Том 3. Русская поэзия

Михаил Гаспаров
100
10
(1 голос)
0 0

Аннотация: Первое посмертное собрание сочинений М. Л. Гаспарова (в шести томах) ставит своей задачей по возможности полно передать многогранность его научных интересов и представить основные направления его деятельности. Во всех работах Гаспарова присутствуют строгость, воспитанная традицией классической филологии, точность, необходимая для стиховеда, и смелость обращения к самым разным направлениям науки.

Книга добавлена:
25-03-2023, 08:47
0
608
273
Том 3. Русская поэзия
Содержание

Читать книгу "Том 3. Русская поэзия"



От второй редакции к третьей

Недоработанными остались, таким образом, два места: во-первых, <II> строфа, в которой начинается «ученичество вселенной», и, во-вторых, <VI> строфа, в которой это ученичество осмысляется как антитеза ночи и дня. Оба места, таким образом, вплотную связаны с тем переосмыслением понятия «ученичества», которое происходит на полпути работы над стихотворением.

Теперь работа переносится с правленого беловика на светлой бумаге на листки черновиков на желтоватой бумаге (л. 7–10), на серой бумаге (л. 11) и на обороте отброшенного начала беловика (л. 2). Здесь дорабатывается <II> строфа и сочиняются новые строфы, <IV> и <V>, которые займут место перед <VI> строфой.

Строфа <II> последовательно набрасывается на л. 2 об., 11 и 8. Л. 2 об.:

2.

<II> 9а Мы стоя спим в густой ночи
10д Под теплой шапкою овечьей
11д Студеный в крепь родник журчит
12б Холодной и раздельной речью
13в Виясь по сланцевой доске
14в Овечьей теплой и молочной
15в Кремневых гор водить [созвать] Ликей
16 Учеников воды проточной

Правка:

11е Обратно в крепь родник журчит
13 г Тебе ль на сланцевой доске
14 г Ручья и молний брат молочный
15 Кремневых гор созвать Ликей
16 Учеников воды проточной

Этот исходный вариант замечателен тем, что из него исчезает Державин: если культура должна не учить природу, а учиться у природы, то творческое усилие должно состоять в том, чтобы не выделиться из природы, а раствориться в ней. Вместо Державина героем оказывается родник, текущий «в крепь, обратно в крепь», от «овечьей<,> теплой и молочной» предкультуры — к истокам природного творчества: этот путь и запечатлевается теперь «холодной и раздельной» речью на грифельной доске. Этот родник, текущий к истокам, — не что иное, как «река времен», обратившаяся вспять: из разрушительной она становится творческой, идея державинского восьмистишия вывернута наизнанку. Это еще не окончательный вариант: первая же правка возвращает в стихотворение образ Державина (вместо «последыша» грифельной молнии он теперь назван «братом молочным» ручья и настоящих молний). После этого варианты долго будут колебаться между «державинским» и «бездержавинским» образами, пока наконец не восторжествует второй.

Первое четверостишие строфы больше почти не изменяется; переделывается только одна строка (л. 11):

12в Цепочкой пеночкой и речью

«Речь» здесь, конечно, ассоциируется с «рекой»; а «цепочка» и «пеночка» пришли из заглавий державинских стихотворений (в «пеночке» присутствуют, кроме того, звуковые связи и с «пеньем», и с «божественной пеной», из которой родилась красота, как из музыки — слово). Ручей замещает Державина даже как автор державинских стихов[261].

Второе четверостишие, наоборот, претерпевает целый ряд метаморфоз — главным образом, на л. 11. Исходный вариант здесь «державинский», он переписан с правки на л. 2 об., с заменой только одного слова:

13д Тебе ль на грифельной доске

Но в дальнейшей правке державинский образ исчезает на глазах:

13е Зачем на грифельной доске
14д Ручьев и молний грифель хочет
13ж На виноградном [молоке]
14д Ручьев и молний грифель хочет
13з [И виноградным молоком]
14е На мягкой грифельной дощечке
15 г [Запутанных <?>]
16а Читай кремневых гор осечки

Рядом с этим наброском сделана попытка восстановить Державина:

