Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

***

— Она слишком красива, — сказала Лукреция Чезаре в один из вечеров. — Ненавижу.

Старший брат, весь в черном сатине, плотно облегающем его великолепную фигуру, только закончил танцевать гальярду с Санчей и присел рядом с сестрой, чтобы перевести дух. Услыхав ее слова, он удивленно вскинул бровь и усмехнулся:

— Если ты ненавидишь красоту, то должна ненавидеть себя.

Лукреция невольно расплылась в улыбке. Она знала, что Чезаре считает ее самой красивой девушкой в целом мире, но напоминание не было лишним.

— Ну ладно, — согласилась она, бросив быстрый взгляд в сторону смеющейся во все горло Санчи. — Я буду любить ее.

Лукреция отщипнула виноградинку от крупной грозди на столе и с наслаждением проглотила сладкую ягоду. Озорно улыбаясь, она приблизилась к Чезаре и шепнула у его уха:

— Но в глубине души я все равно ненавижу ее.

Когда она чуть отстранилась, брат смерил ее снисходительным взглядом и тихо произнес:

— Я узнал, что можно любить и ненавидеть одновременно.

В его голосе Лукреции послышалась не то грусть, не то ирония, и она изумленно взглянула на Чезаре, размышляя, о ком же он говорит.

— Об этом, кажется, есть стихотворение… — шепнула она, вновь придвинувшись поближе и с удовольствием отметив про себя, как приятно брат пахнет. Свежий цитрус и глубокий мускус.

— Ненавижу и люблю…[11] — медленно проговорил Чезаре.

Они переглянулись и понимающе улыбнулись. Оба хорошо знали небезызвестное произведение Катулла.

Взгляд Лукреции вернулся к Санче. Неаполитанка, томно обмахиваясь веером, шептала что-то на ухо сидящему рядом Хуану, в то время как Джоффре по правую сторону от нее уплетал кусок сладкого пирога.

— Бедный Джоффре, — сказала Лукреция, отщипывая еще одну виноградину. — Он заслуживает большего, чем Неаполь.

— Ты стала знатоком генеалогии? — хрипло спросил Чезаре и смочил горло вином.

— Я слышала о том, какое чудовище ее отец.

Он усмехнулся, но взгляд темных глаз стал острым:

— И ты веришь слухам?

Лукреция покачала головой и поднесла янтарно-зеленую виноградину к его устам. Чезаре ловко ухватил ягоду, слегка коснувшись ее пальцев губами. Вновь запела флейта, призывая танцоров. На немой вопрос Лукреции “Потанцуем?”, Чезаре покачал головой и жестом, напоминающим взмах веера, показал, как ему жарко.

Ах, несносная Санча! Совершенно выбила его из сил!

Но, по правде говоря, Лукреция и сама устала не меньше. Ноги ее до сих пор гудели, хотя она пропустила уже целых три танца. Некоторое время брат и сестра молча наблюдали за танцующими, потягивая вино и обмениваясь задушевными взглядами. В такие моменты Лукреция мечтала, чтобы праздник никогда не заканчивался.