Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

Перотто. Часть семьдесят третья

Над шумными улицами уже сгущались сумерки, когда всадник в запыленных от долгой дороги одеждах, верхом на породистой лошади достиг ворот Ватикана. Несмотря на середину сентября, стояла нестерпимая жара. Ни малейшее волнение воздуха не смахивало пота, выступившего на лбу молодого гонца. Он возвращался из Сиены, куда ездил по поручению Его Святейшества Александра.

Всего два месяца прошло с тех пор, как Педро Кальдерон поступил на службу к понтифику, а ему уже довелось сменить третью лошадь. Благородные скакуны не выдерживали долгих часов в пути, а отдых на почтовых станциях был непозволительной проволочкой для папского гонца. Да и места на постоялых дворах вечно не хватало. Нынче, когда над италийскими землями сгустились тучи войны, казалось, на дорогах стало оживленней, чем в поселениях. Горожане, собрав все самое ценное на телеги да спины крепких мулов, бежали из Рима в надежде укрыться от нашествия варваров из Франции. Посыльные сновали между городами со срочными донесениями.

Но Педро Кальдерон не жаловался на судьбу. Он, в отличие от своих нерадивых сверстников, с детства мечтал служить великому делу, затем и проводил долгие часы за скучными уроками, а все свободное время посвящал верховой езде. Третий сын мелкого испанского купца, без титула и богатства, он знал, что может рассчитывать лишь на собственные умения. Отец его, по счастью всецело поддерживал рвения сына, и как только тому исполнилось восемнадцать, нашел Педро теплое местечко при Ватикане. Разумеется, старшему Кальдерону пришлось использовать свои связи и изощренную хитрость, дабы обеспечить сыну столь многообещающее будущее.

Поначалу таланты молодого каталонца проверяли в незначительных заданиях. Он целый месяц был посыльным внутри Рима: бегал с поручениями от двора ко двору, передавал послания, а порой и брал на себя роль соглядатая. Педро тяготила подобная мелкая работа, ибо он мечтал о свободе открытых дорог и государственной службе, но он безропотно выполнял каждое новое задание и вскоре доказал, что способен на гораздо большее.

Стены Апостольского дворца обхватили усталого путника в объятия желанной прохлады, а слуга, что встретил его, подал чашу со свежей водой из колодца. После того, как Педро жадно осушил кубок, камерарий помог ему смыть с лица и рук дорожную пыль, а затем проводил гонца вверх по лестнице. Однако вместо папских покоев Педро повели выше.

— Куда мы направляемся? — спросил испанец, озираясь по сторонам. Он никогда не бывал в этой части дворца. Тут не хватало блеска и роскоши, что царила на подходах к покоям Александра.

— Его Святейшество велел проводить вас к кардиналу, — ответил слуга и, спохватившись, добавил: — К кардиналу Валенсийскому.

Педро нервно сглотнул. Он немало слыхал о старшем сыне понтифика и даже пару раз пересекался с ним в коридорах замка Святого Ангела, но до сих пор не имел чести быть лично представленным Чезаре Борджиа. Что же, рано или поздно это должно было случиться, ведь весь Рим знает — старший сын являлся правой рукой Александра в делах.

Когда Педро очутился внутри помещения, что, по всей видимости, служило гостиной, там никого не оказалось. Слуга откланялся и удалился прочь, а Педро остался стоять посреди затемненного зала, под низким полукруглым сводом потолка. Все его тело ныло от усталости, а на зубах, несмотря на выпитую воду, до сих пор скрипела пыль дороги. Между тем, сесть на один из мягких диванов без приглашения господина было совершенно немыслимо, и Педро терпеливо стоял на месте, переминаясь с ноги на ногу.

Наконец, за дверью послышались шаги, и через минуту на пороге появился тот, кого за глаза называли молодым дьяволом с ликом Христа. Кроваво-алый шелк мантии зловеще полыхнул в отблеске факела.

— Ваше Преосвященство, — почтительно поклонился Педро и лишь затем посмел вновь поднять глаза.

