Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

Клеймо Борджиа. Часть двадцать вторая

— Дьявольское отродье, — прошипел герцог над головой согнувшегося от резкого удара Микелетто. — Заковать в цепи! — рявкнул он своим солдатам и, лязгая тяжелыми доспехами, зашагал на выход из дворца.

Корелья, морщась от боли, безвольно поднял руки, давая нацепить на худые запястья ржавые кандалы. Подгоняемый стражами, он поплелся на выход, не оказывая ни малейшего сопротивления.

Дьявольское отродье… Как точно, сам того не понимая, угадал герцог Гандийский истинную суть Корелья. Отец его и верно был сущим дьяволом: свирепым, жестоким, вечно пьяным сатаной.

Каждый раз, когда прародитель возвращался домой навеселе, Мигель — тогда его еще звали Мигель — забившись в самую глубокую тень в углу дома, старался не попадаться ему на глаза. Содрогаясь от страха и ненависти, он видел, как отец сначала донимает мать мерзкими словами, а затем жестоко ее избивает. Ребенком Мигель мог только беззвучно глотать слезы и с ужасом наблюдать, как милое сердцу лицо матушки и ее мягкое, тщедушное тело усеивают тяжелые удары. Каждая пощечина оставляла на тонкой коже красные полосы, которые впоследствии расцветали иссиня лиловыми, уродливыми ссадинами.

Время неумолимо бежало вперед, и Мигель рос, как сорная трава, пробивающаяся сквозь трещины в скалах. Постоянный страх, в котором он существовал, приучил его осторожности: стопы его, подобно мягким кошачьим лапам, всегда ступали бесшумно.

Вечная нищета, в которую загнал их отец, подтолкнула юнца к воровству, и, благодаря своим навыкам, он незамеченным лазал в сады и окна соседей и крал у них все, что попадалось под руки. На вопрос матери, откуда хлеб и сыр, он врал, что подрабатывает на рынке грузчиком. Больше она не спрашивала.

Неприкаянная жизнь Мигеля протекала на грязных улицах Форли, что расположен на Эмилиевой дороге у стен Цитадели Равальдино. Он шатался по темным закоулкам в поисках приключений, околачивался в злачных местах, словно бездомный пес. Он стал якшаться с хулиганами, грабителями, мошенниками и другими отбросами общества. Эти люди нравились ему. Да, они были безобразны и причиняли вред безвинным, но зато они сами управляли своими жизнями. Разбойничий дух свободы манил Корелья, подобно мерцающей звезде на вечернем небосклоне.

Как-то один головорез рассказал Мигелю о гарроте, и что вовсе необязательно владеть недюжинной силой, чтобы расправиться с жизнью человека. Достаточно смелости.

Корелья шел четырнадцатый год, и он был намного меньше отца в плечах, да и в росте. Но Мигель слишком долго наблюдал за жестокостью.

Достаточно долго, чтобы в один страшный день напасть на отца со спины с сырорезкой, сработавшей не хуже гарроты. Оказалось, вся видимая сила, вся та свирепость и лютость, с которой отец расправлялся с матушкой, может иссякнуть так же легко и быстро, как глубокий выдох, с которым Мигель затянул тонкую, но крепкую петлю вокруг шеи нелюдя. Зверь, что звался отцом, испустил дух через минуту судорожных сотрясений. Мигель не видел его лица, но он явственно почувствовал, как жизнь покинула жертву, как тяжелое обрюзгшее тело разом обмякло в последнем объятии сына — в объятии самой смерти. В тот день Мигель не просто забрал первую жизнь — он исправил одно несовершенство этого странного мира, обеспечил свободу той, которую любил. Разумеется, матушка никогда не узнает, кто стал ее избавителем. Это первое воистину страшное злодейство он не мог забыть и сейчас.

Да, он отродье, отребье и выродок, но теперь его зовут Микелетто. Он сам выбрал себе это новое ласкательное имя. Ему захотелось называться на итальянский манер и навсегда разорвать связь с запуганным, маленьким Мигелем. И нынче ударить его можно было, только если он сам позволит.

