Метаморфозы. Новая история философии

«Политико-медицинский» случай Ламарка

Точно так же и даже ещё более очевидно, что, хотя, например, «профессиональные» интересы Ламарка вполне могли лежать в одной области, а Биша – в другой, граница между ними в то время была только-только проведена, и они ещё не настолько привыкли считать себя «специалистами», чтобы не вторгаться на территорию друг друга. В эпоху, в которую они жили, то, что мы называем биологией и медициной, сознательно идентифицировалось как взаимодополняющие отрасли одной междисциплинарной науки, единство которой многие учёные во Франции энергично отстаивали перед лицом императивов растущей специализации. В точности то же самое можно смело говорить о биологии и социологии, даже если иметь в виду то время, когда О. Конт начал публиковать «Курс положительной философии» в 1842 году, поскольку именно эта работа больше, чем любая другая, утвердила идею социологии как автономной дисциплины, опирающейся на биологические и физико-химические, а также другие данные, но приверженной развитию своей собственной методологии и концептуальной основы. В конце концов, это всё ещё была эпоха Энциклопедизма, последняя эпоха всестороннего мышления, когда специализация ещё только едва коснулась мира науки и образованный непрофессионал всё еще мог понимать её язык. Даже слово «наука» по-прежнему означало самое широкое понимание мира.

Границы, которые сейчас разграничивают академические дисциплины в социально-медико-биологической области, формализуют результат борьбы в течение этого самого периода между двумя концепциями науки о человеке, одной – атомистической, и другой – органической, или энциклопедической. Первая – это традиция Д. Локка, Д. Юма и Э. де Кондильяка, верная декартовскому дуализму с его эпистемологической необходимостью автономной науки о человеке, отличной от физических наук, но в то же время включающей их. Именно эту традицию О. Конт модифицировал, развил и передал в качестве основы академических специализаций. Вторая традиция начинается как материалистический монизм, который предлагал единую всеобъемлющую и фундаментальную науку о природе, которая в принципе была бы способна объяснить все аспекты поведения материальных объектов посредством единого базового набора свойств, независимо от того, как эти объекты организованы. Её наиболее убедительными сторонниками были К. Гельвеций и П. Гольбах. Она также претендовала на то, чтобы быть единственным истинным наследником Декарта, на этот раз того Декарта, который подчёркивал единство науки. Её более поздними представителями были Д. Дидро (его «последних работ»), П. Кабанис, а также ряд физиологов, включая Ф. Биша и А. Сен-Симона. Они и превратили прежний материализм в органицизм. «Атомистическая», или аналитическая традиция в итоге восторжествовала над «органической», или синтетической традицией. «Физиология» всё ещё сохраняла ассоциации с ионийской философией, которую возродила Энциклопедия, и не смогла завоевать широкой поддержки именно из-за своей ассоциации с материализмом.

Между прочим, как и многие натуралисты своего времени, сам Ж.-Б. Ламарк также активно изучал медицину – после того, как уволился из армии в 1766 году. Сведения об этом периоде его жизни скудны, но одно письмо от его дочери Розали указывает на то, что он изучал медицину в медицинской школе, начиная с 1772 года. Эта учёба занимала его в течение следующих четырёх лет. Более того, каталог аукциона 1830 года из личной библиотеки Ламарка включает более двух десятков текстов по медицине, физиологии и анатомии, включая несколько справочников 1770-х годов. Хотя Ламарк никогда не практиковал медицину, из этих книг ясно, что он был осведомлён не только об основах анатомии и физиологии, но и о более широких обсуждениях влияния климата и окружающей среды на физиологические функции. Интерес Ламарка к медицине сохранялся на протяжении всей его карьеры. Например, в 1799–1810 годах он опубликовал свои «Ежегодники метеорологии», серию альманахов, которые, как он заявлял, были написаны специально для врачей (в дополнение к альманахам для фермеров и моряков). Ламарк сочинил эти тексты как вклад в медицинский дискурс, потому что он утверждал, что атмосфера и окружающая среда находятся в постоянном процессе обмена с «экономикой животных»[157]. Тесная взаимосвязь между физическим и моральным аспектами сделала физические и метеорологические наблюдения основой хорошей медицинской практики, которая сама по себе считалась скорее моральным искусством, чем актом «механического» исцеления. Ламарк продолжал использовать термин «животная экономика», а также связанный с ним “organization animale” во всех основных текстах вплоть до 1820-х годов.

Итак, Ж.-Б. Ламарк утверждал, что физиологию человека можно изменить, манипулируя его привычками и окружением. Эта вера привела его к тому, что он стал рассматривать естественную трансформацию и социальные изменения как взаимодополняющие силы, и понятие «воли» было стержнем в этой взаимосвязи. Теории Ж.-Б. Ламарка о роли добровольных действий в эволюции следует понимать в контексте «национальной озабоченности» Франции того времени по поводу «вырождения», социальных реформ и человеческого совершенствования (perfectibilité), которые оставались частью французского интеллектуального ландшафта на протяжении всей жизни и его карьеры. Не случайно для Ч. Дарвина «ламаркизм» ассоциировался с радикальной и франкофильской революционной политикой.

