Происхождение тебя. Как детство определяет всю дальнейшую жизнь

Передается ли подход к воспитанию из поколения в поколение?

Чтобы оценить, передается ли подход к воспитанию из поколения в поколение (то есть возможно ли связать данные, которые мы собирали о взрослеющих участниках, с тем, что мы впоследствии записали на видео), мы первым делом должны были определить, удастся ли нам статистически объединить всевозможные оценки, которые мы давали родительской ипостаси участников, и вывести некую общую величину для оценки уровня родительской грамотности. Стоит отметить, что наш подход к оценке участников как родителей похож на тот, который мы описывали в четвертой главе: при оценке уровня проявления у участников СДВГ мы также объединяли несколько показателей в одну общую величину. Напомним, что тогда мы указывали следующее: если объединить (сгруппировать) различные показатели, то можно прийти к более точным, надежным и приближенным к истине выводам, чем если изучать каждый показатель по отдельности (раздробив их). Однако поясним, что подход, при котором показатели (в нашем случае – отношение к детям) объединяют, исследователи зачастую выбирают потому, что им он больше по душе, а не по каким-то более осмысленным причинам.

Мы же прибегли к нему затем, что так было удобнее и разумнее. Дело в том, что родители (и отцы, и матери), которые сильнее способствовали умственной деятельности детей, чаще проявляли чуткость и положительно отзывались на ребенка, а также реже вели себя назойливо, равнодушно и проявляли меньше отрицательных чувств во время взаимодействия с ребенком. Таким образом, у нас получилось вывести величину, которая отражает, насколько сильно или слабо родитель проявляет заботу, чуткость и способствует развитию малыша. Родители, у которых этот показатель был низким, обычно чаще проявляли нетерпение, вели себя отстраненно по отношению к ребенку и/или отзывались на него отрицательно, в то время как те родители, у которых этот показатель был высоким, чаще проявляли чуткость, заботу и поддерживали ребенка. Если уж на то пошло, на этом этапе исследования хотя бы стало очевидно, что родители, даже зная о том, что их записывают, отнюдь не всегда поступают или могут поступать так, чтобы впечатлить наблюдателей.

Когда пришло время ответить на главный вопрос (передается ли грамотный – не насильственный – подход к воспитанию из поколения в поколение), то ответ оказался ясным и убедительным, как мы и ожидали, но лишь в некотором смысле. Говоря в общих чертах, матери (участницы исследования, у которых были трехлетние дети) вели себя в соответствии с нашим предположением почти без отклонений, однако если речь заходила об отцах, то, как ни удивительно, связь между опытом детства и подходом к воспитанию детей значительно ослабевала. Мы не знали наверняка, почему так происходит, но впоследствии мы предположим, как можно объяснить это внезапное наблюдение.

Прежде чем сказать хоть что-то по этому поводу, мы должны признать, что к исследованию, о котором говорится в этой главе, не подключались «генетические данные». Мы не знали ничего о наследственности участников и не могли сравнить, насколько отличается подход к воспитанию у родителей однояйцевых и разнояйцевых близнецов или у родных и приемных родителей. В итоге мы так и не смогли установить прямую причинно-следственную связь между тем, как воспитывали участника, и тем, какой из участника вышел родитель. Вполне могло оказаться и так, что связь между первым и вторым обусловлена наследственностью, потому что гены у детей и родителей отчасти совпадают – и тогда наследственность стала бы «третьей переменной», которая объясняет и первое обстоятельство, и второе. Даже столкнувшись с таким ограничением, мы не стали отчаиваться. Мы заложили основу для исследования вопроса о том, передается ли заботливое, чуткое и грамотное отношение родителей к ребенку от поколения к поколению, а значит, нашим последователям будет от чего отталкиваться.

Незадолго до того, как эта книга отправилась в печать, мы сумели собрать данные о ДНК участников – в пятой части книги (с двенадцатой по пятнадцатую главу), посвященной наследственности, мы говорим об этом подробнее. Мы собрали эти сведения через много лет после того, как начали изучать вопрос преемственности в воспитании, и это позволило нам определить, передается ли склонность к тем или иным воспитательным подходам по наследству, а также как наследственность сказывается на отношении родителей к своим детям. Мы обнаружили, что, даже с поправкой на набор генов, влияющих на то, как к участникам относятся родители (то есть на то, какой отклик у родителей дети вызывают собственным поведением), воспитание тем или иным образом сказывается на развитии ребенка.

