Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

Фарс. Часть восемьдесят шестая

Ежедневные пиры и банкеты во славу французского короля навевали на Чезаре скуку, хотя он прекрасно понимал необходимость всех этих льстивых знаков внимания. Два соперника могут ненавидеть друг друга до зубового скрежета, однако на людях они до последнего будут проявлять все признаки взаимного уважения и приязни. Это называлось искусством дипломатии. Чезаре же предпочитал искусство войны.

Но этим тревожным вечером кардинал Борджиа был попросту взбешен: Святой отец готов отдать Карлу не только Неаполь, но и собственного сына, лишь бы сохранить видимость мира? Неужели и на сей раз он станет говорить о неком призрачном благе семьи? Нет, Чезаре не боялся ни французской армии, ни короля с его притворным дружелюбием. Молодого Борджиа просто злило то, с какой легкостью, не встречая и малейшего сопротивления, иноземный враг получал все желаемое.

— В чем разница, Святой отец, между заложником и легатом? — спросил Чезаре, когда позже той ночью отец и сын остались наедине.

Родриго задержал на нем долгий взгляд, что-то вроде снисходительной муки пронеслось в его черных, помутневших от усталости глазах. Так порой взрослый смотрит на ребенка, задающего глупые вопросы.

— Как сказал король, — спокойно пробормотал отец, переводя взор на догорающее пламя в камине, — одно подразумевает враждебность, а другое — дружбу.

— Ты поддерживаешь этот фарс? — хмыкнул Чезаре, стянув ненавистную биретту с головы и отбросив ее прочь. Он разлил вина, протянул один из кубков понтифику и уселся в мягкое кресло напротив, разом ощутив сонливость — время шло далеко за полночь, дворец погрузился в мрачную, давящую тишину.

— Король Карл недолго пробудет в Неаполе, — сказал Родриго после короткого молчания.

— Откуда ты знаешь? — оживился Чезаре, отпивая терпкое, неразбавленное вино. Приятное тепло живительным потоком разливалось по жилам.

— Не знаю, но догадываюсь, — ответил отец, метнув на сына внимательный взгляд. — Возьми с собой своего слугу — для развлечения и защиты.

Чезаре насторожился. Разумеется, он и не думал отправляться в такую дорогу без верного Микелетто.

— Если ты обнаружишь, что слухи о чуме в Неаполе правдивы, — продолжил Родриго тем покровительственным тоном, который подразумевал наставление, — уверен, ты найдешь дорогу домой, — отец вкрадчиво улыбнулся, сверля сына острым и в то же время смеющимся взглядом: — Ты Нас понял?

Чезаре в облегчении выдохнул. Ему дозволяется сбежать из плена. Что же, в такой перспективе это путешествие может обернуться весьма интригующим приключением.

— Понял, — коротко кивнул сын. В очередной раз он убедился: мудрой расчетливости отца можно только позавидовать.

— Хорошо, — Родриго одобрительно улыбнулся и отхлебнул из своего кубка. Красный огонек догорающего камина всполохом отразился в бездонно-черных зрачках Папы. — А перед тем, как отправиться с Карлом, потрудись отвезти свою сестру в Сан-Систо. Об ее положении никто не должен узнать хотя бы до тех пор, пока мы не расторгнем этот бесплодный союз со Сфорца.

На следующий день в соборе Святого Петра негде было яблоку упасть. На коронацию его монаршего величества Карла Любезного съехались посмотреть не только все именитые жители Рима, но и множество чужеземных послов да знатных особ. Гомон тысячи голосов наполнил площадь Ватикана, город после унылого запустения, казалось, вернулся к былой славе. Повсюду звучала музыка, шли танцевальные шествия, раздавалась бесплатные кушанья и сладости. Даже морозный воздух не мог распугать зевак. Сегодня чествовали французского короля, но вместе с тем не забывали славить и Его Святейшество Александра, называя Родриго спасителем Рима. Под оглушительный бой барабанов ближе к полудню к Ватиканской площади прибыл и сам король со своей блестящей и воинственной свитой армейских генералов.

Чезаре этим утром был не в духе. С затаенной неприязнью и даже толикой ревности он наблюдал за низкорослым, упитанным владыкой Франции в златотканых одеждах, с уст которого не сходила самодовольная улыбка. Этот неказистый с виду мужчина получил безграничную власть и многотысячную армию по праву рождения. Безусловно, ему, как и любому монарху, приходилось прилагать усилия, дабы сохранить и приумножить свое могущество. Между тем, от француза за милю веяло той непоколебимой уверенностью в собственной исключительности, которая присуща только наследным властителям.

