Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

Когда кони полетят. Часть семьдесят восьмая

Джулия и Лукреция покидали Пезаро на рассвете, когда осеннее солнце еще не поднялось над горизонтом. Тайно, стараясь не издавать и малейшего звука, они выскользнули из ворот дома, словно две дрожащие тени в ночи. Чистый и бодрящий воздух раннего утра изгнал дрему и вселил в девушек безудержную отвагу.

По приказу Джулии, еще затемно, Паоло запряг двух лошадей, и он же безропотно помог беглянкам взобраться по седлам. Сердце Лукреции рвалось, когда пришло время прощаться, и хотя она понимала, что в Риме места для Нарцисса-конюха не найдется, невозможно было просто так оставить его на растерзание Сфорца.

— Ты должен поехать с нами! — взмолилась она, придерживая поводья своей норовистой лошади и вглядываясь в красивое лицо возлюбленного. — Милорд убьет тебя!

— Нет, — покачал головой конюх и грустно улыбнулся: — Он меня высечет, — Паоло торопливо сжал ладонь Лукреции, затянутую в тонкий бархат перчатки. — Но это того стоит.

— Когда я снова увижу тебя? — сквозь слезы пробормотала она, не в силах оторвать взгляда от прекрасных темных глаз, что смотрели на нее с любовью и восхищением.

— Может, когда вы вернетесь из Рима, — неуверенно пробормотал Паоло, и сердце Лукреции больно сжалось. Ведь она не собиралась возвращаться сюда. Вовек.

— Когда кони полетят, — отозвалась Джулия нетерпеливо, — что нам бы не помешало. Едем! Пока лорд не проснулся!

Лукреция не взяла с собой ничего, кроме перевязанной шелковой лентой пачки писем от родных да драгоценных украшений, привезенных из Рима. Великолепные платья, туфли и книги она оставила без сожалений, так же, как и все свадебные подарки Сфорца. Обручальное кольцо Лукреция бросила на туалетном столике, точно немой укор. Точно плевок в лицо Джованни. Ей ничего не нужно было больше от этого человека. Он причинил ей немало вреда и боли, но куда отвратительней было то предательство Борджиа, что Сфорца совершил в час великой нужды. За это ему никогда не будет прощения.

И теперь, посылая лошадь прочь из ненавистного Пезаро, Лукреция впервые за долгое время ощутила себя свободной и, наконец, счастливой. Она дышала полной грудью вместе с ветром, серебристая кобылка под ней резво скакала вперед, а жизнь стремительно набирала красок.

Темная пелена, наконец, спала с ее глаз. Все пролитые слезы вмиг позабылись, а тело Лукреции освободилось от оков страха. Ведь благодаря мудрости подруги, она узнала причину той неизвестной хвори, что мучила ее последние месяцы. Джулия задала всего несколько простых вопросов, и ответов ей хватило, чтобы все понять.

Почему раньше никто не рассказывал Лукреции о таких вещах? Почему мать не просветила дочь, как распознать столь естественное для замужней дамы положение?

Лукреция ждала ребенка.

Где-то там, под самым сердцем, в ней росла маленькая кроха — плод их юной любви с Паоло. Не было ни малейшего сомнения, что ребенок сей от Нарцисса, ведь Лукреция не делила постель с законным супругом с тех самых пор, как тот упал с лошади.

Паоло. Она будет скучать по нему. Будет вспоминать те прекрасные дни и ночи, что они провели вместе. Он уберег Лукрецию от печали, дал ей тепло и ласку в чужом и враждебном доме. Он вернул ее к жизни, когда она, казалось, была готова умереть. А теперь он подарил ей дитя, и это станет ее утешением в разлуке.

Но, несмотря на светлую грусть, душа ее уже изо всех сил стремилась вперед, прочь из Пезаро, в Рим. К Чезаре. Она тосковала по брату каждый день своей жизни. Лишь его объятия всегда утешали ее по-настоящему, и лишь его забота и защита дарила ей ни с чем не сравнимое чувство безопасности. Рядом с Чезаре Лукреции не будет страшна ни французская армия, ни сам Сатана.