Связь между подходом родителя к воспитанию и развитием ребенка обусловлена не только наследственностью, но и тем, что у родителей и детей совпадает часть генов, а потому мы вполне можем предположить, что опыт общения с родителями довольно сильно сказывается на развитии ребенка, а преемственность в воспитании действительно существует.

Стоит отметить еще кое-что. По нашему – возможно, неправильному – мнению, нет особых причин полагать, что, окажись все дело в наследственности, итоги наших изысканий распространялись бы только на представительниц женского, а не мужского пола. Мы нашли надежные свидетельства того, что подход к воспитанию в той или иной мере передается по наследству, однако нет пока ни одной работы, которая показывала бы, что такое происходит только по женской линии. Не стоит о говорить о том, что мы ни в коем случае не считаем, будто наше толкование полученных данных – единственно верное. Поэтому наша настоящая задача – призвать читателей задуматься над озвученными заключениями, а не представить ему неопровержимые доказательства преемственности в воспитании, причем никак не подкрепленные генетикой. Теперь, когда мы пояснили свою точку зрения, давайте подробнее рассмотрим, что именно мы обнаружили в поисках доказательств существования преемственности в воспитании.

В каком возрасте воспитание родителей влияет на ребенка сильнее всего?

Пытаясь решить, почему родители воспитывают детей так, а не иначе, мы, если вы помните, оценивали, как на будущий подход к воспитанию влияет опыт детства, которое делится на три ступени: раннее детство (о котором мы судили на основе данных об участниках трех– и пятилетнего возраста), младший школьный возраст (опыт которого мы оценивали на основе данных об участниках семи– и девятилетнего возраста) и подростковый возраст (представление о котором мы складывали на основе данных об участниках тринадцати– и пятнадцатилетнего возраста). Участницы исследования в воспитании чаще проявляли чуткость, заботу и положительные, а не отрицательные эмоции, а также реже бывали навязчивыми и/или равнодушными, если их самих в раннем возрасте не призывали быть чрезмерно послушными, не воспитывали в одной строгости и не убеждали в том, что существуют жесткие требования к поведению в их возрасте. Другими словами, у чутких, понимающих и грамотных матерей были родители, которые прислушивались к их детским потребностям и желаниям, подстраивались под их поведение, проявляли к ним понимание и в той или иной мере сопротивлялись расхожему тогда мнению о том, что важнее поступки ребенка, а не его слова, поскольку его обязанность – слушаться взрослых.

Когда мы рассмотрели вопрос преемственности в воспитании с точки зрения опыта, пережитого участниками в младшем школьном и подростковом возрасте, появились новые свидетельства в пользу наших предположений. Если в младшем школьном возрасте дочь обитала в семье, в которой царила сплоченность, преобладали положительные переживания и складывалось мало противоречий, девочка обычно вырастала заботливой, чуткой и грамотной матерью, которая редко проявляла навязчивость, чрезмерную властность и отрицательные чувства по отношению к детям. Та же закономерность наблюдалась у участниц, которые в подростковом возрасте доверяли родителям, открыто с ними общались и не отстранялись от них, то есть испытывали к ним здоровую привязанность. По правде говоря, чем больше благотворного опыта общения с родителями описывали участницы в дошкольном, младшем школьном и подростковом возрасте, тем чаще они вырастали чуткими, отзывчивыми и грамотными матерями. Другими словами, зная об опыте развития ребенка в семье в раннем, младшем школьном и подростковом возрасте, можно точнее предсказать, каким он вырастет родителем, чем если знать об опыте его взросления только в один из трех временных промежутков. Поэтому важно отметить, что не существует возраста, в котором любой пережитый опыт «определяет» дальнейший подход человека к воспитанию; свой вклад в будущую роль родителя вкладывают все первые пятнадцать лет жизни.

Читатель наверняка помнит, что к похожим выводам мы приходили, когда изучали связь между уровнем самообладания человека в детстве и его дальнейшей жизнью (см. 4-ю главу). Если вы помните, то по уровню самообладания дошкольника уже можно довольно точно предсказать, что ждет его в будущем, однако предсказание будет намного точнее, если оценивать уровень его самообладания и позже, вплоть до конца начальной школы. Это наблюдение в очередной раз подчеркивает наше прежнее заявление о том, что развитие непрерывно и никогда не останавливается. Развитие не заканчивается на первом, пятом или десятом году жизни. Пусть даже события раннего детства и сказываются на развитии сильнее последующих, то, что происходит позже, также имеет значение.