Кардинал с легкой, прохладной усмешкой на губах внимательно буравил взглядом гонца, словно желая разом узнать все его мысли. Свечи выхватывали из тени высокую фигуру и гордо вскинутую голову. Тихо, но отчетливо он произнес:

— Представься.

— Педро Кальдерон, милорд. К вашим услугам!

Гонец снова порывисто поклонился, а затем, невольно содрогнувшись, достал из седельной сумки послание, привезенное из Сиены. Он и сам не понимал, что за малодушное волнение охватило все его существо при встрече с Чезаре. Служить понтифику было огромной честью, и Педро уже научился не трястись от страха каждый раз, когда переступал порог Ватикана. Однако чего ожидать от сына, о котором ходили мрачные легенды? Говорили, Чезаре жесток, в любых спорах превращает черное в белое, а когда дело касается защиты интересов семьи — не знает ни жалости, ни милосердия.

Между тем, лик его будто сошел с полотна гениального художника. Великолепная грива темных волос, благородная смуглость кожи. Большие, проницательные глаза под густыми черными бровями, прямой, удивительно красиво вылепленный нос и четко очерченные губы. Длинный, поросший щетиной подбородок смягчала ямочка. Рядом с ним Педро, до сих пор воображающий себя красавчиком и сердцеедом, вдруг остро ощутил собственную ничтожность и глубокую провинциальность.

Не говоря ни слова, Чезаре протянул руку, и Педро, сделав пару шагов навстречу, передал запечатанный свиток. Молниеносным движением кардинал выудил клинок откуда-то из красных складок сутаны и ловко вскрыл печать. Быстро пробежав послание глазами, он удовлетворенно хмыкнул, швырнул письмо на стол, а затем снова внимательно уставился на Кальдерона. В глазах Чезаре мерцал невидимый огонь, который, казалось, прожигал собеседника насквозь, не давая тому ни малейшего шанса на двоедушие.

— Когда ты готов снова отправиться в путь? Святой Отец говорит, ты можешь скакать день и ночь без устали.

— Так и есть, милорд! — смущенно пробормотал Педро, хотя он с трудом стоял на ногах от утомления. — Я готов отправиться сейчас же, Ваше Преосвященство!

Чезаре рассмеялся:

— Ты же едва дышишь, Перотто. Прибереги эту жертву для подходящего случая.

Шутливый тон несколько успокоил внутреннее волнение Кальдерона. А то, как господин дружелюбно назвал Педро на итальянский манер, вселило в юношу надежду, что необходимая благосклонность получена.

Чезаре подошел к столу, выхватил с него лист пергамента, исписанный четким, убористым почерком, свернул письмо в свиток и аккуратно запечатал сургучом.

— Нужно доставить это послание в Пезаро, — он повернулся к Педро и жестом указал тому подойти. — Моей сестре, Лукреции Борджиа.

При этих словах взгляд Чезаре на короткий миг потеплел, будто ему вдруг вспомнилось нечто приятное, но уже в следующую минуту в темных глазах вновь прорезался холодный металлический блеск.

— Ты должен передать письмо лично в руки.

Кальдерон остановился в шаге от господина и неслышно перевел дух.

— Удостоверься, что сестра прочтет его при тебе. Ответ получи там же, устно. Запомни каждое слово, а затем по возвращению все в точности передай мне.

Педро быстро кивнул и почувствовал, как голова идет кругом. Это не обычное дипломатическое задание. Ему доверяют дело семьи.

— И еще. Самое главное, — Чезаре приблизился и, понизив голос, нарочито медленно произнес: — Мне нужно, чтобы ее муж, Джованни Сфорца, ничего не узнал. Ни о письме, ни о вашей встрече.

Кардинал внимательно взглянул на гонца:

— Ты меня понял?

Он протянул свиток, и Педро, уняв внутреннюю дрожь, уверенно кивнул, а затем взял письмо и сложил в сумку.

— Справишься с таким?

