Происхождение тебя. Как детство определяет всю дальнейшую жизнь

Однако пока мы можем лишь предполагать, что неблагоприятный опыт детства со здоровьем в зрелости связывают именно выявленные нами процессы: наши участники еще слишком молоды, чтобы утверждать это наверняка. Тем не менее напомним: когда мы в шестнадцатой главе рассматривали такой биологический процесс, как эпигенетическое метилирование, то почти не обнаружили свидетельств того, что гены, как переменные, зависят от опыта виктимизации.

Устойчивость

Мы неоднократно замечали, что обстоятельства и условия, которые подрывают человеческое развитие, можно уравновесить чем-то светлым и добрым. В таких случаях речь шла о развитии устойчивости, о которой мы не раз вспоминали в ходе наших приключений. Пусть даже семейные ссоры и ускоряли половое созревание девочек, достаточно сильная привязанность к матери в младенчестве препятствовала развитию отрицательных исходов (7-я глава). Мы обнаружили, что девочки с ускоренным половым созреванием сильнее склонны к риску, однако одновременно с этим выяснили, что от безрассудного поведения их способна уберечь школа для девочек. А помните, как поддержка семьи помогала детям оправиться от травли (10-я глава)? Мы также обнаружили, что на устойчивость влияет не только социальное окружение, но и наследственность. Участники данидинского исследования мужского пола, с которыми плохо обращались в детстве, намного реже вырастали склонными к жестокости, если были носителями высокоактивных аллелей гена МАО-А (14-я глава).

Как грамотно влиять на развитие человека?

В нескольких главах мы подчеркивали: если понять, что влияет на устойчивость человека перед лицом угрозы (в частности, повышает ее) и как те или иные обстоятельства взросления связаны с определенными исходами, отражающими влияние детства на последующее развитие, то можно принести большую пользу обществу, разработав подходящие методы вмешательства. И не важно, будет это вмешательство направлено на то, чтобы предотвращать те или иные проблемы, устранять уже возникшие или делать жизнь тех, кто с проблемами не столкнулся, лучше прежнего. Допустим, мы не можем возвратиться в прошлое и изменить опыт взросления того или иного ребенка или подростка. Если мы поймем, через какие механизмы те или иные обстоятельства повышают вероятность определенного исхода, то можно будет повлиять на соответствующие социальные, поведенческие и биологические обстоятельства в надежде избежать пагубных последствий. Это среди всего прочего объясняет, почему ни один исход не предопределен – по тем или иным обстоятельствам взросления и внешним условиям возможно предсказать лишь вероятность какого-либо исхода. К примеру, мы знаем, что увеличим давление воды в доме, если заменим или починим поврежденный участок ржавой трубы, которая идет от водопровода к крану в ванной комнате. А разобравшись в том, как работает «трубопровод» человеческого развития, мы можем влиять на «давление воды» в человеческой жизни.

Однако при этом мы должны сделать оговорку: за редким исключением, от исследований к практическому применению путь непрямой, даже в тех случаях, когда множество ученых кричат о том, что нужно делать, чтобы не произошло того-то и того-то. Ученые могут обнаружить, что некое обстоятельство повышает вероятность благоприятного (например, высокой успеваемости) или неблагоприятного исхода (например, снижения умственных способностей), однако, насколько бы полезными ни были их изыскания, они могут так и не превратиться в ощутимые попытки помочь людям. Возможно, лучшее доказательство этого – законы о продаже и употреблении табака. Давно доказано, что курение губит здоровье, которое обходится обществу в миллионы долларов, однако мы ценим свободу и выбор каждого, а потому не запрещаем табак. Другими словами, то, как воспримут те или иные научные данные, зависит от убеждений и ценностей, которыми живет общество. Лишь по некоторым открытиям однозначно понятно, как следует поступать, чтобы жить лучше, однако это скорее исключение, нежели правило.

Это не значит, что ученые не должны лезть в политику, однако если уж они это делают, то пусть будут добры не прикрываться «чисто научными целями». В таких случаях в игру уже вступают взгляды и ценности, равно как и научные воззрения, однако об этом зачастую не говорят или забывают. Действительность нередко такова, что беспристрастные люди, в том числе и ученые, приходят к противоположным или по меньшей мере различным выводам, даже изучая одно и то же. Обычно так происходит, потому что они по-разному измеряют и оценивают свидетельства.

