Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны

В марте 1942 года по случаю Международного женского дня партия обратилась к женщинам с призывом заменить ушедших на фронт отцов, мужей и братьев: «Ни одной женщины ни в городе, ни в деревне не должно быть вне общественно полезного труда»[674]. Но наступление немцев вынуждало Красную армию требовать обязательной мобилизации гражданского женского населения в свои ряды. Отправляя солдат-мужчин из тыла на фронт, армия назначала на нестроевые должности на фронте и в тылу женщин. 13 апреля вышло постановление ГКО, согласно которому все трудоспособные женщины в возрасте от девятнадцати до двадцати пяти лет, работающие, учащиеся и безработные, в городах и селах подлежали мобилизации в войска связи. От военной службы освобождали только беременных, женщин с детьми и тех, кто заботился о родственниках-инвалидах. Мобилизацию женщин вместо военкоматов возложили на Комитет. В рамках первого набора из 46 областей и разных республик было призвано 40 400 женщин, многие из которых уходили с заводов, чтобы стать радистками, чертежницами, поварихами, заниматься канцелярской работой в армии[675].

Здоровье многих из недавно мобилизованных заводских рабочих было слишком подорвано, чтобы часами заниматься физическим трудом. Например, из 5240 неработающих, остававшихся в Куйбышевской области к апрелю 1942 года, 3688 человек были непригодны для работы по состоянию здоровья[676]. Однако Москатов в первую очередь стремился выполнять поставленные Комитетом задачи. Обеспокоенный тем, что медкомиссии признавали все больше людей непригодными для работы, он написал наркому здравоохранения резкое письмо, заявив, что доля тех, кого освобождают от трудовой повинности, слишком велика. В Москве медкомиссию прошли почти 4000 человек, но лишь 587 из них были признаны годными к физическому труду. В Куйбышеве из 5000 мобилизованных непригодными к физическому труду признали целых 70 %; в Чапаевске, Воронеже, Сталинграде и Свердловске около трети присланных на заводы людей оказались нетрудоспособными. Москатов обратился в Наркомздрав с просьбой дать медицинским комиссиям новые инструкции, чтобы они более строго подходили к вопросу о непригодности подлежащих мобилизации людей к физическому труду[677]. Тем не менее желание Москатова набрать нужное число мобилизованных вступало в противоречие с более реалистичной оценкой оставшихся безработных, большинство которых не могло стоять у станка или поднимать тяжести по одиннадцать часов в день и шесть дней в неделю.

Когда последние неработающие горожане пополнили ряды трудящегося населения, государство, словно огромный пылесос, обратилось на поиски новых, неиспользованных ресурсов. Среди сельских жителей было немало пригодных к работе, но в февральском указе 1942 года оговаривалось, что трудовой мобилизации подлежит только городское население, причем работать люди должны по месту жительства. Комитет все чаще воспринимал эти ограничения как помеху, препятствующую выполнению более глобальных задач. Первым случаем нарушения правил стала мобилизация на стройки, находившиеся за городской чертой в местах, где не ходил общественный транспорт, из‐за чего местные жители не могли добраться до них пешком. Когда Пензенскому областному совету поручили за март – апрель 1942 года мобилизовать пятьсот человек на строительство оружейного завода за много километров от города, Комитет попросил Совнарком разрешить ему мобилизовать живущих в окрестностях стройки крестьян[678]. А поскольку Комитет все чаще черпал трудовые ресурсы в сельской местности, он начал отправлять городских жителей, прежде всего студентов и служащих, на краткосрочную работу в колхозах и совхозах. 13 апреля 1942 года Совнарком и ЦК постановили, что трудоспособные мужчины в возрасте от четырнадцати до пятидесяти пяти лет и женщины от четырнадцати до пятидесяти лет будут отправлены в села для помощи с весенним посевом. От сельскохозяйственных работ освобождались занятые в сферах промышленности и транспорта, кормящие матери и женщины с детьми до восьми лет[679]. Как отмечает А. В. Митрофанова, специалист по истории труда в СССР, постановление ознаменовало переломный момент в трудовой мобилизации. Отныне деревни уступали своих жителей городам для постоянной работы в оборонной промышленности, а взамен получали временную рабочую силу, помогавшую сеять и собирать урожай[680]. Этот договор был сопряжен с серьезными убытками. Крестьян, отправленных в города, требовалось обеспечить жильем и продовольствием, а студенты и служащие оказались плохой заменой колхозникам.

Комитет все чаще игнорировал требование февральского указа, связанное с городским населением. Среди первых групп, попавших под мобилизацию в сельской местности, оказались размещенные в домах крестьян эвакуированные. В мае 1942 года Комитет получил запрос на рабочую силу от Наркомата боеприпасов – одной из отраслей со статусом первостепенно значимых. Тем не менее Комитету пришлось объяснить, что два нуждающихся в рабочих завода, в Горьком и в Молотове, расположены в областях, где все ресурсы уже исчерпаны после предшествующих распоряжений о мобилизации. Удовлетворить требования можно было, лишь подключив городских жителей, эвакуированных в сельскую местность[681]. Вскоре подобные расходящиеся с указом практики стали нормой[682].

