Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

Не все должно быть просто. Часть восемьдесят девятая

Над Вечным Городом поднимался стылый зимний день. Ветер с северных просторов гнал пыль и опавшие по осени листья, безжалостно трепал мерзлые ветви высоких тополей, завывал монотонно и уныло. Наружные ставни на многочисленных окнах Апостольского дворца убаюкивающе поскрипывали под неистовыми порывами, но в жарко-натопленную банную залу Ватикана не проникал ни единый сквозняк. Родриго Борджиа, прикрыв глаза от блаженства, будто ленивый кот, сидел в огромном круглом чане, наполненном доверху теплой, смягченной ароматными маслами, водой. Вокруг понтифика тихо сновали слуги, поднося ему то сладкое вино, то легкие закуски, а примадонна Джулия Фарнезе, будто славная хозяюшка, подливала в чан горячей воды и деловито терла спину любовника мягкой тряпицей.

В последнее время они все более походили на супружескую чету, прожившую бок о бок не один десяток лет. Сытая, спокойная умиротворенность могла обрадовать иного мужчину, но не Родриго Борджиа. Он тосковал по прежним необузданным порывам. Но в том не было вины Джулии, ибо она ничуть не подурнела, а была все также прекрасна, как и раньше. И все также желанна. Но у Родриго нынче имелись и другие желания.

Его фантазии в эти дни занимала иная примадонна. Смуглолицая прихожанка, что вот уже третье воскресенье приходила на утреннюю мессу в собор Святого Петра, садилась во втором ряду и, склонив голову, будто в молитве, то и дело лукаво поглядывала на понтифика с загадочной улыбкой. В ее крупных чертах сквозила южная итальянская сочность: большие, далеко расставленные глаза и густые брови вразлет, ровная, сияющая бронзой кожа — аппетитный гибкий стан угадывался даже под зимними, теплыми одеждами. Тонкие запястья, длинные, пластичные пальцы, усеянные кольцами… Кто она такая? Явно не из знати — Родриго был знаком со всеми знатными дочерьми Рима — но и не крестьянка, ее платье и украшения говорили о хорошем достатке. Едва ли такая красавица зарабатывала свой хлеб на улице, но и куртизанкой она не была — на ее одежде не нашлось отличительного знака всех честных куртизанок Рима — ярко-желтого пояса, повязанного бантом на талии. О, ему не составит труда узнать, где она живет и чем занимается, а затем и пригласить ее под каким-нибудь благовидным предлогом в Ватикан…

В молодости Родриго нравились пылкие красавицы Каталонии: загорелые, черноокие, пышные и сладострастные. Это лишь после нескольких лет жизни в Италии он развил влечение к хрупким, бледнолицым богиням с полотен Боттичелли. Но сейчас, то ли по зову крови, то ли по зову сердца его вновь манила яркая, чуть крикливая и порочная красота.

Нет, Родриго вовсе не намеревался бросать Джулию, о том и речи не было, душой он прикипел к рыжеволосой любовнице, но плоть его и глаза требовали новых впечатлений. Стоило лишь на миг представить эту волнующую темнокожую незнакомку в своей постели, в своих объятиях, как Родриго охватывал былая молодцеватая живость, страсть и азарт. Новое чувство, даже столь приземленное, даровало ему ни с чем несравнимое вдохновение. За последние месяцы он, было, растерял привычное упоение жизнью в борьбе за место на престоле, теперь же, когда опасность миновала, к нему возвращались и энергия, и задор, и здоровый плотский голод.

Красный бык Борджиа в свои годы еще был способен на гораздо большее, нежели пощипывание травки на просторных зеленых лугах.

Час назад понтифику сообщили, что ко двору прибыл французский гонец: по срочному поручению короля он требовал немедленной аудиенции у Папы. Между тем Родриго никуда не торопился, продолжая наслаждаться негой утренней ванны. Он прекрасно знал о причине спешки посланника: легат, призванный быть гарантом дружбы между Ватиканом и Карлом, бежал. Из короткой записки, что ему доставили накануне ночью, понтифик знал, что прямиком из военного лагеря Чезаре направился в Пезаро, дабы призвать к ответу этого бездарного предателя Джованни Сфорца. Само собой никто другой не должен был узнать о местоположении старшего сына. До поры до времени.

Спустя еще час понтифик — свежий, чистый и румяный, словно младенец — вышел, наконец, в зал для аудиенций. Он сохранял совершенно невозмутимый вид, приветствуя иноземного гостя со своего высокого трона, в то время как француз явно нервничал и кипел от злости, понимая, что его терпение намеренно испытывалось. Покончив с церемониями, гонец, с трудом сдерживая негодование, сбивчиво изложил суть своего визита, на что Александр лишь картинно развел руками:

— Мы так же как и вы, господин посол, шокированы исчезновением кардинала Борджиа.

Посол выдавил на своих обветренных губах подобие улыбки, которая скорее напомнила оскал:

— Каково же его место пребывания, Ваше Святейшество? — подрагивающим от раздражения голосом, осведомился он.

— Его место пребывания? — переспросил Александр, изобразив крайнее недоумение. — Мы понятия не имеем!

Посол недоверчиво уставился на понтифика, в серых, прищуренных глазах его мелькнула бессильная злоба. Разумеется, он не верил сказанному ни на грош, но что же можно было изменить теперь, когда армия Карла уже подошла к границам Неаполя? Возвращаться обратно, дабы отомстить, король не станет.

Француз побледнел в явной растерянности, на низком лбу его прорезались две глубокие морщины. А понтифик, тайно наслаждаясь напряженной до смеха сценой, сочувственно улыбнулся и проговорил:

— Передайте Его Величеству, что мы готовы заменить кардинала Борджиа на любого другого, какого он пожелает, — Родриго не спеша оглядел присутствующих князей церкви, стоящих по правую сторону от его трона и, остановив насмешливый взгляд на вице-канцлере Асканио, спросил: — Возможно, кардинала Сфорца?

По залу пронесся тихий ропот возмущения, а сам Асканио лишь дернул уста в саркастической ухмылке, прекрасно понимая, что его сиятельная персона едва ли пригодится французскому монарху.

Гонец, неприятно пораженный, порывисто поклонился и, запинаясь, с подчеркнутой любезностью произнес:

— Я сообщу Его Величеству, Ваше Святейшество.

Родриго царственно кивнул и, чуть подумав, добавил:

— И мы просим выразить ему нашу искреннюю поддержку в его отчаянном неаполитанском предприятии.

— Мы не считаем завоевание Неаполя отчаянным предприятием! — посол снова постарался выдавить подобие улыбки и вновь это ему не удалось: тонкие, бесцветные губы на миг обнажили желтоватые зубы, а затем вновь сомкнулись. Он с опаской осмотрелся по сторонам, будто желая убедиться, что над ним не насмехаются. Понтифик примирительно поднял руку:

— О, нет! Нет! — он пристально поглядел в невыразительное лицо француза. — Но, возможно, так считает Неаполь?

Родриго легко, будто у него за плечами и не было шести десятков прожитых лет, поднялся на ноги, давая понять, что разговор окончен. При этом он улыбнулся той обезоруживающей улыбкой, за которую ему всегда многое прощалось, и повелительно протянул послу руку с папским перстнем для поцелуя:

— А сейчас, с вашего позволения, нас ждет еще одна аудиенция.