Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

Пленница. Часть семьдесят четвертая

Солнце едва поднялось над черепичными крышами Пезаро, а воздух уже набрал гнетущей духоты. В этом году лето не спешило заканчиваться, несмотря на середину сентября. Все окна в спальне Лукреции были распахнуты настежь, однако дышалось ей тяжело. В последнее время она постоянно чувствовала себя дурно. С самого утра ее мутило, днем часто случалась внезапная слабость, а по вечерам за ужином она едва прикасалась к пище. Все вокруг утратило краски и смысл. Даже Паоло больше не радовал ее.

Но дело было не только в плохом самочувствии. Целый год страданий и горьких слез, ночи унижения и боли, которые она никогда не сможет забыть — все было напрасно.

Джованни Сфорца предал Рим.

Неделю назад за ужином супруг сообщил, что французская армия вступила на земли Италии.

— Вы должны почитать за счастье, миледи, тот факт, что вы больше не Борджиа, — сказал Джованни, когда слуги подали десерт.

— Что это значит, милорд? — встрепенулась Лукреция и подставила свой бокал слуге, чтобы тот плеснул ей цветочного, легкого вина. До этого они ужинали в полном молчании, и внезапные слова супруга не сулили ничего хорошего.

— Французские войска миновали Милан. Мой кузен Людовико позволил им пройти через свое герцогство. И если Флорентийская республика не окажет сопротивления, ничто не остановит их от наступления на Рим.

Лукреция удивленно поглядела на Джованни через стол. Никогда ранее он не считал нужным говорить с ней о подобных вещах. За месяц, что она провела в Риме, разговоры о притязаниях Франции на Неаполь не умолкали. Но выпитое вино уже разлилось по жилам приятным теплом, и полный смысл сказанного Джованни не сразу дошел до ее осознания.

— Я плохо разбираюсь в политике, — осторожно проговорила она, в душе ощущая неясную тревогу.

— Достаточно, — ледяным тоном оборвал ее Сфорца, — чтобы понимать — дни вашего отца сочтены.

В ту минуту Лукреции захотелось оказаться где угодно, только не в замке ненавистного супруга.

— Я всегда буду дочерью своего отца, сударь! — выпалила она. Взяв себя в руки, Лукреция откинулась на высокую спинку стула и, вскинув голову, проговорила: — И, если я не ошибаюсь, войска Сфорца — ваши и вашей кузины Катерины — были обещаны ему в помощь.

Откуда только взялась твердость в ее голосе и смелость в душе? Лукреция все еще опасалась Джованни, между тем от былого страха перед мужем и следа не осталось.

— Это обещание — одно из условий нашей помолвки, — с прохладной улыбкой отвечал Джованни.

— И мой господин не откажется от своего слова!

— Моя кузина Катерина уже отказалась, — равнодушно пожал он плечами.

— Но вы, милорд! — воскликнула Лукреция, чувствуя, как от внезапного бессильного гнева у нее затряслись пальцы. — Вы ни за что бы не поступили подобным бесчестным образом!

— Разве бесчестно помочь низложить Папу Борджиа? — изогнул бровь Сфорца, и стальной блеск его взгляда пронзил Лукрецию до основания.

Она на миг задохнулась. Все ее старания, все уловки, желание помочь отцу и брату на деле оказались бесполезны. Ничего не вышло у маленькой шестнадцатилетней девчонки, возомнившей себя графиней.

Между тем, супруг ее, никак не изменившись в лице, добавил:

— Это так же бесчестно, как очистить стены Ватикана от свиного дерьма.

Лукреция отвела взгляд от стола, внезапно ощутив, как к горлу подкатила тошнота. Запахи еды и вина резко ударили в нос. Она растерянно прикрыла рот рукой, глубоко вдыхая, стараясь подавить дурноту.

— Вам нехорошо, миледи? — безразлично поинтересовался Сфорца, не двинувшись со своего места.