В иссохшей и окаменевшей за годы злодейств душе Микелетто не осталось места для сильных чувств, и ум его не терзали долгие размышления. Подобно дикому зверю, он доверял лишь своему чутью, инстинктам и нюху. Нутро не подводило его. И этой ночью яркая искра, отразившись в пронзительном взгляде молодого Борджиа, быстро вспыхнула и погасла на задворках полумертвой души убийцы. За короткий миг она осветила дальнейший путь Микелетто, и он понял — жизнь его отныне будет неразрывно связана с Чезаре Борджиа.

Корелья смыл запекшуюся соленую кровь и пот, переоделся в чистые одежды, пришел обратно ко дворцу Орсини, и ему не составило труда навлечь на себя подозрение стражников. Он сделал все, как и обещал своему новому господину на заре у Ватиканских ворот.

Микелетто ранее не бывал в стенах Ватикана и сейчас, когда его толкали по бесконечно длинным коридорам и галереям Апостольского дворца, он невольно глазел по сторонам. Огромные живописные фрески, подсвеченные тусклым отблеском свечей, приковывали внимание даже чуждого красоте Микелетто. С величественных росписей на него взирали блаженные лики святых дев в окружении ангелов и апостолов. Он бы хотел задержаться и рассмотреть повнимательней, но гонимый стражей, Микелетто быстро обратил взор под ноги — какое ему дело до святых, он так же далек от них, как грешник от царствия Божьего. Но, верно, от Божьего царствия Корелья был еще дальше.

Микелетто не ожидал, что его приведут прямиком в покои понтифика, минуя святая святых — опочивальню, в личный кабинет самого Папы.

— Прислуга Орсини взята в кандалы, Ваше Святейшество! — герцог Гандийский с силой толкнул Корелья на середину кабинета, затем преклонил колено. — Кардинал, — добавил он в некотором смущении, заметив делла Ровере за спиной старшего брата.

Микелетто зорко следил за происходящим с непроницаемым лицом: он слышал все, чувствовал каждое движение, отслеживал каждый взгляд, при этом глаза его ни на ком не останавливались. Превратиться в тень, в пустой сосуд — только так можно не выдать себя. Между тем, он не мог не отметить роскошное убранство комнаты, вряд ли Корелья ранее видал подобное великолепие. Пламя исполинского очага да несколько свечей освещали кабинет, но и этого хватало, чтобы блеск роскоши ослепил неискушенный взор наемника.

Стены, затянутые в дорогие переливающиеся ткани, были увешаны богатыми гобеленами на библейские темы, а сводчатый потолок уходил ввысь так высоко, что приходилось задирать голову, чтобы его разглядеть — с потолка того на Микелетто взирали все те же отрешенные белые лики.

— Любезный кардинал, — подчеркнуто тихо процедил сквозь зубы епископ Борджиа, обращаясь к младшему брату, — предложил нам помощь.

Он медленно приблизился к Микелетто, не сводя с наемника сверлящего взора, и промолвил над самым его ухом:

— В поимке организатора заговора.

Не только взгляд нового хозяина внушал трепет, но и густой, с хрипотцой голос каким-то неведомым образом затронул надломленные струны души убийцы. Правда, ржавые струны эти уже не могли отозваться мелодией, лишь скрипучий дребезг где-то в середине заставил его внутренне содрогнуться. Ошеломленный странным чувством, он не смел поднять глаз. Когда тот грубо стиснул его загривок пониже шеи, убийца лишь дернулся и невольно отшатнулся в сторону, властная хватка Чезаре Борджиа отдалась тупой ломотой в плече.

— Мы схватили этого подлеца у ворот, — молвил герцог Гандийский, справа от Корелья.

В противоположность старшему брату, голос Хуана отдавал жеманными нотами и скорее резал слух, чем ласкал его.

— В заговоре по определению должно быть несколько участников, верно? — слегка насмешливо заметил Чезаре, въедаясь пальцами в затылок наемника, точно тисками.

От него повеяло дымным ладаном и острым мускусом. В отличие от Микелетто епископ не успел сменить одежды после событий ночи.

