Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

Вот она — расплата! Но ведь Урсула просила об освобождении. Просила! Как еще она думала получить свободу? Каким иным образом надеялась обрести счастье?

— Я думал… — он запнулся. — Надеялся, ты по доброй воле.

— Вы купили эти три недели ценой убийства!

Чезаре прикрыл глаза, переводя дух. Ее слова, точно раскаленные спицы, прожгли сердце. Между ними вновь выросла неосязаемая преграда. А ведь он был уверен, что с преградами покончено.

— Я рассказала вам, что в тот вечер он поедет в Остию, — Урсула повернулась к Чезаре и, подняв вуаль с лица, впилась в него леденящим душу взглядом: — Признайтесь, кардинал!

— Мне не в чем признаваться, — сдавленно ответил Чезаре.

— Но преступление написано у вас на лице! — воскликнула она, подскочив на месте.

— Это было не убийство! Он сражался и проиграл!

Она вся обмякла, издав короткий глухой крик. Обхватив рот ладонью, беззвучно зарыдала и сквозь слезы сбивчиво пролепетала:

— Я молила вас… не встречаться с ним!

Чезаре зло посмотрел на пунцовое от слез лицо, на дрожащие губы, на обручальное кольцо, поблескивающие на ее пальце. Быстро глянул в полные недоверия и ужаса глаза. Впервые за всю жизнь он узнал, что значит любить и ненавидеть одновременно. В тот момент ему в равной степени хотелось заключить ее в объятия и задушить.

— Ты молила меня не подвергать себя опасности, — тихо прошипел он, склонившись к ней, вдыхая пленительный сладкий запах, от которого даже сейчас у него замирало сердце.

Урсула горестно простонала, пораженная:

— Я и подумать не могла, что вы способны на такое!

Чезаре в отчаянии отвернулся:

— А я-то думал, ты знаешь меня.

— Я думала, что знаю человека, который разрывается между миром и Господом. Но не убийцу!

Он глубоко вздохнул, стараясь не давать воли ярости, что неумолимо закипала в его душе. Как жестоко он ошибался. Зачем впустил любовь в сердце?

— Разве защищать честь матери — преступление? — проговорил Чезаре уже спокойнее. — Обеспечить свободу той, которую любишь… Даже больше, чем честь матери. Если да, — он поднял глаза к сводам церкви, — то я убийца по рождению.

Урсула покачала головой. Она прекратила всхлипывать и утерла слезы быстрым, нервным жестом. Голос ее все еще дрожал, когда она произнесла:

— Может, Господь и простит вас, но я вряд ли смогу.

Чезаре помрачнел. Как быстро трещина между ними превратилась в пропасть. Как же он был слеп и глуп, думая, что сможет всецело завладеть сердцем этой женщины. Все, что ему досталось, это ее слабая плоть. Сколь самонадеянно было думать, что Урсула сможет полюбить его. Она всего лишь хотела легкой интрижки, пока муж в отъезде. Желала временного утешения в объятиях ласкового любовника. Ей не нужна была вечность рядом с кардиналом Борджиа.

— Думаешь, мне нужно прощение Господа? — спросил он и болезненно поморщился. — Я забочусь о твоем счастье, твоем будущем! — он нашел хрупкую холодную ладонь Урсулы и горячо сжал в своей. — И я тебе его дал. Ты же просила освободить тебя!

На короткое мгновение показалось, в ее взгляде мелькнула оттепель, но уже в следующий миг она высвободила руку и вновь залилась горькими слезами:

— Вы дали мне не будущее! Вы дали мне пожизненную кару! Я соучастница вашего преступления.

Будто через силу, она вновь подняла глаза на Чезаре, с прежней было мягкостью скользнула взглядом по его лицу. Ее голова дремотно склонилась к нему, будто на миг забылось все сказанное, точно вокруг не было никого, кроме них двоих, будто ее влекло к нему неведомой силой.

— У меня все еще есть к вам чувства… — она резко встрепенулась, точно очнувшись ото сна. — Но я не знаю это чудовище возле меня! — Урсула зажмурилась и порывисто вскочила с места. Нет, он не позволит ей уйти вот так. Схватив за руку повыше локтя, Чезаре с силой усадил баронессу обратно.

— Позволь рассказать тебе! — потребовал он.

Обхватив за талию, он цепко притянул Урсулу к себе, так, чтобы она не смогла вырваться, даже если бы захотела. Приблизившись к самому ее уху, он медленно проговорил:

— Я был рожден с пятном. Со знаком. Как Каинова печать, — Чезаре перевел дух. — Но это знак моего отца, моей семьи — печать Борджиа.

Урсула словно оцепенела, не делая попыток вырваться. Она лишь натужно дышала, а слезы градом лились по ее щекам. Пусть его слова окажутся жестокими, но, по крайней мере, теперь она будет знать, с кем имела дело.

— Я пытался быть иным, но ничего не вышло, — он почти коснулся ее лица губами и сдавленно добавил: — И если я причинил тебе боль, мне искренне жаль.

В отчаянии она прижалась к его скуле щекой, горестно задышала, едва не прильнув губами к его устам. Она отчаянно боролась сама с собой. Вновь делала выбор между… Чем и чем? Между ним, Чезаре, и мертвым мужем? Между Чезаре и… Господом? Что творилось в этой мятежной, так и неразгаданной им душе?

— Вы… проницательны, как дьявол, кардинал.

Он понял, выбор сделан. Урсула назвала его отстраненно “кардиналом” — не Чезаре, не “ты”. Мимолетная болезненная надежда угасла в душе.

— Вы прочитали мое сердце, — продолжила она, открыто глядя на него покрасневшими от слез глазами. — Исполнили мое желание, — шепнула и отстранилась. — Вы дали мне радость ценой злодейства, о котором я и помыслить не могла.

Урсула вновь отерла слезы и сдавленно вздохнула:

— И теперь я должна жить в покаянии, моля об искуплении.

Чезаре, ощутив, что неумолимо теряет ее, горячо воскликнул:

— Где?

Она поднялась с места:

— Этого вы не узнаете!

— В монастыре? — бросил он ей в след.

Чезаре потерял ее. Он недостаточно хорош для нее, недостаточно праведен.

— В полном уединении! — отозвалась она, не обернувшись.

— Я разыщу тебя! — крикнул он, и Урсула на мгновение замерла на месте. Чезаре с горестью окинул взглядом тонкую фигуру, стоящую к нему спиной. Такую крошечную под величественными сводами храма. Что-то до боли знакомое шевельнулось в его груди, точно потерянное воспоминание, словно забытое предчувствие. Он выпалил:

— Мы как Абеляр и Элоиза. Ты можешь запереться в келье, но от меня тебе не освободиться!

Она медленно повернула голову, взглянула на него с чудовищной мукой в светлых глазах и тихо произнесла:

— Вы правы. Мне от вас не освободиться.

И пошла прочь, не оборачиваясь.

Впервые со времен детства комок слез подступил к горлу Чезаре, выбив из него весь дух. Из груди вырвался вздох, почти стон. Он едва сдерживался, чтобы не броситься вслед за уходящей от него женщиной. Но вот ее юбка мелькнула между створок затворяющихся дверей, и все смолкло.