Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697

XX. Въезд посольства в Гаагу. Аудиенция у Штатов

Еще 12 сентября[1036] церемониймейстер Штатов, состоявший при послах, или, как его называет «Статейный список», «гофмейстер», фон Динтер по поручению нидерландского правительства осведомился у Лефорта о предполагаемом дне въезда посольства в Гаагу для представления Генеральным штатам. Лефорт ответил, что посольство намеревается выехать в Гаагу 15/25 сентября, плыть водой до деревни Форбург, лежавшей в двух милях от Гааги, там переночевать и на следующий день после обеда торжественно въехать в Гаагу, причем депутаты от Генеральных штатов должны встретить послов у моста Горна (Горнбрюгена). Сообщая правительству об этом разговоре с Лефортом, Динтер, вероятно к немалому ужасу правительства, прибавлял, что нельзя еще с точностью определить числа посольской свиты, но что она будет состоять приблизительно человек из 150–160[1037]. 14 сентября в Гаагу был послан Богдан Пристав осмотреть помещения, отведенные послам во дворце принца Маврикия и в двух смежных нанятых для этой цели гостиницах: «Старом» и «Новом Дулене». 15 сентября Динтер представил послам проект «церемониальных статей», определяющих порядок взаимных встреч и проводов послов и депутатов от Генеральных штатов, которые будут назначены состоять при послах[1038].

Вероятно, вследствие задержки из-за рассмотрения этих церемониальных статей отъезд посольства в Гаагу произошел днем позже, чем был назначено Лефортом в приведенном разговоре с Динтером, не 15-го, а 16/26 сентября. Перед отъездом, полагая, очевидно, что посольство уже совсем расстается с Амстердамом, явились к послам прощаться президент и бургомистры амстердамского магистрата, благодарили за оказанную городу пребыванием в нем посольства честь, просили извинения за возможные упущения: если послам «учинена от бурмистров какая невыгода, в том они служебно прощения желают, и то бы им оставлено было». Бургомистры сказали далее, что почитают за радость, что в бытность послов в их городе получены известия о победе под Азовом и о победе цесарцев при Центе, изъявили удовольствие по поводу заключения союзниками мира с Францией и выразили надежду, что не замедлит заключить с Францией мир также и цесарь. Надо думать, со вздохом большого облегчения бургомистры, прощаясь с послами, предложили проводить их при выезде в Гаагу. В заключение они обратились к послам с просьбой, чтобы великий государь, его царское величество, благоволил оказывать жителям их города милость и призрение в их торговых делах и в особенности во время проживания амстердамцев в Москве и в Архангельске. Послы благодарили бургомистров, обещали доложить об их просьбах государю и обнадеживали еще большей, чем прежде, государевой милостью[1039].

Посольство двинулось из Амстердама в трех яхтах: в первой яхте, государственной, принадлежащей Штатам, плыли послы и трубачи; все время игравшие на трубах, во второй, принадлежащей городу Амстердаму, поместились дворяне и «валентеры», и среди волонтеров, конечно, и Петр, иначе волонтеры не приняли бы участия в поездке в Гаагу; третью яхту, принадлежащую городу Лейдену, заняла свита[1040]. Бургомистры проводили послов до яхт. При выезде из Амстердама был произведен троекратный салют из 17 пушек. На пути, не доезжая Лейдена, послов нагнала почта, с которой они получили мемориал посольского посла Бозе о присылке его королю 60-тысячного вспомогательного войска[1041]. Когда посольские яхты плыли мимо города Лейдена, также раздавалась пушечная пальба. Яхты остановились в селе Форбург, где послы были встречены Богданом Приставом, доложившим им, что помещение для них в Гааге готово и что Штаты примут их с честью. В Форбурге посольство ночевало в отведенном для него доме, где был сервирован ужин, за которым «подчивали» послов состоявшие при посольстве гофмейстер Динтер, торговый человек Захарий Дикс и капитан ван-дер Гульст[1042]. Сюда, по словам Меермана, вытребован был послами уполномоченный от Штатов для разрешения одного церемониального затруднения, именно: послы, не соглашаясь на существовавший в Голландии обычай, не хотели при предстоящем въезде в Гаагу сесть в первую карету и требовали, чтобы все кареты поезда следовали впереди посольской. После переговоров затруднение было улажено[1043].

