Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697

XI. Первое путешествие в Архангельск 1693 г

Январь и февраль 1693 г. до Великого поста были по обыкновению проведены Петром в Москве. 1 января Гордон докладывал ему о результатах опытов с маленькими мортирами, произвести которые царь поручил ему 31 декабря предыдущего года, 6 января на крещенском водосвятии Петр отсутствовал, вероятно, потому, что все еще не чувствовал себя достаточно здоровым после перенесенной в конце 1692 г. болезни. В дни ангела царевен Татьяны Михайловны и Марьи Алексеевны, 12 и 26 января, он ограничился присутствием у себя в дворцовой церкви за обедней и к пожалованию поздравителей вином и водкой не выходил. Не выходил он и к молебствию 28 января по случаю рождения у царя Ивана Алексеевича дочери царевны Анны, будущей императрицы Анны Ивановны. Петр вообще, должно быть, в течение января воздерживался еще от выходов из дому. У Гордона он побывал только 25-го. Нет отметок в дневнике Гордона и о посещении царем Лефорта, дававшего, между прочим, большой праздник 17 января, или других каких-либо лиц русских или иноземцев. Но зато Гордон посещал царя очень часто. Заметки об этих посещениях мы находим в дневнике его под 1, 4, 6, 7-м, когда он получил от царя приказ позаботиться о масленичном фейерверке, 9, 10, 12, 14 и 30 января. Впрочем, в конце января, по свидетельству шведского резидента фон Кохена, Петр, еще не совсем здоровый, принимал участие в праздновании свадьбы одного немецкого золотых дел мастера: разъезжал по городу, созывая гостей, распоряжался на свадебном пиру и беспрестанно потчевал гостей напитками, сам, однако же, пил мало[211].

1 февраля Петр выезжал в Преображенское; показался также и в Немецкой слободе. 3 февраля, в пятницу, происходило в Чудовом монастыре рано утром, «до отдачи ночных часов», перед литургией, часу в седьмом утра по нашему счету, крещение царевны Анны. Крещение совершал патриарх Адриан. Петр был восприемником от купели; восприемницей была царевна Татьяна Михайловна. 17 февраля Гордон завтракал утром с царем, который подарил ему «большую лодку». 19 февраля, в воскресенье мясопустное, в день рождения царевича Алексея Петровича, Петр был у обедни в своей дворцовой церкви Апостолов Петра и Павла, но приема поздравителей с пожалованием винами и водкой не было. В этот день в село Воскресенское на Пресне был вывезен фейерверк. 20-го Гордон ездил на Пресню; но так как была сырая погода, то фейерверк был отложен до следующего дня. 21 февраля, во вторник на Масленице, выехали в Воскресенское оба государя. В этот вечер, рассказывает Гордон, был сожжен фейерверк, приготовленный царем и иноземцами[212]. Шведский резидент фон Кохен сообщает об этом фейерверке некоторые подробности[213]. После троекратного залпа из 56 пушек вспыхнул белым огнем павильон с именным вензелем голландскими буквами генералиссимуса князя Ф. Ю. Ромодановского. Затем явился огненный Геркулес, раздирающий пасть льва. Все время вздымались ракеты. Праздник закончился ужином, с которого Гордон вернулся домой около трех часов утра. 22 февраля, в среду, был там же сожжен другой фейерверк, изготовленный русскими, который, но замечанию Гордона, произвел также большой эффект. И в этом маленьком эпизоде изготовления и сожжения фейерверков обнаруживается единение Петра не с русскими, а с иноземцами: он изготовлял фейерверк не с первыми, а со вторыми. 23 февраля, в четверг на Масленице, Петр пировал в Покровском на Филях у Л. К. Нарышкина, где был также и Гордон. 26 февраля, Прощеное воскресенье, началось по-древнерусски. Оба государя были у обедни в дворцовых церквах. В первом часу дня, в седьмом часу утра по нашему счету, выходили в соборы Благовещенский, Архангельский и Успенский, побывали также в Вознесенском и Чудовом монастырях и на Троицком подворье, а в Передней палате прощались с боярами и служилыми людьми, жалуя их к своей государской руке. Но вечер прошел по-новому: Лефорт давал прощальный пир в честь царя, уезжавшего на другой день в Переславль. Кутили всю ночь. На пиру не обошлось без скандала. Один из братьев царицы, Авраам Лопухин, побранился и даже подрался с хозяином — Лефортом, осыпал его бранными словами и смял ему всю прическу. Петр также вмешался в эту ссору, принял сторону друга против свойственника и надавал Лопухину пощечин[214]. С пира Гордон, бывший на нем, вернулся в 5 часов утра.

