Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

Следующим утром на рассвете кардинал отправился по Аппиевой дороге в монастырь, что расположился в нескольких десятках верст от обители Святой Цецилии, куда любила наведываться баронесса до того, как ее жизнь резко переменилась. В дороге его сопровождал Микелетто. Наемник, как и всегда, держался невозмутимо и незаметно, следуя за господином неотступной тенью. И Чезаре был благодарен Микелетто за эту извечную деликатность.

Сегодня ему не хотелось говорить о делах. О надвигающейся армии с севера, о слишком скандальном и расточительном поведении Санчии (новоявленной жены Джоффре), о предательстве Флоренции, что пропустила Карла через свои земли без малейшего сопротивления. Обо всем, о чем твердил отец накануне вечером. А Чезаре слушал его вполуха и мечтал поскорее отправиться в постель. По опыту он знал, что о подобных заботах лучше думать на свежую голову.

Сегодня он выспался, как следует, но предстоящая встреча с Урсулой вносила смуту в его мысли и чувства. И сосредоточиться на чем-либо другом представлялось совершенно невозможным.

Когда всадники достигли ворот монастыря, уже начало припекать, и Чезаре подумал, что каков бы ни был исход сего дня, назад в Рим они отправятся не раньше пятого часа. В конце июня путешествовать под палящим зноем зенитного солнца было бы крайне неразумно. Между тем, где-то в глубине души он верил, что Урсула, минуя всяческие обеты, вновь откроет ему свои объятия, и тогда дорога обратно не будет занимать его мысли.

Стареющая настоятельница обители Джеральдина радушно встретила кардинала Борджиа, ни словом, ни взглядом не попрекнув его за долгое отсутствие. Наоборот, она богобоязненно припала иссушенными губами к рубиновому перстню, рассыпалась в благодарственных речах. А затем с вежливостью гостеприимной хозяйки проводила его в трапезную, где для дорогого гостя уже был накрыт скромный, но праздничный стол.

Ни о какой еде Чезаре и думать не мог, зная, что где-то там, в одной из тесных келий монастыря, томится его Урсула. Но было бы невежливо отказываться от предложенных яств. Чезаре пришлось наскоро выпить кубок разбавленного вина и съесть несколько легких закусок, прежде чем он смог перейти к главной цели своего приезда. Аббатиса, ничуть не удивившись просьбе о встрече с новой послушницей, повела кардинала длинными, просторными переходами, на ходу расспрашивая его о новостях и рассуждая о планах по усовершенствованию монастырского сада. Вскользь она упомянула, что мечтала бы расписать фресками потолок часовни, где монахини собираются к молитвам. Чезаре безошибочно уловил суть ее намека и пообещал посодействовать в данном мероприятии. Он щедро пожертвовал на восстановление монастыря, как только Сан-Систо перешел под его покровительство и теперь видел, что сей взнос пошел обители на пользу. Чисто выбеленные стены, новые стекла в витражах, отреставрированная колокольня и восстановленная мозаика пола — и это всего за один год.

— Увы, аббатиса, мои дни преисполнены заботами о мирянах, — Чезаре сокрушенно покачал головой. — Наши духовные обязанности слишком легко забываются.

Джеральдина добродушно улыбнулась, и от уголков ее бледных глаз разошлись глубокие лучики морщин, исчезающие под покровом белоснежного чепца.

— Но мы очень благодарны вам за ваш вклад в восстановление монастыря, — сказала она и остановилась перед дверями кельи. Эта добродетельная женщина с ясным, несмотря на возраст, взглядом смотрела на Чезаре без всякого осуждения или подозрения. Взор ее был чист и сдержан, при этом, казалось, она видит собеседника насквозь, видит даже то, что он сам от себя скрывает. Аббатиса кивнула, приглашая Чезаре входить:

— У нашей новой послушницы, сестры Марты, просто божественное контральто.