Въезд в Гаагу состоялся на следующий день, 17/27 сентября. Отправившись из Форбурга после обеда, послы плыли с полмили до Горнбрюгена (моста Горна). Здесь, как было условлено, встретили их два депутата Генеральных штатов с 40 каретами, в том числе 6 о шести и 17 о четырех лошадях. После взаимных приветствий поезд, повторяя церемониал въезда в Амстердам, тронулся в Гаагу; развернуть весь блеск церемонии въезда побуждало послов присутствие тогда в Гааге многих иностранных посольств, съехавшихся на конгресс. «Великие и полномочные послы ехали в Гаагу в одной корете. Наперед перед великими послы ехали верхи люди их, калмыки, в саадаках, потом шли простые кореты, за теми подьячие и переводчики, за ними дворяня в коретах; потом вышепомянутые встречники Статы в корете; за ними ехали верхами перед посолскою коретою московские да галанские трубачи и трубили галанские трубачи на трубах; перед посолскою коретою шли пеши лекаи посолские в немецком платье. Потом великие и полномочные послы ехали в нарядной корете, по обе стороны кореты шли гайдуки их в венгерском платье с обухи, на шапках их перя струсовые (страусовые); кругом кореты шли голанские солдаты в белых немецких кафтанах с списы; напереди и позади кореты стояли посолские пажи в немецком же платье. Потом везены посолские три кореты по шести возников в корете; возницы были немцы… А поставлены были великие и полномочные послы в Гаге на дву дворех: первой на стацком дворе (дворец принца Маврикия), а второй и третей на дворе кола рыцерского аглинского (гостиница „Дулен“ — Стрелковое общество), двор подле двора»[1044]. Участвовавшие во въезде двое депутатов от Штатов, «встречники», встретили послов «на нижнем рундуке» отведенного помещения, проводили их в палаты, поздравили с прибытием и говорили, что поедут объявить о приезде послов «товарищам своим господам Статом»[1045]. Послы благодарствовали и проводили депутатов из палат на «нижний рундук». Очевидно, при этих проводах послами нарушен был этикет, как его изображали церемониальные статьи, привезенные послам Дитмаром 15 сентября, по которым послы должны были проводить депутатов до кареты. По крайней мере, вскоре же по приезде к послам явился член Генеральных штатов бургомистр Витзен, посредник во всех затруднительных вопросах с русскими, очень подружившийся с царем, принимавший на себя, как мы видели выше, крупные поставки оружия и наем мастеров для России, с поручением переговорить с послами «приватне». Приватный характер разговора с лицом, столь близким к русским, предохранял стороны от неприятных трений или конфликта. Витзен передал послам просьбу Штатов соблюдать этикет, встречать их депутатов при их ежедневных приездах к послам у кареты и провожать их до кареты же. В Гааге находятся теперь послы всех окрестных государств, и Штатам нарушение этикета перед ними будет особенно оскорбительно. Витзен прибег даже к угрозе, что депутаты Штатов не будут приезжать к послам, если последние не согласятся на их просьбу. Послы возражали, говоря, что им «таких встреч чинить непристойно», что ранее в послах из России бывали особы меньшего значения, но и те депутатов до карет не провожали. Витзен заявил, что послы всех христианских государей оказывают Штатам такую честь, и показал им какую-то выписку из канцелярии, которая должны была убедить послов в том, что и русские послы прежде, и цесарские, и французские соблюдали требуемый Штатами этикет. Спор закончился обещанием послов, очень, впрочем, уклончивым, что они будут депутатов «встречать, где пристойно и как поспеют, а провожать будут с подобающею честью»[1046]. Вечером в день въезда, 17/27 сентября, к послам явились 7 депутатов: «семь человек Стат розных провинций»; послы встретили их «в сенях», и дело опять не обошлось без этикетных пререканий. «Как прибыли в город на посольской двор, — отмечает в „Записной книжке великой особы“ сановный автор ее, принимавший участие во въезде посольства в Гаагу, — приехало цугами два человека (Стат) с поздравлением, а к обеду семь; из них был один президент, который потчивал нас столом. Мы встречали их на крыльце, и президент долго не выходил из кареты для того, что послы нашли не сошли на нижнее крыльцо»[1047]. Когда препирательства были улажены, президент Штатов, вошедши в палату, поздравил послов с прибытием. Депутаты выразили благодарность «за милость великого государя, что изволил прислать таких великих послов и честных особ», заявили, что они рады послам «вседушно и желают великому государю многолетнего здоровья» и счастливой победы над неприятелем, «а им, великим послам, они рады служить во всяком их поведении со всякою охотою». Послы отвечали благодарностью.