А вот какая невозмутимая уверенность давала сил кардиналу делла Ровере, оставалось лишь догадываться. Генуэзец без всякого страха и сомнения находился в Риме в составе свиты Карла. Едва ли предатель чувствовал себя столь вольготно, если бы не защита и покровительство французов. И все же, помимо ленивого презрения, Чезаре не мог не испытывать некую долю уважения к отчаянной смелости заклятого соперника. То, с какой ловкостью кардинал уворачивался от возмездия Борджиа, и впрямь поражало. Однако, делла Ровере в очередной раз проиграл в борьбе за папский престол. Возможно, пришла пора положить конец этой напрасной вражде?

Неустрашимый Джулиано явился на церемонию интронизации весь в неброском черном одеянии, будто скромный аббат и вместо того, чтобы занять сиденье между знатными особами, где ему и полагалось находиться, устроился среди праздного народа, надеясь, видимо, сохранить предельную анонимность. Однако, ему не удалось укрыться от зоркого глаза Борджиа. За время своего служения римской церкви Чезаре вдоволь насмотрелся пышных церемоний, так что даже великолепие венчания монарха на царство не могло отвлечь его от насущных дел.

Сегодня молодой кардинал также обрядился в обычную черную сутану, вместо алой. Несмотря на торжественность момента, он не желал привлекать к своей особе излишнего внимания. Проскользнув незамеченным в толпу зевак, Чезаре приблизился к делла Ровере и встал рядом, почти коснувшись итальянца плечом.

— Величественное зрелище, не так ли? — тихо промолвил Борджиа, глядя перед собой, где на высоком, богато украшенном троне восседал французский монарх, а вокруг него расхаживали прелаты, готовясь к церемонии возложения короны.

От неожиданности Джулиано вздрогнул, но на жестком лице его не отразилось ни малейшего смятения, когда он смерил Чезаре быстрым, исполненным неприязни взглядом.

— Собор Святого Петра в полной славе, — изрек делла Ровере нарочито равнодушно. — Папа римский на кафедре, звучит хор Сикстинской капеллы… как тут не прослезиться, кардинал Борджиа?

Чезаре холодно улыбнулся одними губами. Насмешливый тон соперника не располагал к дружелюбию, даже дипломатическому, но Борджиа упорно продолжал:

— Отдаю честь вашей непреклонности, кардинал, вашей честности и способности к… выживанию.

— Порой это давалось нелегко, — кивнул Джулиано.

Бросив на соперника злой взгляд, Чезаре выговорил предельно любезным тоном:

— Вы оказались столь достойным противником, что я был бы не прочь вернуть вас в Рим.

— Вы? — изумился делла Ровере. Их ледяные взгляды встретились, и Борджиа с легкостью выдержал язвительное удивление собеседника. За кого этот чванливый итальяшка принимал сына понтифика? За нерадивого юнца?“ Терпение, — подумал про себя Чезаре. — Только терпение”.

— Отец прислушивается ко мне, как вы понимаете, — проговорил молодой Борджиа, переводя взор туда, где на голову тучного француза, наконец, надели тяжелую корону. — Ему нужен человек вашей стальной воли.

— Для этого у него есть вы, — уклончиво ответил делла Ровере.

— Я не вечно буду кардиналом, — чуть скривился Чезаре. — Вы должны это сознавать.

— А остальные кардиналы? — после минутного молчания осведомился делла Ровере, словно, наконец, соглашаясь на переговоры.

Борджиа ощутил легкую надежду на благоприятный исход беседы. Тщательно подбирая слова, он произнес:

— К сожалению, Святой отец окружил себя ничтожествами, а с вашей силой, кардинал…

— Я служу Господу, — внезапно и резко оборвал его Джулиано, — и могу только молиться, чтобы папский престол вынес того, кто его нынче занимает!

— Я мог убить вас, — глухо процедил Чезаре. — Дважды.

Делла Ровере спокойно ухмыльнулся, не поворачивая головы:

— Тогда вам стоит убить меня теперь. Ибо моя борьба с папством Борджиа умрет лишь вместе со мной.

Чезаре стиснул зубы. Его терпению пришел конец. Горячая кровь хлынула в виски, пальцы невольно сжались в кулак.

Чертов фанатик! Мнит себя ревностным католиком, при этом готов ввергнуть половину Италии в кровопролитие. И все ради достижения своей призрачной и далеко не праведной цели.

Да, здесь, среди многотысячный толпы, скромному прелату нечего было опасаться, хотя Борджиа и с трудом сдержал порыв задушить этого жилистого храбреца на месте. Но еще стоит поглядеть, что делла Ровере запоет, когда в следующий раз встретится со своим врагом один на один.

Чезаре больше ничего не сказал, а лишь смерил Джулиано испепеляющим взглядом и пошел прочь.