13и И спит овчарок патриарх
14ж В молочной виноградной речке
13к И трех овчарок патриарх
14з Стоит на виноградной речке
13л Спит <трех овчарок патриарх>

Но затем его опять вытесняют геологические образы:

13к <И трех овчарок патриарх>
14е На мягкой грифельной дощечке
15д Завидит <?> сдвиг и гонит <?> страх
16а Читай<:> кремневых гор осечки
13л И на слоеных берегах
14и Холодной виноградной речки
15е Записан сдвиг, [за]писан страх
16а Читай: кремневых гор осечки
13 м Еще недавно: <в> берегах
13н Земля сбегается в слезах
14к Отвсюду к виноградной речке
15ж Ей нужен стык ей нужен страх
16а [Читай] кремневых гор осечки

Л. 8:

15з И всюду сдвиг и всюду страх
и Ступенька сдвиг ступенька страх

В последнем из промежуточных вариантов (между второй и третьей редакциями, А и С) наконец образ Державина открыто отвергается во имя новых, «геологических» концепций происхождения поэзии (л. 8):

13о И не запишет патриарх
14л На мягкой сланцевой дощечке
15к Ни этот сдвиг, ни этот страх
16а Читай: кремневых гор осечки.

Мы видим, как постепенно меняется в этой <II> строфе центральная картина «ученичества». Сперва еще господствует первоначальный образ «Ликея кремневых гор» вокруг поучающего грифеля. Спутниками грифеля оказываются поначалу «ручьи и молнии» (ручей — тот самый, который возвращается к истокам «в крепь», молнии — от образа молнии молочной из вариантов 14а — в). Потом они вытесняются виноградно-молочными образами того мира, где культурное беспамятство смыкается с природным беспамятством; даже Державин здесь стилизуется под овечьего патриарха. Наконец, вслед за грифелем, знаком культуры, исчезают и молочные и овечьи образы, знаки докультурности; в центре картины остается виноградная речка, и вокруг — сбегающиеся горы. Виноградная речка — это двойник ручья, журчащего «в крепь», антитеза разрушительной «реки времен». Горы же изображены в состоянии изменения, потрясения, смещения: ключевые слова — «стык», «сдвиг», «осечки». Это и есть ученичество кремневых гор у воды проточной. Оно непривычно, отсюда «страх» и «земля <…> в слезах».

Такова работа над <II> строфой, произведенная в промежутке между редакциями второй и третьей (А и С): переосмысление образа «ученичества вселенной». Одновременно происходит сочинение <IV> и <V> строф — разработка темы дня и ночи. Это делается на л. 7, 9, 10, 10 об. и 11.

Строфа <V> — это торжество дня, непосредственно продолжающее горно-виноградный пейзаж, устоявшийся в строфе <III>. Строфа <IV> — это отречение от дня, непосредственно вводящее картину ночной грифельной грозы в строфе <VI>. В первоначальном наброске эти строфы составляли одно целое (л. 7):

3

<V–IV> 33 Зрел виноград
34 День бушевал, как он бушует
35 И вот калачиком лежат
36 Овчарок свернутые шубы
25 Как мертвый шершень возле сот
26 День пестрый выметен с позором
27 И ночь коршунница несет
28 Ключи кремней и грифель кормит

Виноград здесь — от виноградников строфы <III>. Овчарки — от державинского образа в проходном варианте ст. 13и, к. «День пестрый» — от «пестрого полотенца» в варианте ст. 64б — г. «Ночь-коршунница», кормящая грифель, — от «голодных грифелей кормленья / птенца голодного кормленья» в вариантах 46а, б, хотя там носителем действия была еще не «ночь», а «память». «Ключи кремней» — то есть только ночь делает возможным преображение горных пород, сдвиги и осечки, «ученичество вселенной». Из всей строфы целиком новым является лишь образ шершня возле сот; может быть, эта пчелиная образность подсказана той же горно-сельской картиной строфы <III>.

