Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

— Расскажи мне все, сестренка, — проговорил он, страстно желая знать, как она жила все эти месяцы без него.

— О некоторых вещах лучше не говорить, — Лукреция потупила глаза, уголки ее губ горестно опустились. Сердце его мучительно сжалось, ибо он сразу понял, о каких именно вещах сестра не желает говорить. Проклятый Сфорца!

— Твой муж? Он был груб с тобой? — Чезаре настойчиво встряхнул ее за плечи, заставляя снова поднять глаза.

— Хуже, — Лукреция высвободилась из рук брата и двинулась по жухлой лужайке. — Он предал нашего отца!

Чезаре непримиримо мотнул головой и устремился за ней:

— Мне известно об этом предательстве, и он за него заплатит! Но если он дурно обращался с тобой, то расплата будет иной!

Лукреция порывисто бросилась к фонтану и оперлась о его чашу руками, будто в поиске равновесия.

— Путь был долгим, Чезаре, и я… — голос ее затрепетал, точно от слез. Она вздохнула поглубже: — До сих пор я старалась быть сильной, но…

Неожиданно сестра сползла вниз, будто внезапно утратив силы. Чезаре ринулся к ней, подхватил, разворачивая лицом к себе.

— Лукреция! Тебе нужен врач! — он с тревогой коснулся тыльной стороной ладони ее лба и щек, желая понять, нет ли у сестры жара.

— Нет, брат, — дрожащим голосом ответила Лукреция, все еще пряча от него взгляд. Она побледнела, и по бархатной коже щеки скатилась крупная слеза.

— Но ты больна! — в отчаянии воскликнул он, ласково смахивая соленую слезу губами. — Ты теряешь сознание!

— Это обычная слабость, — прошептала она и, отстранившись, робко взглянула ему в глаза: — Я жду ребенка.

— О, Боже! — только и мог проговорить Чезаре. Ее невинные губы не могли произнести подобного. Она же сама еще совсем дитя, пусть жизнь и заставила ее взрослеть скорее обычного.

— Кто-нибудь… — он натужно вздохнул, силясь взять себя в руки, — кто-нибудь еще знает?

— Только Джулия Фарнезе, — Лукреция слегка нахмурилась: — И более никто не должен знать.

— Почему? — Чезаре коснулся ее изящной шеи, огладил большим пальцем щеку, смахивая очередную слезу.

— Потому что, — она на миг замялась, опустив ресницы, отдаваясь любящему прикосновению, а затем, распахнув глаза, ошарашила его: — Это дитя, слава Богу, не от моего мужа.

Казалось, на миг он оглох от услышанного, но, заметив в глубине ее блестящих от слез зрачков отчаянную мольбу и затаенный стыд, одернул себя и ласково притянул белокурую голову на свою грудь.

Она больше не дитя. Не дитя, Чезаре! Очнись. Открой глаза и вспомни, что сестра пережила за последний год, и это только то, о чем ты знаешь. А о чем она молчит? Девочка моя, что же они сделали с тобой?

Он без всяких слов подхватил сестру на руки и уверенно зашагал прочь со двора. Лукреция по-прежнему весила не больше перышка, и ему было в радость ощущать вес ее хрупкого тела в своих объятиях.

— Что ты делаешь? — со слабым протестом в голосе спросила она, руками обвивая его плечи и шею.

— Несу тебя в свои покои, — просто ответил он. — Твои не готовы. Почти вся прислуга бежала. Осталась лишь моя Кларетта, да несколько слуг нашего отца.

— Я могла бы и сама дойти, Чезаре, — она улыбнулась с легкой ноткой укоризны.

— Нет. Ты бледна. Ты устала, — он сделал паузу. — Ты ждешь ребенка… К тому же я слишком долго не носил тебя на руках.

Лукреция ласково рассмеялась, не сводя с него глаз. Ее слезы высохли. Нежные, беглые пальцы уже играли с его волосами, пока Чезаре поднимался с ней по лестнице. Совсем недавно, он ровно так же нес сестру, только спящую, в ночь ее злосчастной свадьбы. Сердце в очередной раз сжалось от мучительных сожалений. Почему он тогда не разбудил ее и не увез на край света?

— Я сейчас же велю приготовить для тебя ванную, и отдыхай, сколько пожелаешь на моей кровати, — Чезаре осторожно опустил сестру на диван и ласково ущипнул ее за подбородок. — Она всегда тебе нравилась больше своей собственной, разве нет?

Лукреция добродушно улыбнулась и, глядя на него снизу вверх, тихо сказала:

— Я скучала, Чезаре.

Он быстро опустился перед ней на колени и притянул к себе за плечи. До боли, до дрожи захотелось впиться в прекрасные губы, полуоткрытые, точно в ожидании поцелуя, но вместо этого он быстро расцеловал Лукрецию в обе щеки и, глубоко вздохнув, шепнул:

— Теперь ты дома, любовь моя, — Чезаре беззаботно улыбнулся, стараясь отогнать навязчивые мысли о неуместных нежностях. — Ты голодна?

— Ужасно!

— О, по счастью кухарка осталась верна нам и не убежала со всеми. Пойду, разыщу ее. Пока ты будешь нежиться в горячей ванной, она приготовит для нас вкуснейший обед.

Сестра послушно кивнула и со вздохом великого облегчения откинулась на мягкие подушки дивана.

Ему бы хотелось тотчас расспросить Лукрецию о каждом ее дне вдали от дома, и в особенности о таинственном отце ребенка. Боже правый — ребенка! Его сестра, эта маленькая, хрупкая Мадонна носит под сердцем чужое дитя. Немыслимо!

Однако Чезаре понимал, что сегодня она не станет говорить. Придет время и Лукреция все расскажет сама, а пока ей необходим отдых, покой и его щедрая забота.