Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

Святая Дочь. Часть четырнадцатая

В храме Святого Петра, похоже, собрался весь цвет Италии. Возможно, толстые стены обычно и хранили прохладу, но не сегодня. В этот невероятно жаркий августовский день в залы собора набилось столько народу, что дышалось тяжело. К счастью, семья Борджиа расположилась в первых рядах, в самой глубине, в нескольких шагах от трона, на котором должны короновать понтифика, там, где благоухали дорогими духами знатные господа и дамы.

Отец вошел в собор под триумфальный хор певчих, наполняющий своды церкви божественными звуками, он ступал, и весь люд по обе стороны от него преклонял колени, сиятельные дамы и кичливые вельможи — все, как один, падали ниц пред лицом Александра, вознося молитвы.

"Неужто, все они воистину принимали нового понтифика?" — думал Чезаре, с едва заметной усмешкой наблюдая за происходящим. Нет, епископ вполне способен был отличить фальшивую набожность от истинной, притворную улыбку от искренней. Сегодня он, казалось, тонул в лицеприятных поздравлениях и подобострастных пожеланиях здравия их отцу. Что же, он благосклонно принимал почести, но ничто не могло усыпить бдительность молодого Борджиа. Он хорошо знал цену лести и с неизменной проницательностью видел затаенную враждебность в нарочито широких улыбках.

Наконец, после долгих перечислений титулов и торжественных деклараций, перешли непосредственно к коронации. Многие потом говорили, что по щеке Родриго Борджиа скатилась крупная слеза, когда тяжелая тиара коснулась головы.

Чезаре больше не испытывал ужаса от нового положения семьи, он успел найти в нем ряд достоинств перед недостатками. И даже его холодный разум не мог не признать всю возвышенность момента вступления отца на престол, на устах епископа, то и дело появлялась невольная улыбка.

— Так много титулов, Чезаре, — полушепотом молвила Лукреция.

Они восседали на первой линии от понтифика, касаясь плечами, ладонь Лукреции в его ладони.

— А как теперь его должна называть семья? — спросила она, слегка наклонив голову к Чезаре.

Он бросил на нее короткий взгляд и ответил тоже шепотом:

— Святой отец.

— Святой отец, — медленно повторила она. — Несложно, — сестра наклонилась еще ближе, так, что его щеку обдало теплым дыханием. — Даже я могу запомнить!

Чезаре тихо рассмеялся, он пытался уследить за ходом церемонии, но разве можно сосредоточиться, когда рядом любимая сестренка в образе настоящей принцессы? Она вся блистала: от прекрасной жемчужной сетки на голове до тонких атласных туфель на изящных ножках, в глубоком декольте на девичьей груди вздрагивал золотой крест. Он старался не рассматривать ее, но это представлялось невыполнимой задачей. — А скажи-ка мне, братец, — снова услыхал Чезаре нежный голосок у самого уха.

— Что, — быстро повернулся он к ней, сжимая ее ладонь, — сестра?

— Как мне называть себя? — прошептала она с озорной улыбкой.

Он невольно придвинулся ближе, не в силах оторвать взгляда от ее розовых губ, от бархатной кожи щек, от сияющих глаз.

— Святая дочь? — проговорила она несколько взволнованно.

— Ты по-прежнему Лукреция Борджиа, любовь моя, — тихо сказал он и добавил со вздохом: — Ты сменишь имя только когда выйдешь замуж.

Чезаре оторвал взгляд от нее и глянул на отца, восседающего на троне. Но он смотрел и не видел, слушал, но не слышал того, что происходило перед ним. Он был поглощен милым шушуканьем с сестрой куда больше скучной интронизации.

— А когда я выйду замуж? — спросила она озадаченно.

Он сдавленно выдохнул, будто его окатили холодной водой, затем процедил сквозь зубы: — Будь на то моя воля, никогда.

Она тихонько рассмеялась. Лукреция знала, как ревностно Чезаре относился к любым проявлениям внимания к ней со стороны других мужчин.

— Но ведь быть замужем это хорошо, Чезаре.

— Ты дочь Папы, — сказал он, когда она подставила ухо для ответа, слегка наклонив к нему голову. — И все принцы Европы будут добиваться твоей руки.

Он быстро коснулся пальцем ее подбородка, повернув ее лицо к себе. — Но им не будет дела до твоего сердца, — с жаром произнес Чезаре.

Она внимательно поглядела на него. Улыбка сползла с ее приоткрытых губ, когда она осознала, что слова его не шутка. — Может, мне стоит поступить как ты, брат? Принять духовный сан? Посвятить себя Господу?

— Возможно, так лучше всего, любовь моя, — вздохнул он.

— У Папы так много врагов? — встревоженно спросила Лукреция, вглядываясь в его лицо.

— Как у нашего отца, возможно, нет, но как у Римского Папы — множество. Чезаре уже корил себя за то, что начал этот разговор о врагах и замужестве. Он, видимо, забыл, что под роскошью и обольстительностью наряда, все еще пряталась маленькая девочка, которой нет необходимости вникать в тонкости политики. Однако же и лгать ей, он не желал.

Чезаре накрепко сжал ее ладонь и проговорил у самого ее уха:

— Но тебе не о чем переживать, пока я рядом, сестренка.

После его слов, на лице ее снова расцвела отрадная сердцу улыбка.