— Ваши слова… оскорбили меня, — отрывисто прошипела Лукреция.

— Простите мне мою прямоту, — небрежно буркнул супруг, — но поймите, если Флоренция пропустит французскую армию, тогда войска Сфорца, возможно, перейдут на сторону Франции.

На минуту Лукреция позабыла о дурноте и подняла на супруга взгляд, полный ненависти.

— Неразумно, милорд, так огорчать меня!

Она порывисто встала, но, почувствовав головокружение, тут же оперлась руками о тяжелый стол. Ноги налились свинцом, перед глазами тошнотворно потемнело. Лукреция все еще глядела на широкое лицо Джованни, не веря, что он способен на столь гнусное предательство. Неужели он совсем не боится гнева обманутого союзника? Или Сфорца уверен, что дни Борджиа сочтены и ему ничто не угрожает? Мысли путались в голове, пока Лукреция невидящим взглядом обводила комнату. По счастью, на помощь подоспели заботливые руки Франчески. Служанка крепко обхватила госпожу за талию и подсобила той выйти прочь из трапезной.

Тошнота не отступала весь вечер, и лишь к полуночи Лукреция смогла уснуть. Она хотела подумать о произошедшем, хотела разложить все по полочкам и решить, как действовать дальше, но слезы отчаяния душили горло, а мысли превратились в вязкий кисель.

Воспоминание о том вечере все еще отдавалось болью в душе. А теперь, к тому же, она оказалась пленницей и затворницей. Сфорца больше не позволял Лукреции выезжать в лес с Паоло, аргументируя это опасной обстановкой на дорогах. Писем из Рима не было вот уже больше недели, и Лукреция была достаточно взрослой, чтобы понимать — виной тому был ее муженек. Он наверняка перехватывал все сообщения еще до того, как гонец достигал ворот Пезаро. Столь же ясно было и то, что ее послания никуда не отправлялись, а сжигались в камине соседнего зала.

Но сегодня с утра Лукрецию не столько волновали собственные несчастья, сколько мысли о том, что же ныне творится в Вечном Городе. Будет ли отец спасаться бегством или смело примет удар? А что же Хуан? Разве он способен возглавить папскую армию в столь тяжелую минуту?

Лукреция лукавила, когда говорила, что мало понимала в политике. Она понимала куда больше, чем любая другая знатная девица ее возраста. Делла Ровере, очевидно, убедил короля Карла выступить на Неаполь, а заодно и сместить неугодного понтифика. Этот злостный враг Борджиа давно мечтал занять престол Святого Петра. Но он избрал недостойный способ для достижения своей цели. Едва ли Господу будет угоден слуга, готовый разжечь войну и пролить кровь ради собственного тщеславия. Однако, Лукреция знала, что Чезаре не станет надеяться на милость Господа, и, наверняка, он уже делал все возможное, чтобы помочь отцу в предстоящем испытании.

Она с тяжелым чувством поднялась с постели, умылась без помощи служанки и отерла лицо чистым, белоснежным полотном. Усевшись за туалетный столик, Лукреция взяла в руки гребень из слоновой кости и принялась прочесывать густые золотые локоны. В любой другой день она бы давно позвала Франческу, но сегодня камеристка ночевала в доме мужа и наверняка еще не вернулась ко двору. А доверять туалет другой служанке Лукреция не желала. Одна только Франческа умела так причесать госпожу, что ни один волос не падал с ее головы.

Лукреция гляделась в серебристое зеркало и думала, что порой приятно и самой позаботиться о себе. В четком отражении зеркальной глади она была все так же хороша, все так же свежа и румяна. А глаза в лучах утреннего солнца сияли, будто два драгоценных камня. Ничто в ее облике не указывало на недомогание, мучившее Лукрецию вот уже больше двух недель. Что же с ней происходило?

Какое счастье, что муж нынче не изъявлял желания к близости. Месяц назад перелом Джованни было почти зажил, и лишь чудо помогло Лукреции избежать отвратительной похоти благоверного. Чудо, которое она сама сотворила.