Первоначальный набросок быстро разваливается на две строфы: каждое четверостишие обрастает своим продолжением. В первую очередь это происходит со второй половиной строфы. Заметим, что над новой строфою на л. 7 стоял номер «3»: видимо, это значило, что строфа <III> («Нагорный колокольный сад <…>») отменяется и заменяется новой. При следующей переписке, на л. 11, за строфой под номером «2» («Мы стоя спим в густой ночи <…>») следует под номером «3» второе полустишие нашей строфы: «Как мертвый шершень возле сот <…>» — здесь оно переписано без всяких изменений и правок. Дальнейшая работа над ним перемещается на л. 9, где оно опять-таки не подвергается никакой правке, однако дополняется строчками, заимствованными из строфы <VI>, и над ними-то продолжается работа:

[5] 3

<IV> 25 Как мертвый шершень возле сот
26 День пестрый выметен с позором
27 И ночь коршунница несет
28 Ключи кремней и грифель кормит
45б=29 И к<ак> стряхнуть, как сбыть с руки
46в=30 кормленье
47б=31 И [крохоборствуя] с доски
48в=32 Стереть дневные впечатленья

Правка:

30a Ключи и гриф<еля> кормленье
б Ночное грифеля кормленье
29a Иконоборствуя стереть
29б Необходимо прекратить
30в Голодных образов кормленье
31a С иконоборческой доски
32 Стереть дневные впечатленья
29в Не крохоборствуй прекрати
30в Голодных образов кормленье
31б И как птенца прикрой <?> проси
32а Забыть дневные впечатленья[262]

Общая тема, объединяющая новое и приписанное к нему старое четверостишия: «день <…> выметен с позором, забыть дневные впечатленья». Дневные впечатления — неподлинные, ими невозможно напитать голодный грифель истинного (кремневого) творчества; подлинный ключ к нему дает только ночь. Перед нами старая тютчевская поэтика ночи, сдергивающей с мироздания дневной покров и вдохновляющей Музу. Это ответ на вопрос, повисший в <VI> строфе второй редакции (А). Питаться дневными впечатлениями — значит крохоборствовать (этому слову, которое в варианте 47б употреблялось так необычно, возвращается его словарное пренебрежительное значение); бороться с дневными впечатлениями значит иконоборствовать (слово, по контрасту появляющееся только теперь). Оговоримся, что текст черновика здесь особенно неразборчив, и странные образы в ст. 29 и 31б могут быть следствием нашего неправильного прочтения. Однако прочтения Семенко еще менее вероятны.

Та же тема развивается и в работе над строфой <V>. Эта работа начинается еще раньше — на том л. 7, где строфы <V> и <IV> были еще сросшимися. Второе четверостишие («Как мертвый шершень <…>») здесь отчеркивается как бы для самостоятельной разработки, а внизу приписываются два последовательных варианта продолжения первого четверостишия («<…> Зрел виноград <…>»):

<V> 37 О память хищница моя
38 Иль кроме шуток ты звереныш
39 Тебе отчет обязан я
40 За впечатлений круг зеленых.
37a Кому обязан я отчет
38a За впечатлений круг зеленых
39a С кремневых гор вода течет
40a И я кормлю, тебя, звереныш <sic!>[263]

«Впечатлений круг зеленых» — это те образы нагорного, сельского, виноградного мира, которые были в строфе <III> и в начале строфы <V>. Это те же «дневные впечатленья», от которых поэт должен отречься во имя ночного вдохновения: дать за них отчет перед древнейшей стихийной памятью. (Солецизм «обязан отчет» вместо «обязан отчетом» остается на совести Мандельштама.) «Дневные впечатленья» будут стерты с иконоборческой доски, а «зеленые впечатленья» смыты, пожраны рекой забвенья — или, точнее, потоком стихийной памяти, за которой — стык «кремня с водой».

Далее работа над строфой переносится на л. 10:

4

<V> 33a Плод нарывал зрел виноград
34 День бушевал, как он бушует
35 И вот калачиком лежат
36 Овчарок свернутые шубы
37б Как хорошо перешагнуть
38a За впечатлений круг зеленых
39a С кремневых гор вода течет
40б Крутясь играя как звереныш


Скачать книгу "Том 3. Русская поэзия" - Михаил Гаспаров бесплатно


100
10
Оцени книгу:
0 0
Комментарии
Минимальная длина комментария - 7 знаков.
Книжка.орг » Критика » Том 3. Русская поэзия
Внимание