После обмена приветствиями депутаты хотели удалиться и явиться затем к ужину; но послы упросили их остаться, на что депутаты согласились. «И по тех разговорех Статы говорили, что они поедут в сборную палату, а к ужину будут. И великие и полномочные послы им говорили, чтоб они, господа Статы, себя и их, послов, не трудя, у них побыли, пока то время приспеет; и Статы позволили и сели с великими послы за столом и говорили о настоящих делах». Затем состоялся ужин. «И когда есть приспело, и тогда великих и полномочных послов Статы звали за стол и ели в особой полате; сидели великие послы за столом в первых местех, по правую сторону сидели два человека Стат, по левую сторону пять человек». Петр, принимавший участие во въезде по обыкновению в какой-либо второстепенной роли среди посольских дворян, был и на ужине с депутатами: «подле Стат кругом всего стола сидели знатные началные люди Преображенского полку (одно из условных обозначений царя в „Статейном списке“) и дворяне; а иные дворяне ж, валентеры, и дворяне посолские и приказные люди ели за другим столом. И пили за столом кубки ренского, в начале про здоровье великого государя, его царского величества, потом Голанских Стат и про здоровье Аглинского короля и иных союзных, и про посолское здоровье. А в то время трубили на трубах голанские трубачи»[1048].

Поутру 18 сентября перед посольскими помещениями исполнена была своеобразная серенада. Явились 26 барабанщиков и «на поздравление били в барабаны»[1049]. В этот день Петр Лефорт и Богдан Пристав объехали находившиеся в Гааге посольства: цесарское, испанское, английское, датское, шведское и бранденбургское, извещая о прибытии московских послов и завозя визитную карточку Лефорта, на которой было изображено его имя со всеми пышными титулами: Son Excellence Monseigneur Lefort, general des Gardes et de l’Infanterie de Leurs Majestйs czariennes, admiral de ses flottes, presйdent de tous ses conseils Vice-Roy du grand duchй de Novogrod, ambassadeur extraordinaire et plenipotentiaire aux principales cors de l’Europe[1050].

На это иностранные послы ответили присылкой в тот же день своих чиновников с поздравлением по поводу прибытия. Оказывается, что русское посольство соблюдало в этом случае тогда уже в Европе и действующий доныне обычай, по которому вновь прибывающие в столицу государства иностранные послы не делают первого визита своим товарищам, а только извещают их о своем приезде и ожидают первого посещения с их стороны[1051]. При этом обойдено было намеренно французское посольство, и это было сделано по личному настоянию Петра, руководившего послами. На это личное распоряжение царя, запретившего посещать французское посольство, так как «Московскому государству нечего делать вместе с Францией», ссылается Петр Лефорт в своих письмах в Женеву к отцу, который очень интересовался этим исключением французского посольства и расспрашивал сына о его причинах. «Я могу привести вам, дорогой батюшка, — пишет Петр Лефорт, — только одно объяснение относительно визита, который следовало бы сделать послам Франции: этого не пожелал его величество. Не умею вам сказать причину: из-за князя ли это Долгорукого (князя Якова Долгорукого, нелюбезно принятого при французском дворе в 1686 г.) или по каким-либо иным обстоятельствам, которые пока еще мне неизвестны»[1052]. Возможно, что Петр не желал вступать в сношения с французскими представителями, пока не был еще заключен мир с французами у союзника России цесаря. Несомненно, что одной из причин такого явно выраженного нерасположения к Франции была ее политика в Константинополе, поддерживавшая турок против Священного союза, и политика в Варшаве, поддерживавшая принца де Конти против Августа Саксонского. Французские послы и в Голландии всячески старались повредить успеху русского посольства[1053]. Бойкот французских представителей был объявлен очень строгий, и всему составу русского посольства было запрещено входить в какие-либо сношения с составом французского посольства. Обойдены были также представители дворов мелких курфюрстов, потому что, по словам того же Петра Лефорта, в сравнении с курфюрстом Саксонским и Бранденбургским они не имеют никакого значения[1054]. Не упомянут при этом объезде посольств Петром Лефортом и Богданом Приставом посол курфюрста Саксонского и польского короля, знакомый уже нам Христофор Дитрих Бозе; но он уже виделся с русскими послами в Амстердаме, и, кроме того, он не получил еще официального подтверждения своего назначения. Сам он, продолжая начатые в Амстердаме переговоры, посещал русских послов неоднократно в Гааге.