. На обширном тайном складе продуктов и товаров, предназначавшихся истощенным, замерзающим заключенным, нашли более 8500 килограммов мяса, 1600 килограммов хлеба, валенки, теплую одежду, деревянные башмаки и телогрейки[559].

Кражи наиболее распространенного и простого типа происходили в столовых. Нарком торговли Любимов указывал на массовые нарушения правил торговли, обвешивание покупателей и завышение цен уже в июне 1942 года[560]. В одной заводской столовой в Омске повара воровали в больших количествах муку, рис и сливочное масло из «остатков». Рабочим доставались порции, весившие значительно меньше установленной нормы: например, котлеты с заявленной массой 110 граммов весили всего 75 граммов[561]. В столовых рабочих нередко обвешивали и при выдаче хлеба. Проверка на танковом заводе № 200 в Челябинске показала, что куски, которые должны были весить 400 граммов, весили всего 300 граммов. Порции рыбы весили 30 граммов вместо 45 граммов. С течением времени обвешивание приводило к серьезным убыткам: за три зимних месяца 1941–1942 года с авиационного завода № 19 в Молотове пропало более трех тонна хлеба – по-видимому, из‐за воровства тех, кто его нарезал[562]. Весовщики незаметно подкладывали на весы под продукты несколько копеечных монет, чтобы убедить покупателей, что они получили столько, сколько должны были[563]. Повсеместная нехватка измерительных приборов была на руку тем, кто обвешивал. Когда у нарезчиков хлеба не оказывалось подходящих гирь для весов, они часто пользовались копеечными монетами. Во многих столовых порции отмеряли практически на глаз[564]. Когда инспекторы в Приморском крае проверили весы в 215 магазинах и заводских столовых, они обнаружили, что более трети покупателей стали жертвами обвешивания и недодачи продуктов[565].

Карточную систему, несмотря на сложную процедуру распределения, составления списков и получения талонов, тоже легко было обойти[566]. Руководительница ОРСа на заводе № 299 в Кургане крала товары, подделывала документы на выдачу продуктов несуществующим группам сотрудников и даже обманывала счетовода из контрольного бюро. При обыске в ее квартире нашли вороха талонов на сотни килограммов мяса, жиров, сахара, зерна и водки и почти три тысячи продовольственных карточек[567]. Людей ловили на том, что они подделывали хлебные карточки и ордера на получение продуктов или повторно использовали уже погашенные или просроченные талоны[568]. В Молотовской области группа из шестнадцати человек – заведующих магазинами, столовыми, буфетами и даже руководителей рабочих проверочных комиссий – украла почти 3700 килограммов хлеба из запасов, предназначенных для рабочих и городского населения: они сговорились повторно использовать карточки и давали возможность своим протеже получать вдвое больше[569]. Повторно используя талоны, которые следовало погасить или сдать, люди многократно получали продукты, сокращая таким образом количество, достающееся остальным. Чиновники вступали в сговор с продавцами, платя им продуктами или деньгами, чтобы они закрывали глаза на махинации с талонами. Другие воровали продукты, подделывая ордера. В 1943 году чиновники в Ивановской области украли бланки, выписали фальшивые ордера на продукты, которые затем продали на рынке. В Новосибирской области воры в 1943 году украли 13 700 карточек и перепродали их. Кража продовольственных карточек приводила даже к убийству. На иркутском заводе № 38 мастер цеха вломился в квартиру к секретарю парткома, чтобы украсть ключ от заводского сейфа. Он убил секретаря, забрал ключ и унес почти тысячу продовольственных карточек, предназначенных для рабочих[570].