Метаморфозы. Новая история философии

Психологизм и эмпиризм

То же самое касается и статуса Джорджа Беркли как одного из основоположников психологии. Психология изначально возникла именно как «психология учёного», возможно, опять-таки, «гения». Что им движет, что должно двигать, какова его мотивация, как ему увидеть суть вещей? Для этого нужно посмотреть на мир глазами его Творца. Тео-ретиче-ски. И одновременно своими собственными. Доверять своей эмпирии, поскольку Бог не только не обманывает нас, но, наоборот, сделал мир особым образом доступным специально, даже эксклюзивно для нас, людей: «Мы должны верить, что Бог относится к сынам человеческим настолько благостно, чтобы не внушать им сильного стремления к такому знанию, которое он сделал для них совершенно недостижимым. Это не согласовалось бы с обычными милостивыми путями Провидения, которое, коль скоро оно поселило в своих созданиях известные склонности, всегда снабжает их такими средствами, какие при правильном употреблении не могут не удовлетворить этих склонностей»[37]. Если люди были созданы для постижения Божественного Плана, разве он не должен быть выражен на языке, который все люди могут понять и применить? Таким образом, Беркли желает привлечь наше внимание к Природе именно как к набору теистических знаков, ведущих людей к признанию Бога и участию в Его провиденциальном плане. Поэтому для него в принципе любое естественнонаучное знание можно выразить в терминах здравого смысла[38]. Сравните с современной наукой, которую обычный человек понять не может. Ведь известно, что разделение «науки» и «искусства» на то, что писатель и физик К. П. Сноу назвал Двумя культурами, является относительно недавним развитием (или его остановкой?) в истории западной цивилизации. Например, в эпоху Возрождения практики, ныне известные как наука, считались частью той же сферы, что и искусство. Английские же определения понятия «наука» (science) в современном смысле восходят только к 1830-м годам, а именно – к Уильяму Уэвеллу.

С самого начала появления философии ещё среди античных греков всегда существовали разделы философии, которые были «строго техническими». Возможно ли в таком случае говорить иначе, нежели как профессионал, но как целостное человеческое существо? Долгое время англоязычная философская традиция в основном как раз отличалась своей близостью к полюсу целостности и жизненности. Бэкон, Гоббс, Локк, Беркли, Юм и Милль – все они подчеркивали, что их труды должны быть доступны широкой публике, чтобы их читали и чтобы их философия влияла на жизнь людей. Даже Бертран Рассел (1872–1970) ещё старался держаться этой линии. Но всё же Уильям Джеймс и Джон Дьюи были, пожалуй, одними из последних действительно влиятельных мыслителей, которые абсолютно искренне и последовательно следовали по этому пути. В XX веке философия вообще и английская философия в частности в значительной степени последовали примеру остального академического мира, приняв за норму тщательную специализацию, и последняя даже – вот уж парадокс! – обогнала в этом деле любую другую.

С самых ранних времен главной интеллектуальной чертой англичан было желание добиться всего самыми простыми и прямыми средствами, без лишних ухищрений. В философии эта «национальная» черта проявилась в сильном предпочтении простейших теорий и сопротивлении любому усложнению теории до тех пор, пока существует хоть какая-то вероятность того, что факты могут быть объяснены более простым способом. И, соответственно, британские философы всегда стремились исключить из философии все концепции, которые нельзя было сделать совершенно определёнными и легко понятными, и потому проявляли сильные номиналистические тенденции. Беркли является замечательной иллюстрацией этого национального характера, а также этого странного союза номинализма с платонизмом.

Тот же Эрнст Мах, которого вполне обоснованно считают последователем Беркли, если не берклианцем, то, во всяком случае, мыслителем, испытавшим на себе его влияние, в значительной степени был своего рода «эмпириком», но при этом не разделял озабоченности Б. Рассела открытием «логических атомов» восприятия. Напротив, работа Э. Маха в области экспериментальной психологии[39] была сосредоточена на построении значимых перцептивных гештальтов из разрозненных физических стимулов. Таким образом, даже когда позитивисты говорили о «физикализме», они не имели в виду сведение явлений к их физическим составляющим, таким как движение атомов. Скорее, они имели в виду феноменологию «объектов среднего размера», обсуждение которых можно было бы координировать с помощью общедоступного языка.

Философия Джорджа Беркли «радикально» эмпирична. Разуму не позволено знать или понимать вещи, выходящие за рамки его собственных ощущений, а научная теория – это не открытие реальных вещей, помимо наших ощущений, а устройство для прогнозирования их хода. Логические позитивисты извлекли из этого не только основополагающий подход к знанию, основанный на чувственном опыте, но и следствие фундаментального единства науки – все науки имеют один и тот же предмет: ощущения. Так критика Э. Маха концепций, которые пытаются выйти за рамки своей эмпирической роли, оказала влияние на А. Эйнштейна.