К счастью, Джеральдина не стала задерживаться и, учтиво поклонившись, пошла прочь. Чезаре старался дышать спокойно, когда открывал двери кельи. Но стоило ему увидать Урсулу в полном облачении монахини, сердце ухнуло вниз и на миг перестало биться.

Она сидела неподвижно, маленькая женщина в черном одеянии, в глубине полутемной комнаты, под высоким сводом монастырского потолка. Косые лучи солнца из стрельчатого оконца пронизывали пространство, придавая увиденному какой-то мистической потусторонности.

Прикрыв за собой двери, Чезаре на миг застыл на месте, вглядываясь в ее лицо, а она смотрела на него с оцепенелой маской терзания. Это, несомненно, была Урсула, и ей совершенно не шли эти нелепые черные балахоны, а лицо ее в обрамлении белого чепца выглядело осунувшимся и побледневшим.

— Сестра Марта? — наконец, выговорил он охрипшим голосом.

— Ваш тон слегка шутлив, кардинал? — холодно спросила она, не шевельнувшись.

Чезаре сделал шаг вперед, не сводя с нее глаз:

— Возможно, — ответил он, все еще силясь понять настроение Урсулы. Но строгое лицо под черным покрывалом дрогнуло лишь на миг.

— Это крайне неуместно, — быстро выпалила она, нервно теребя свои пальцы. До этого Урсула прятала глаза, а теперь вновь подняла их на Чезаре, и он радостно отметил, что взгляд ее несколько потеплел.

— Вы, кардинал, покровитель монастыря Сан-Систо, — в тоне ее послышалась горькая усмешка. — Даже мне видится в этом ирония.

Сердце его больно сжалось.

— Ты знала? Когда выбирала эту обитель? — с мучительной надеждой спросил Чезаре.

Урсула покачала головой, опустила ресницы, печально усмехнувшись:

— Узнала, когда уже дала обет.

Если это и игра, то она слишком изощренная в своей жестокости.

— Мне следует оставить этот пост? Назначить вместо себя другого кардинала?

— Нет, — поспешно перебила Урсула. — Я никогда не освобожусь от вас, кардинал.

Опять в ее тоне и словах ему почудилось поощрение, надежда вспыхнула ярким пламенем. Терпение лопнуло, и Чезаре порывисто шагнул к Урсуле, схватил ее за руку. Но она подскочила с места, словно ее ударило молнией, и отпрянула в сторону, сбрасывая его ладонь.

— Я это знала! — воскликнула она, убегая от него, точно от огня. — Не дотрагивайтесь до меня! Мужчинам это не дозволено!

Чезаре, пораженный ее враждебным отпором, остался стоять на месте, до сих пор не веря, что Урсулы, которую он знал, — робкой, но все же любящей Урсулы, — больше нет. Кто эта женщина, убегающая от него, словно от преступника?

Между тем, она подступила к раскрытому на пюпитре молитвеннику и, припав пальцами к страницам, сбивчиво затараторила:

— Единственный, кто может тронуть меня, кто живет в моем сердце, кто навещает меня еженощно, умер много веков назад!

Чезаре громко выдохнул:

— Ха, — он тяжело опустился на твердый, грубо сколоченный стул, с которого так суетливо подскочила Урсула, и с едкой иронией произнес: — У меня новый соперник. И его я убить не смогу.

Она резко развернулась к нему с расширенными от ужаса глазами. Черная саржа монашеского одеяния скорбно всколыхнулась вокруг тонкой фигуры. Чезаре еще помнил этот гибкий стан в своих руках, и ему было горестно видеть, как красота любимой погребена под аскетичным балахоном монахини.

— Что за богохульство! — вскрикнула она, задохнувшись от негодования. — Вы почитаете себя выше божьей милости, кардинал?

— Нет, — тихо ответил он, откинувшись на спинку стула, чувствуя, как его душой медленно овладевает апатия. — Но я желаю сам управлять своей судьбой.

Он с грустью уставился в ее глаза, в эти прекрасные глаза, что пленили его с первого взгляда, а теперь отвергали без всякого сожаления.