Чтобы понять, о чем мы, подумайте вот над чем. По восьмой главе мы поняли, что дети, которых (как обычно бывает в США) часто, надолго и с раннего детства оставляют на чужом попечении, в детстве ведут себя задиристее и непослушнее, а в юности – безрассуднее и несдержаннее. Казалось бы, что с этим делать? Кто-то решит, что матерям лучше сидеть с детьми самим, а закон должен обязывать работодателей оплачивать декретные отпуска, однако другие люди с этим не согласятся. Они могут заявить, что с точки зрения дохода, карьерного роста и психологического благополучия матери выгоднее будет пожертвовать некоторыми сторонами развития ребенка – а значит, надо сосредоточиться на том, чтобы вокруг было как можно больше хороших дошкольных учреждений, в том числе для совсем маленьких детей. Мы привели такой пример, чтобы показать: даже беспристрастное мнение, не говоря уже о предвзятом, может у каждого быть своим, поскольку каждый по-своему видит, что лучше для детей, родителей, семей и даже общества.

Пусть нас и радует порой отклик власть имущих на определенные научные заключения – причем авторы могут и не согласиться по поводу того, насколько здравым был тот или иной отклик – это отнюдь не означает, будто мы имеем право что-то кому-то указывать. Возможно, мы и разбираемся в человеческом развитии, однако решать судьбы мира – не для нас.

В конце концов, мы не экономисты, не философы и не историки – и это мы лишь начали перечислять тех, кто разбирается в судьбах мира явно лучше. Кроме того, пусть мы и приходим к знаниям научным путем, наши убеждения и ценности из-за этого не становятся выше чужих.

Что дальше?

Рассмотрев основные вопросы, которые мы ставили перед собой, и связанные с ними мысли, мы хотели бы поделиться некоторыми планами на будущее; рассказать, что мы уже намереваемся и надеемся исследовать в будущем. Одиннадцати сотням пар близнецов – участникам британского исследования E-Risk скоро будет за двадцать. Мы с нетерпением ждали этого более двух десятилетий, поскольку благодаря данным о повзрослевших близнецах сможем проверить, как социальный опыт влияет на физическое и психическое развитие. Когда близнецы были маленькими, то катались повсюду в одной коляске и видели мир одинаково. В детстве они тоже во многом жили похоже. Например, в большинстве случаев ходили в одну и ту же школу, часто учились в одном классе, под руководством одного и того же учителя с определенным подходом. Но, повзрослев, они начнут жить обособленно: у них будут разные партнеры, разный опыт работы и, несомненно, разный родительский опыт. Один близнец может попасть в тюрьму, а второй – нет; один может начать курить, а второй – нет; один может найти близкого друга, в то время как второй будет нелюдимым; и, наконец, один близнец может стать вегетарианцем, а второй – есть мясо и дальше. Мы с нетерпением ждем возможности изучить последствия разного жизненного опыта у людей с общим детством и генетикой.

Поскольку мы написали целую книгу о том, как детство влияет на дальнейшую жизнь, неудивительно, что мы ожидаем проследить, пусть и не всегда окончательно явное, проявление прошлого опыта близнецов в их будущем. Кроме того, мы хотим посмотреть, окажутся ли те участники, у которых с большой вероятностью должны возникнуть проблемы, устойчивее ожидаемого. Если да, то мы попытаемся определить, как именно им удалось избежать неблагоприятного исхода; однако, скорее всего, будут и дети, развитие которых проходило гладко, но которые в итоге столкнулись с проблемами, и тогда нам тоже необходимо будет понять, почему так произошло.

Кроме того, не за горами исследование на основе данных об одной тысяче участников данидинского исследования, которые уже приближаются к пятидесятилетию – тем самым предвещая нам новые приключения. Мы намерены и дальше отслеживать, насколько быстро стареет каждый из участников исследования – и когда им будет за пятьдесят, и когда им будет за шестьдесят, – повторно измеряя многочисленные биологические показатели, на которые мы обращали внимание, когда им было двадцать шесть лет, тридцать два года, тридцать восемь и сорок пять лет. Вновь измерив длину теломер и эпигенетическое метилирование, мы проверим, наблюдаются ли возрастные изменения в эпигеноме.

Мы посмотрим, какие обстоятельства, окружавшие участников в детстве, ускоряют или замедляют их старение и ускоряют ли старение проблемы с психикой, которые участники успели накопить с течением лет. Кроме того, мы оценим, связана ли скорость старения с адаптивными функциями, включая физическое состояние, умственные способности, структуру и работу мозга (согласно данным МРТ), а также работу органов чувств, отвечающих за слух, зрение и вкус.

В ходе изучения перечисленных вопросов мы в очередной раз надеемся найти подтверждение тому, что все мы родом из детства, однако в то же время мы намерены обращать внимание на тех, кто, вопреки всему, оказывается устойчивым к пагубному влиянию и остается заметно молодым телом и душой, по сравнению со сверстниками.

Как мы уже говорили выше, уснуть нам предстоит, только когда мы пройдем весь путь.

Список литературы