Петр 27-го, «за час до рассвета», как говорит Гордон, т. е., следовательно, тоже прямо с пира, выехал в Переславль. Это был понедельник первой недели Великого поста. Если припомним, что и в прошлом, 1692 г. царь также выехал в Переславль в Чистый понедельник, то можно заметить, как у Петра, еще очень молодого человека, всего на 21-м году жизни, складываются определенные, постоянные привычки — любовь к ежегодному повторению установленного порядка[215].

Между тем продолжалось снабжение Переславля продовольственными и корабельными припасами. Еще в декабре 1692 г. заведовавшему переславским дворцом Роману Карцеву велено было «про государский обиход» в прибавку к остававшимся еще запасам купить 200 четвертей пшеницы, 100 пудов масла коровья, 850 полот мяс свиных, весом полот по пуду, 95 пудов 20 фунтов хмелю, 100 сажен дров, 300 копен сена, 1000 четвертей овса. Деньги на покупку всех этих припасов Карцев должен был взять с переславской Рыбной слободы, с Симской волости, с вотчин ростовского митрополита и с вотчин переславских монастырей: Горицкого, Никитского, Данилова и Федоровского девичья, обложив их по гривне со двора. Было, таким образом, объявлено специальное обложение некоторых местностей Переславского края на удовлетворение встретившейся надобности дворцового хозяйства. Кроме того, шли посылки в Переславль и денежных сумм, и запасов натурой из Москвы. В конце января 1693 г. велено было послать в Переславль для государского пришествия с Сытного двора из Москвы на ставку медов 200 пудов меду-сырцу, да в феврале бочку самого доброго отборного уксуса, бочку ренского, бочку столового; с Кормового дворца — 672 пуда соли, 10 пудов грибов целиков, 30 пудов икры зернистой. В начале марта с Кормового дворца в прибавку к прежним припасам посылались 100 осетров аханных, 800 пучков вязиги, 150 связок вялой казанской белорыбицы, 20 пудов молок и т. д. Двигались и корабельные припасы: сосновые доски, дубовые косяки, пенька, рогожи, ужища лычные, смола жидкая в бочках и густая, железо шведское, дровни для перевозки пушек и т. д.[216]

Петр пробыл в Переславле в эту поездку около двух недель, 10 марта выехал туда к нему Лефорт. 16-го царь вернулся уже в Москву. Гордон встречал его и обедал с ним в селе Ростокине. Петр поспешил в Москву, вероятно, вследствие известия о болезни матери. Ввиду этой болезни, как свидетельствует Гордон, ожидавшийся 17 марта, в «день ангела» царевича Алексея Петровича, царский выход к обедне в Алексеевский монастырь был отменен. Не было в этот день при дворе и обычного пожалования поздравителей; но все же Гордон занимался приготовлением фейерверка. 18 марта на панихиде по царю Алексею Михайловичу в Архангельском соборе присутствовал один царь Иван Алексеевич. Петра на ней не было. Но в тот же день он был у Лефорта, от него зашел к Гордону, а ужинал у князя Б. А. Голицына. Гордон говорит, что царь был очень печален. 19 марта он опять появился в слободе, после обеда вернулся в Москву, а вечером, по-видимому успокоившись относительно здоровья матери, опять выехал в Переславль. На этот раз Петр вернулся оттуда 7 апреля с тем, чтобы Страстную и Пасху провести в Москве. 7 апреля Гордон опять встречал его в Ростокине, где Петр останавливался, пробыв с час, подкрепляясь пищей и питьем[217].