— Да, милорд! Без всяких сомнений! — страстно воскликнул Педро и для пущего эффекта поклонился, чуть не до пола. Он еще не представлял, как именно осуществить возложенное на него дело, но был уверен, что найдет способ.

Чезаре сдержанно улыбнулся и хлопнул юношу по плечу:

— Отправляйся на рассвете. А сейчас Микелетто проводит тебя.

Низким, с густой хрипотцой голосом кардинал позвал слугу. Неожиданно дальняя стена с гобеленом пришла в движение, за искусной росписью открылась фальш-дверь. Педро слыхал о многочисленных тайных ходах и скрытых туннелях Ватикана, но не ожидал увидеть их воочию. Из-за отодвинутой панели появился невысокий, худощавый мужчина со светло-рыжими волосами.

О верном наемнике Чезаре ходили зловещие толки. Встретиться с ним было равно несчастью. У Кальдерона похолодели ладони, когда Микелетто подошел ближе и сухо поприветствовал его. Глаза, серые волчьи глаза — вот, что было самое страшное в этом человеке. В них, казалось, не было блеска жизни, а лишь ее блеклое отражение. Водная гладь без глубины.

На какой-то миг Педро застыл в полной растерянности, чувствуя, как земля плавно уходит из-под ног. Усталость с дороги да изнуряющая жара, по-видимому, сыграли с ним злую шутку, он пошатнулся и только вовремя подставленное плечо Микелетто, спасло его от позорного падения.

— Спокойнее, парень, — сипло проговорил убийца, грубовато хлопая Педро по щеке, точно малого непослушного ребенка. — Я не причиню тебе вреда, — он метнул многозначительный взгляд в сторону Чезаре и холодно рассмеялся: — Пока мой господин не пожелает иного.

— Простите! — спохватился Педро и, уже полностью придя в себя, вновь откланялся: — Ваше Преосвященство, это все жара!

Кардинал снисходительно улыбнулся, да с такой теплотой, что Педро вдруг решил: он готов жизнь отдать за этого замечательного человека.

— Ты должен выспаться, Перотто, — бросил Чезаре, усаживаясь за рабочий стол. — А потом отправляйся в путь. Но помни, я жду ответ из Пезаро как можно скорее.

И снова пыль дороги въедалась в кожу и плотным слоем покрывала его плащ, но свежесть раннего утра сладко наполняла легкие и даровала надежду на недурной денек. Короткой ночи крепкого сна Педро, конечно же, не хватило, чтобы полностью восстановить силы, но какое это имело значение, когда на кону стояла столь высокая награда, как доверие семьи Борджиа. Доверие Чезаре, а вместе с ним и самого Папы.

До Пезаро он намеревался скакать без остановок для отдыха, меняя загнанных лошадей на почтовых станциях. По расчетам Кальдерона, при хорошей погоде и послушных конях он достигнет ворот прибрежного городка к завтрашнему утру. Сейчас же он был рад наблюдать погожий рассвет, хоть оранжевый шар восходящего солнца на чистом, без единого облачка небе и означал нестерпимую жару в полдень.

А сейчас, пока мягкий ветерок обдувал кожу, а лошадь под ним шла ровно и быстро, Педро ощущал восторг, охватывающий его каждый раз, когда перед глазами простиралась извилистая лента дороги и бескрайние холмы Кампаньи.

Надо признать, что нешуточного волнения добавляла скорая встреча с донной Лукрецией. Юный Кальдерон видел ее лишь раз, пока девушка гостила в Ватикане летом. Он запомнил золото густых волос и белизну кожи. А еще прекрасную улыбку. Лукреция тогда пролетела мимо, точно видение, под руку с Чезаре, увлеченно слушая то, что брат шептал ей на ухо. А Педро стоял там, словно вкопанный, не в силах отвести взгляд от прелестной красавицы. Он не стал тешить себя надеждами привлечь ее внимание, ибо в том не было бы и малейшего смысла. Лукреция — сокровище Ватикана, любимая и единственная дочь понтифика. Куда скромному гонцу до такой принцессы?