Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

Поцелуем, при одном воспоминании о котором ей жгло губы.

Вздор! Блажь и несусветная фантазия!

Преодолевая невыносимое терзание, Лукреция произнесла севшим голосом:

— Вскоре мне предстоит… отправиться обратно к мужу.

Чезаре тихо простонал, обхватил ее талию в плотное кольцо и потянул за собой навзничь.

— Почему? — спросил он, ласково откидывая укрывшие ее лицо светлые локоны. Тепло его сильного тела она ощущала даже сквозь плотные покровы одежды. Внезапно ей стало нестерпимо это напряжение, не находящее выхода, это тепло, сжигающее изнутри. Лукреция освободилась из цепких объятий брата и прилегла рядом, устремив взгляд под высокий полог роскошного ложа.

— Потому что он мой муж, — произнесла она, наконец. — Потому что нашему отцу нужна его поддержка.

Она повернула голову и встретила тяжелый взгляд Чезаре.

— Нужно связать тебя и задержать здесь, — сказал он. — Тогда ты была бы счастливее.

Лукреция перевела дух и горестно вздохнула.

— Почему ты не веришь, что я счастлива?

Чезаре привстал на локте и потянулся к ее руке:

— Потому что знаю, что-то случилось.

— Откуда? — растерялась Лукреция, пряча взгляд, но покорно отдавая ладонь в его распоряжение.

— Твои глаза, — сказал Чезаре быстрее, чем обычно. — Ты больше не ходишь по воздуху.

Он крепко стиснул ее ладонь одной рукой, а другой коснулся ее подбородка и в упор посмотрел в глаза.

— Где прячется моя младшая сестренка?

Сердце Лукреции дрогнуло и забилось с неистовой силой. Она порывисто села и запахнула плотнее халат. Ее бил озноб.

— Я жена лорда Сфорца, брат, — проговорила Лукреция, оправляя поясок на талии.

— Если он не добр к тебе, я поступлю с ним также.

Она повернулась к Чезаре и через силу улыбнулась:

— Тогда ему стоит быть со мной любезным.

Он качнул головой, будто не веря ее словам, и, соскочив с кровати, прошелся к столу, налил себе воды из графина и залпом осушил кубок. Лукреция неотрывно следила за ним, невольно любуясь: высокий, статный, даже после бессонной ночи он выглядел поразительно хорошо.

— Что для него услада? — спросил брат, небрежно присев на край массивного стола.

— Охота, — быстро отозвалась Лукреция и зачем-то добавила: — Супружеское ложе.

Лицо Чезаре исказила гримаса боли. Он потер лоб, словно у него раскалывалась голова, и процедил:

— Я уже его ненавижу.

— Но с ним приключился несчастный случай, — напомнила Лукреция. — И теперь он не может предаваться усладам.

Чезаре мрачно усмехнулся:

— Счастливое несчастье?

— Да, — она поневоле дернула губы в улыбке, вспомнив о том, какую роль сыграла в этом происшествии. — Господь милостив.

— Но он поправится? — спросил Чезаре с нотками тревоги и сожаления.

— Увы, да, — отозвалась Лукреция.

Брат вскинул на нее пристальный взгляд темных, всеведущих глаз.

— Ты больше не дитя, сестренка, — проговорил он с горечью в голосе. — И за это нет ему прощения!

— Для моего брака была причина, братец. Напомни мне о ней.

Чезаре не ответил, но в его взгляде многое отразилось: тягостная мука и нежность, желание защитить ее и одновременно бессилие перед обстоятельствами. С натужным вздохом он зажмурился и яростно покачал головой, а затем порывисто шагнул к ней, но остановился в полушаге, когда в дверь громко постучали. То были слуги с десятком кувшинов чистой горячей воды для ванны. Сам чан внесли следом.

Лукреция торопливо подскочила с кровати и заспешила к выходу, но Чезаре поймал ее за руку уже в коридоре, развернул к себе и, не обращая внимания на снующих вокруг слуг, привлек в объятия — такие тесные, что у нее дух захватило. В полумраке перехода он все обнимал ее, будто она уезжала сегодня и сейчас. А затем также стремительно выпустил из своих рук и быстро расцеловал ладони, одну за другой. И лишь после этого отпустил. Лукреция сделала всего пару шагов, когда он окликнул ее:

— Помнишь? В любое время, Лука.

— Я пошлю за тобой, — усмехнулась она, обернувшись, и присела в дурашливом книксене.

В ее руках оказалась странная власть над жизнью и судьбой сразу двух человек. Ее мужа — Джованни, и брата — Чезаре. Молчание Лукреции было зароком благополучия обоих, и это же молчание было источником ее собственного несчастья. Но, слава богам, у нее было утешение: Нарцисс. Он — то, ради чего она готова вернуться в Пезаро, и ради чего и дальше будет притворяться добропорядочной женой Джованни Сфорца. Она собралась с духом. Больше никакой жалости к себе. Только благоразумие.