Чезаре неожиданно швырнул Микелетто вниз, на пол, к ногам кардинала делла Ровере:

— Вы знаете его?

Убийца не растерялся, с невозмутимым лицом он поднялся от пола и остался стоять на коленях, взирая невидящим взглядом пред собой. Он не видел ничего и в одновременно все. Краем ока он выхватил, как поднялся из глубокого кресла Папа, впереди себя он наблюдал расширенные от тревоги глаза делла Ровере.

— По-моему, он разливал вино, — неуверенно промолвил понтифик, оказавшись рядом и коснувшись ноги Микелетто полой роскошного тяжелого халата. Он разглядывал его с высоты своего роста, словно обезьянку в клетке.

— Вам знаком этот человек, кардинал делла Ровере? — раздался звучный, настойчивый голос Чезаре за спиной у Корелья.

Он все еще сомневался, его новый господин. Все еще не верил. Думал, что наемный убийца служил не только Орсини, но и делла Ровере — сомнения его объяснимы, и все же он ошибался. Между итальянцами был сговор, и Корелья знал о нем, но сам наемник являлся слугой лишь одного из господ.

— Я знаю, что он прислуживал у кардинальского стола, — осторожно произнес делла Ровере. — Но там было много прислуги. Более ничего, — поспешно добавил он.

— Если эта тварь и есть отравитель, — воскликнул герцог Гандийский, подлетев к Микелетто со спины, — дыба развяжет ему язык! — жестким рывком он поднял того на ноги.

— Посмотрим, — пожал плечами понтифик. Опалив Корелья равнодушным холодным взглядом, он отхлебнул вино из тяжелого кубка.

В длинных коридорах замка Святого Ангела было сыро и темно, туда не пробивался отблеск рассвета, и, сдавалось, ночь там никогда не заканчивалась. Микелетто пришлось по душе это мрачное место, но ему вовсе не нравилось, как спесивый герцог со всей дури толкал его в спину, заставляя отлетать далеко вперед. Силой, похоже, природа младшего Борджиа не обделила.

— Я в сомнениях, — прикрикнул Хуан вслед Микелетто, рухнувшему на пыльный, устланный соломой, пол, — содрать с тебя кожу ночью? — он подскочил к наемнику и больно саданул его в живот тяжелым сапогом. — Или на рассвете?

Корелья собрал всю волю в кулак, чтобы сдержать свой гнев, который нарастал в нем с каждым толчком и ударом, с каждым глотком пыли во рту.

— Сожалею о ваших сомнениях, милорд, — бросил он, поднимаясь с колен, и впервые смело скрестил взгляд с герцогом, но мигом перед глазами его вырос кулак, затянутый в черный бархат перчатки.

— Жалей себя.

Герцог огрел челюсть Корелья с такой силой, что у того зазвенело в ушах. Он грохнулся лицом об пол, и вновь удушливая пыль наполнила легкие, в голове поднялся нестерпимый звон. Откуда-то издалека донесся спасительный голос Чезаре:

— Брат! — разметав пыль подолом сутаны, он словно вихрь подскочил к герцогу и оказался прямо над Микелетто.

С появлением хозяина наемник словно воспрял духом, встряхнулся и оторвал голову от земли.

— Ты выбился из сил, защищая отца, — Чезаре похлопал брата по плечу. — Я мог бы неплохо провести время за допросом.

Он кинул хищный взгляд на коленопреклоненную фигуру Микелетто, всем видом давая понять брату, что жаждет отмщения.

— Подходящее ли это дело для священника? — усомнился младший Борджиа.

И, чтобы доказать свою ярость, епископ с силой двинул Микелетто коленом. Тот, всхлипнув, рухнул оземь, сразу за острой болью ощутив металлический привкус крови во рту. Похоже, герцогу этого было достаточно. Он зашагал прочь, звеня шпорами на сапогах. Микелетто все еще валялся лицом у земли, когда сильные руки подхватили его за шиворот и втолкнули в клетку. И снова он оказался на коленях, силясь прийти в себя.