Лукреция намеренно вылила немного воды с каплей масла на пол перед кроватью в тот самый вечер, когда Сфорца изъявил желание вернуться на брачное ложе. Супруг все еще ступал нетвердо, и она впервые решила обратить оружие своей красоты против мужчины.

В тот вечер Лукреция тщательно расчесала волосы так, чтобы они заблестели как гладкий шелк, надела роскошную белоснежную сорочку, надушила кожу маслами и розовой водой. Призывно обнажив плечо, она уселась на кровать, изящно подобрав под себя ноги, и стала дожидаться благоверного. Когда он появился на пороге, грузно опираясь на костыль, Лукреция набросила самую соблазнительную из своих улыбок и, коварно прищурив глаза, опалила его взглядом, полным притворного ожидания. По-видимому, ей впервые удалось очаровать Джованни. На целый миг он замер на пороге, а потом не удержался от комплимента:

— Вы услада для глаз…

— Даже притом, что я Борджиа? — уточнила Лукреция с едва различимой едкостью в голосе.

Джованни сделал нетвердый шаг вперед.

— Ваша красота не ставилась под сомнение. Лишь ваше происхождение, — не отрывая от нее глаз, он тяжело переставил костыль и сделал еще один шаг. — И раз уж мы об этом заговорили: все княжество ожидает наследника.

— Так скоро? — рассеянно проговорила она, про себя подумав: “Еще шажок, милый, еще один маленький шаг”. Разлитая лужица опасно поблескивала в тусклом свете свечей.

Сфорца улыбнулся: криво, плотоядно.

— И мы не должны разочаровать их, верно?

Он занес ногу над полом, а у Лукреции перехватило дыхание. Шагни Джованни чуть шире, и ее коварный план бы провалился. Но его ступня скользнула аккурат по мерцающей от воды и масла плитке. Мгновение, и он растянулся на полу с душераздирающим воплем. Верно, его перелом вновь открылся.

В ту минуту ни стыда, ни жалости она не испытала, а лишь сладостное чувство триумфа да облечения. Стрела хладнокровного коварства Борджиа угодила в цель, и она выиграла себе, по крайней мере, еще один месяц свободы. Конечно, Лукреция понимала, рано или поздно Джованни оправится. Но к тому моменту она надеялась придумать что-нибудь еще. В конце концов, супруг должен утратить интерес к жене, которая приносит одни лишь несчастья.

Воспоминание о ловкой проделке до сих пор вызывало невольную улыбку. В отражении венецианского зеркала улыбка эта обдавала ледяной прохладой. Однако, Лукреция устала воевать, она отчаянно желала вернуться в Рим. Ведь ее пребывание здесь нынче было лишено всякого смысла. Дочь своего отца, она так надеялась помочь ему в борьбе за власть, за равновесие. Но Сфорца попрал все устои чести и союзничества. Он украл невинность Лукреции, ее приданое и, разумеется, благосклонность понтифика. Он взял то, за что никогда не собирался платить. Сегодня Лукреция бы, не раздумывая, написала Чезаре всю правду, и пусть бы брат исполнил зловещее обещание. Сердце на блюде больше не пугало ее. Вот только теперь было слишком поздно. Теперь нужно было придумать способ, как передать письмо в Рим в обход Джованни Сфорца и его шпионов.

Каково же было ее удивление, когда благоприятная возможность представилась в тот же день. Франческа вернулась ко двору с загадочной улыбкой, и лишь только выдалась свободная минутка, сообщила госпоже, что тайный гонец из Рима прибыл в дом ее мужа сегодня на рассвете.

— Он говорит, что ему велено вручить письмо вам в руки, миледи. Я предложила передать через меня, но паренек наотрез отказался. Ваш супруг еще спит. Пойдите с Катариной, моей сестрой, она ждет за воротами. А я скажу милорду, что вы пожелали остаться в постели сегодня.