Утро выдалось чудесным, солнце медленно поднималось над просыпающимся лесом и косыми, все еще по-летнему теплыми лучами освещало дорогу двум бесстрашным наездницам. Они скакали во весь опор, сухие ветки хрустели под копытами легких коней. В воздухе пахло осенью: горечью прелых листьев, мускусной ароматностью земли, грибами и спелыми ягодами. Богатый, глубокий дух неумолимого увядания природы на пороге зимы.

Лукреция восторженно глядела перед собой, наслаждаясь вновь приобретенной свободой. В нескольких десятках миль, на почтовой станции в Урбино, эскорт папских наемников ожидал отчаянных беглянок, но пока они были одни, посреди дикой чащи, и полное приволье горячило кровь Лукреции. Она, позабыв обо всем, гнала свою лошадь навстречу свежему ветру. За спиной слышался глухой топот копыт — то Джулия нагоняла строптивую наездницу.

— Придержи свою лошадь, любовь моя! — крикнула Фарнезе на скаку, и голос ее эхом разнесся по чернолесью.

Лукреция легко потянула поводья и вопросительно улыбнулась, когда Джулия поравнялась с ее серебристой кобылой.

— Ты ведь нездорова, помнишь? — заметила подруга. — А в твоем состоянии нужно беречь себя.

Лукреция сбавила ход лошади на плавный, гладкий шаг.

— За стенами этого угрюмого замка мне сразу стало лучше, — усмехнулась она, жмурясь и подставляя лицо ласковым солнечным лучам, пробивающимся сквозь пожелтевшую листву деревьев.

— Тогда вдвойне хорошо, что мы бежали, — воскликнула Джулия. — В этот час беды твой отец нуждается в нас.

Подруги заговорщицки переглянулись и рассмеялись. Еще никогда Лукреция не совершала побега: оказалось опасность будоражит, обостряет все чувства и захватывает дух. Ей стоило сбежать еще тогда, перед свадьбой, стоило уговорить Чезаре отвезти ее в Новый Свет. Как бы сложилась их жизнь в тех местах, что зовут раем?

Ах! Да какой толк сожалеть о том, что не сделано! Гораздо полезнее мечтать о будущем.

Однако, пока грядущее рисовалось ей туманным. Наступление французской армии на Рим уже было неизбежно, а значит, семье Борджиа предстояло великое испытание. Но каков бы ни был исход — пусть даже то будет позор поражения — Лукреция желала встретить судьбу в кругу родных и близких. Между тем, больше всего на свете она хотела как-то помочь отцу отстоять свое право на престол Святого Петра. Невыносимо было думать, что дочь, на которую возлагалось столько чаяний, не оправдала их.

От беспокойных мыслей ее отвлекла Джулия. Когда они миновали густую чащу леса и выехали на каменистую дорогу, вьющуюся посреди дубовой рощи, Фарнезе окликнула подругу с лукавой улыбкой на губах:

— Расскажи-ка мне об этом… Паоло.

— То есть о Нарциссе? — оживилась Лукреция. — Что ты хочешь узнать?

Джулия тихо рассмеялась и бросила на подругу острый, любопытствующий взгляд:

— Все!

И Лукреция, окрыленная беспечностью солнечного дня, рассказала все с самого начала, ничего не тая. Ей пришлось поведать о Джованни Сфорца и его жестокости. Вспоминая о первых днях в Пезаро, Лукреция радовалась, что все осталось позади. Фарнезе, как никто другой, могла понять тяготы подруги, ведь она сама некогда пережила подобное. Отрадно было поделиться с кем-то всеми горестями и радостями, что Лукреция пережила за эти полтора года вдали от дома.

Девушки настолько увлеклись разговорами, что их внимание не сразу привлек отдаленный гул. А когда закованные в блестящие доспехи всадники показались на грунтовой дороге, было уже слишком поздно. На ветру развевались синие флаги с желтыми лилиями — флёр-де-лис[18].

— Это же французы, да? — с тревогой воскликнула Лукреция, чувствуя, как от испуга у нее немеют ладони.