— Ты просила меня о свободе.

— И вы мне ее подарили, — ответила Урсула. Окинув взглядом полумрак кельи, она добавила: — Вы привели меня сюда. Я провожу свои дни в покаянии и, как ни странно, в мире…

Чезаре бегло оглянулся по сторонам и, опершись локтями на колени, сокрушенно опустил голову. Неужели это его вина, что из богатой, знатной и невероятно красивой дамы, эта женщина превратилась в скорбную постриженицу в похоронных черных одеждах, живущую в голых стенах кельи? Спящую на матрасе набитом соломой?

Это не свобода, Урсула, это — бегство. Бегство от той жизни, которую ты могла бы получить, имей ты хоть каплю смелости довериться мне. Но ты предпочла поручить свою судьбу Господу. А война с Всевышним в мои планы не входит.

Чезаре сложил ладони шатром и удрученно уставился в мерцающий алым рубин на кардинальском перстне. Даже Фиаметта удивлена, что он до сих пор не сделал ничего по-настоящему значительного, не разорвал путы нежеланного священства. Ему пора выкинуть из головы романтический вздор о любви. В жизни есть куда более увлекательные дела, чем страдания о женщине, которой ты никогда по-настоящему не был нужен. Оказалось, все это время она лишь искала путь к Богу.

Словно прочитав его безотрадные мысли, Урсула развернулась к нему лицом и многозначительно проговорила:

— У вас есть сила, кардинал Чезаре Борджиа. Предназначение, которое вам самому неведомо.

Он вскинул удивленный взгляд, силясь понять, к чему она ведет.

— Вы прочитали мое сердце с поистине дьявольской проницательностью, — чистый голос ее дрогнул. — И вы привели меня к Господу…

Чезаре усмехнулся сам себе. Он, лишенный всякой веры, считающий десять заповедей пустой догмой, и привел ее к Богу. Поистине убийственная ирония.

— Вы можете использовать эту силу во имя добра или во зло, — не унималась Урсула, — но она непременно найдет приложение! — мимолетная лихорадочная улыбка коснулась дрожащих уст, словно ее посетило некое видение. — И это изменит всю Италию!

— Ты ясновидящая, сестра Марта? — съязвил Чезаре, криво усмехаясь. Он поднялся и шагнул к ней.

— Нет, — она смущенно запнулась и попятилась, точно испугавшись. — Но, думаю, мне было дано постигнуть, что движет вашим сердцем. Я больше никогда не полюблю. Вам следует уйти, кардинал.

Чезаре, не обращая внимания на замешательство Урсулы, медленно приблизился к ней и впился взглядом в бледное лицо. Разом в памяти всплыли сладостные дни, что они проводили вместе, ее затуманенные счастьем глаза, влажные от поцелуев губы, разгоряченные румянцем щеки. Теперь ее кожа будто истончилась, скулы заострились, а губы потускнели. Но глаза — глаза ее еще не угасли. В них еще теплилось былое пламя, и сейчас, приблизившись к Урсуле, он явственно ощутил, каких трудов ей стоило сохранять маску благочестивой холодности. Чезаре шагнул еще ближе и порывисто протянул руку к ее лицу.

— Это запрещено! — она увернулась, отшатнулась и прижалась к стене, испуганно глядя на Чезаре. Не веря своим глазам, он наблюдал, как она хватает колокольчик с подоконника и быстро громко звонит в него, словно зовет на помощь.

Он потерял ее, навеки потерял.

Мысль эта пронизала сердце точно холодная сталь клинка. И он все стоял там, словно вкопанный, глядел на Урсулу и не понимал, какая сила заставляет ее поступать так странно, так безумно. Спустя несколько мгновений за дверью послышались шаги, и звучный голос одной из послушниц, позвал:

— Сестра Марта?

Чезаре одернул себя и быстро пересек келью к выходу. Не хватало еще, чтобы его уличили в недостойном поведении с монахиней. Он обернулся в последний раз, дабы убедиться, что Урсула провожала его взглядом.