Потребности угольной промышленности заставили окончательно забыть о сделанных в указе оговорках. Уголь был необходим оборонной промышленности, но отрасли стоило больших усилий сохранять рабочих и выполнять производственный план. Угольные шахты располагались за чертой города, и новых рабочих приходилось привозить из других мест. Работать под землей было тяжело и опасно, а жили шахтеры в плохих условиях. Многие из тех, кого мобилизовали на угольные месторождения, вскоре сбегали, отработав недолгое время. Когда немцы захватили Донбасс, государство стало расширять Кузбасс в Западной Сибири, для чего требовались дополнительные шахтеры и строители. В апреле 1942 года Наркомат угольной промышленности и Госплан подготовили проект развития угольной промышленности на востоке страны, требовавший привлечения почти 15 000 рабочих, но Комитет ответил, что в интересующих их городах не осталось трудоспособного населения[683]. Чтобы Комитет мог обеспечить угольную промышленность рабочей силой, следовало отменить положения февральского указа о работе по месту жительства.

Дефицит рабочей силы на шахтах усилился летом и в начале осени 1942 года. Обращаясь к членам партии, комсомольцам и призывникам, государство объявило срочный набор 27 000 рабочих для отправки в Кузбасс. Но даже представителей этих групп, обязанных выполнять приказы партийного или военного начальства, собрать оказалось нелегко. К ноябрю в Кузбасс прибыло менее половины запрошенного количества рабочих, причем около 70 % объявили непригодными к работе под землей[684]. Удержать же рабочих было еще труднее, чем найти. Несмотря на суровое наказание за оставление своих обязанностей, значительное количество людей попросту отказывалось там оставаться. Работа на шахте изматывала, а лишения военного времени усугубляли сопряженный с ней риск. Изношенное оборудование и насосы, постоянная нехватка армированного троса, металлического кабеля, древесины, запасных частей и металлических заграждений приводили к частым авариям и остановкам. Чтобы выполнить план, директора шахт регулярно прибегали к «штурму», то есть в конце планового периода требовали от рабочих наверстать упущенное кратким промежутком непрерывного напряженного труда, что, по словам одного инспектора, приводило к массовым авариям. У шахтеров не только не было теплой одежды и обуви – они спали на нарах, на голых досках без матрацев, простыней и одеял в переполненных ветхих бараках[685]. В сентябре 1942 года партия предприняла последовательную попытку реорганизовать кузбасские шахты: поручила ста партийным активистам заняться улучшением условий жизни и труда, выделила больше лошадей и тягачей для работы под землей, провела уборку общежитий, увеличила число бараков, обеспечила рабочих постельным бельем, кухонной утварью и магазинами. Областное партийное руководство договорилось с местной фабрикой, которая начала производить десятки тысяч брюк, головных уборов, рукавиц и ботинок, и объявило серию лекций о борьбе за уголь. Несмотря на принятые меры, рабочие продолжали бежать из Кузбасса: за октябрь и ноябрь шахты покинули 4800 человек – около 45 % мобилизованных[686]. Аналогичные трудности с поиском рабочей силы испытывали строительство, лесная промышленность и другие отрасли. Комитет пытался заполнить пустующие места за счет временной мобилизации, проводимой усилиями местных советов, но трудоспособного населения оставалось так мало, что советы порой шли на грубое нарушение закона. В некоторых районах у людей забирали паспорта и отдавали только после посадки на поезд. Против подобного принуждения Комитет категорически возражал[687]. Но принудительная мобилизация, к которой прибегали местные советы, сама по себе выглядела как жест отчаяния в ситуации, когда еще не затронутые мобилизацией люди часто или оказывались больны, или ухаживали за немощными родственниками – в общем, по тем или иным причинам не могли работать.

В конце лета 1942 года правительство издало ряд постановлений, отменяющих положения февральского указа и расширяющих категории населения, подлежащие мобилизации. 10 августа Совнарком объявил, что все граждане, проживающие как в городах, так и в сельской местности, обязаны нести трудовую повинность сроком до двух месяцев и необязательно по месту жительства. От мобилизации по-прежнему освобождались дети до шестнадцати лет, мужчины старше пятидесяти, женщины старше сорока пяти, беременные женщины, инвалиды, матери с грудными младенцами или детьми младше восьми лет[688]. 14 сентября Верховный Совет СССР снизил возраст приема в школы фабрично-заводского обучения с шестнадцати до пятнадцати лет для мальчиков и впервые одобрил мобилизацию в ФЗО девочек от шестнадцати до восемнадцати лет[689]. Вскоре Верховный Совет повысил и возраст, с которого женщины в городах освобождались от мобилизации, с сорока пяти до пятидесяти лет[690]. В стране начиналась полномасштабная трудовая мобилизация, в результате которой еще большему числу людей предстояло оказаться в бараках и столовых далеко от дома.

Ил. 6. Две работницы на заводе боеприпасов. Публикуется с разрешения РГАКФД.

Ил. 7. Юные рабочие изготавливают бомбы. Сибирь, 1943 год. Публикуется с разрешения РГАКФД.