Но Джулия не успела ответить. Солдаты на крепких боевых лошадях окружили девушек со всех сторон и речи о том, чтобы скрыться уже не шло. На миг у Лукреции перехватило дыхание от страха, а сердце ухнуло в пропасть, но она быстро взяла себя в руки и ничем не выказала ужаса, что обуял ее.

Из отряда рыцарей в латах выступил статный наездник, гордо гарцуя на великолепном жеребце. По его доспехам и богатому снаряжению было видно, что он являлся капитаном сего отряда.

— Дамы! — прогнусавил воин. — На дорогах нынче не спокойно!

И Джулия, и Лукреция владели французским в достаточной мере, чтобы сразу понять его слова. Ибо, как и полагалось благородным дамам, они с детства учились не только латыни, но и языку галлов.

— Похоже, что так, — спокойно отозвалась Джулия, крепко придерживая лошадь, пугливо пляшущую под ней.

Француз окинул La Bella холодным, изучающим взглядом с головы до ног, и в знак одобрения увиденному, дерзко ухмыльнулся. В его облике Лукреция не заметила враждебности, скорее настороженное любопытство. Ее тревога несколько поутихла.

— И куда вы направляетесь? — спросил капитан, неспешно обходя лошадь Лукреции по кругу, словно хищник обходит добычу. В обрамлении металлического шлема виднелось приятное на вид лицо, вовсе не похожее на варварское.

— В Рим! — уверенно ответила Лукреция, подивившись собственной внезапной смелости.

Воин кивнул и снова ухмыльнулся, обнажая ряд ровных, белых зубов.

— Ну, что ж, французская армия вас сопроводит!

Не успела Лукреция насладиться и днем свободы, как попала в лапы очередного врага. И на сей раз враг этот куда страшнее и опаснее, чем Сфорца. В Пезаро у нее были союзники, да и на мужа Лукреция нашла управу, а что ждет ее здесь, в стане вражеской армии? Они с Джулией всего лишь две хрупкие женщины. А вокруг тысячи грубых, неотесанных мужчин, пожирающих их с Фарнезе голодными, похотливыми взглядами. Не мудрено: большинство из них отродясь не видали благородных дам вблизи.

Ей шел семнадцатый год, и под сердцем Лукреция носила дитя. Она больше не была ребенком. Да, окажись Чезаре рядом, она бы позволила защитить себя, ибо знала, что никто не справится с этим лучше старшего брата. Но вдали от дома, в плену иноземных захватчиков, что жаждали повергнуть Рим и низложить ее отца, Лукреции предстояло позаботиться о себе самостоятельно.

Мысленно она обратилась к Чезаре за помощью. Что бы он сделал, окажись на ее месте?

В первую очередь, брат ни за что бы не испугался и не позволил малодушию завладеть собой. А, значит, и Лукреция не станет бояться. Она — Борджиа, дочь Папы. Никто больше не посмеет причинить ей вред ради забавы.

Однако, всю чудовищность угрозы нависшей над Римом Лукреция поняла лишь, когда очутилась в военном лагере. Шум многотысячной толпы можно было расслышать еще до того, как взору открылось невероятное зрелище. Под ярким полуденным солнцем растянулись неисчислимые ряды шатров и походных бараков, над россыпью палаток реяли флаги с золотыми геральдическими лилиями на темно-синем фоне. Необъятный лагерь тянулся за горизонт, куда только хватало глаз, и терялся в маревой дымке дня. Тяжелая кавалерия, лучники, пехота, артиллерия — тут, казалось, собралось войско целого мира.

— Видана ли такая огромная армия? — изумилась Лукреция, не в силах оторвать взгляда от зрелища, что захватило ее дух.

— Никогда со времен Ганнибала, миледи, — самоуверенно заявил французский капитан. Ему, очевидно, доставляло удовольствие наблюдать за тем впечатление, которое производило на дам королевское войско. За время пути Лукреция успела разглядеть в капитане довольно приятного человека. Он ни разу не позволил себе непочтительного поведения в сторону пленниц и ревностно охранял их от навязчивого внимания солдатни. А его яркие синие глаза то и дело возвращались к Лукреции с искренней приязнью.