8 апреля, в Вербную субботу, Петр обедал у Лефорта. Вербное воскресенье, 9 апреля, было отпраздновано по-старинному с участием обоих государей в шествии на осляти. 12-го, в Великую среду, царь присутствовал на похоронах иноземца Ивана Акемы. В Великую пятницу, 11 апреля, в Успенский собор прикладываться к мощам после их омовения выходил один царь Иван Алексеевич. Но Светлое воскресенье, 16 апреля, было встречено Петром по-старому у заутрени в Успенском соборе и у литургии в своей дворцовой церкви Апостолов Петра и Павла с приемом затем патриарха в Передней палате. Вечером в «светлый день», как и в прошлом 1692 г., Петр виделся с Гордоном. 19 апреля, в среду на Пасхе, Петр выезжал в Коломенское. 20-го, в четверг, оба государя принимали в Передней палате патриарха со всем Освященным собором, являвшихся с подношениями. 22-го, в субботу на Пасхе, Петр обедал у Юрия Ивановича Салтыкова. 23-го, в Фомино воскресенье, также по установившемуся обычаю Петр выехал в Коломенское водным путем. В составе свиты, его сопровождавшей, находился и Гордон. Путешествие носило характер увеселительной поездки по окрестностям Москвы. Первую остановку царская яхта сделала у Симонова монастыря; царь с компанией обедали в монастыре. После обеда пустились в дальнейший путь и остановились для ужина в вотчине А. П. Салтыкова Самара-Гора; к ночи добрались до Коломенского. Утром 24 апреля, позавтракав у «приказчика Андрея», вероятно управляющего Коломенским, отправились в Дубровицы, где ужинали и ночевали у хозяина этой вотчины князя Б. А. Голицына. Весь день 25-го прогостили у него. 26-го после обеда двинулись из Дубровиц по Серпуховской дороге, переправились через реку Пахру и прибыли ужинать и ночевать в вотчину князя Ф. Ю. Ромодановского, которую Гордон называет Rosay (?); там провели 27 апреля весь день. 28-го, выехав от Ромодановского после обеда, опять переправились через реку Пахру на пароме и около шести часов вечера прибыли в Москву. 30 апреля царь, как говорит Гордон, «со всей нашей компанией» обедал у г. Термонда, доктора из Германии, причем «слишком много пили». Гордон, всегда чувствовавший себя нездоровым после этих попоек, — так что вслед за отметкой в его дневнике о каком-либо пиршестве неизменно следует отметка о том, что был болен и оставался дома, — на этот раз расхворался на целый месяц[218].

3 мая Петр был у Лефорта. 4-го он обедал у Б. П. Шереметева и с этого обеда отправился в Переславль плавать на судах, чего не имел возможности делать в предыдущие посещения Переславля ранней весной 1693 г., когда озеро было еще подо льдом. Но Переславское озеро казалось Петру слишком малым и тесным; попытка найти другое, просторнее, как мы знаем, не удалась, и он уже мечтал о настоящем море. «Но потом и то (Переславское озеро), — писал он впоследствии в предисловии к Морскому регламенту, — показалось мало, то ездил на Кубенское озеро[219]; но оное ради мелкости не показалось. Того ради уже положил свое намерение прямо видеть море; о чем стал просить матери своей, дабы мне позволила; которая, хотя обычаем любви матерней в сей опасный путь многократно возбраняла, но потом, видя великое мое желание и неотменную охоту, и, не хотя, позволила. И тако во[220] году был у Города»[221].

Море овладевает мыслью и воображением Петра. Поездка в Переславль в мае 1693 г., продолжавшаяся с 4-го по 22-е этого месяца, была последней. «С тех пор, — говорит Устрялов, — царь посещал Переславль Залесский только проездом из Москвы к Архангельску да пред началом азовских походов для осмотра и выбора орудий в походную артиллерию. После того, более 25 лет, не был в нем ни разу. Суда стояли на берегу Трубежа и, едва прикрытые ветхими сараями, гнили и разрушались». Переславские суда были брошены и забыты, как бывают брошены и забыты взрослым человеком игрушки, которыми он играл в детстве. Только в 1722 г., на пути в Персию заехав в Переславль, Петр вновь увидел свою флотилию в печальном, полуразрушенном состоянии.