Историки науки часто были склонны преуменьшать роль желания и воли в сочинениях Ламарка. Их аргументы, как правило, были направлены против представления о том, что он рассматривал трансмутацию видов в целом как сознательно направленный процесс. В свете того факта, что так много учёных-дарвинистов просто «поверили» Ч. Дарвину на слово в отношении Ламарка, следует ещё раз подчеркнуть, что Ламарк на самом деле не считал, что подавляющее большинство организмов способны к какому-либо виду волевого контроля над их собственным развитием[158].

Ламарк стремился внести вклад не столько в эволюционную биологию как таковую, а в преобладающие во Франции того времени дебаты о физиологии разума и морали, а также о будущем развитии французской нации. В этом контексте понятия прогрессивного развития и воли не были случайными дополнениями, а скорее широко принимались в качестве центральных концепций в дебатах национального значения. В системе Ламарка воля была решающим связующим звеном между его естественно-историческим описанием видов и его интересом к поведению людей в обществе. Это не был одинокий голос, продолжающий традицию не- или псевдо-научных «виталистских» гипотез XVIII века. Ламарк был сильно заинтересован в дебатах о возможности руководства человеческим прогрессом и национальной политикой Франции. Понимание Ламарком человеческой физиологии позволило ему определить то, что он считал естественным историческим происхождением и способом развития «моральной воли». Рассмотрение Ламарком воли и моральных свобод сыграло решающую роль в его социальных и политических комментариях, таким образом, поместив его самого, и его «трансформизм» в контекст проблем человеческого развития и социальных изменений.

Ошибочная оценка Дарвином теории Ламарка была основана не только на непонимании роли воли в трансформации видов, но и продемонстрировала его неосведомленность о том, что Ламарк писал в контексте продолжающейся дискуссии во Франции, которая в первую очередь касалась социального возрождения и изменений. Для Ламарка зарождающаяся наука биология была неразрывно связана с его интересом к социальным изменениям и моральной свободе воли. Природные и социальные преобразования породили в людях моральную свободу действий и наделили их свободной волей, а, следовательно, и способностью изменять своё собственное окружение и развивать свои умственные и моральные способности, способствуя постоянному переформированию и воссозданию общества.

Согласно Ламарку, высшие животные, как и люди, имели больше органов и, следовательно, больше способностей, чем низшие, а воля берёт своё начало в актах суждения, осуществляемых органом интеллекта. В то время как процесс видовой трансформации, таким образом, мог бы дать историю интеллектуальных способностей, исследование Ламарком свободы действий и воли было основано на его интересе к физиологии человека. Однако Ламарк интересовался волей не только как биологическим или физиологическим феноменом, присущим индивидуальному организму; он также считал, что это позволяет людям играть активную роль в продолжающемся развитии их собственного вида – быть агентами своего собственного будущего. Эту идею не следует путать с карикатурой на водоплавающую птицу, «желающую», чтобы между её пальцами образовались перепонки, как насмешливо трактовали идеи Ламарка его основной оппонент Ж. Кювье (1769–1832) или учитель Ч. Дарвина Ч. Лайель (1797–1875). Вместо этого Ламарк понимал биологические изменения человеческого вида в соответствии с существующими социальными и политическими условиями, и поэтому он считал, что социальные реформы и управление окружающей средой являются ключевыми факторами в непрерывном развитии вида. Ламарк рассматривал естественную трансформацию и социальные изменения как взаимодополняющие силы. Именно благодаря этой связи он утверждал, что натуралисты обладают уникальным взглядом на социальные и политические проблемы.

Таким образом, его интересы в области метеорологии, физико-химии и атмосферных жидкостей, о которых мы уже упоминали, не были просто «периферийными» приложения к прото-теории эволюции. Более точным было бы сказать, что Ламарк намеренно принял все эти проблемы во внимание как факторы окружающей среды, стремясь объяснить, как люди пришли к существованию в их нынешнем состоянии – физически, социально и морально. Ещё в своих «Исследованиях о причинах главных физических явлений», которые, хотя и были опубликованы в 1794 году, но были составлены между 1776–1780 годами, он предположил, что живые тела формируются движением жизненно важных субстанций, а именно электричества, калорий и «магнитной жидкости», которые свободно проходили между окружающей средой и телом индивидуума, вследствие чего экономика и физиология животных всегда были вовлечены в более широкий процесс материального обмена и циркуляции с внешним миром. Внутри тела эти «субстанции» подвергались «оживлению» и тем самым поддерживали раздражительность животного и вызывали его жизненные движения. По мере их течения по клеточным тканям в ответ на полученные животным впечатления, они вырезали новые каналы и «трубки», что в конечном итоге вело к более сложной организации. У более развитых видов этот процесс в конечном итоге создавал орган интеллекта, который был достаточно сложным, чтобы выносить суждения и размышления, необходимые для совершения определённых действий.

Ламарк всегда говорил об агностицизме в отношении души или витализма, и считал знание, которое мы можем приобрести о возбуждающей причине органических движений, ограниченным, и что оно всегда будет ограничено тем, что мы можем почерпнуть из изучения законов природы. Вместе с тем, он недвусмысленно отрицал, что материя сама по себе может обладать способностью к чувствительности. Вместо этого только существо «во всей его полноте» могло чувствовать. Он считал, что моральная и физическая сферы онтологически различны, но внутренне едины; разумные существа испытывали не только физические, но и моральные потребности и эмоции. Именно с помощью этих последних люди способны возбуждать свою собственную волю к действию, в то время как первые просто приводят к автоматическим, непроизвольным действиям. Привычное повторение одних и тех же действий или проживание в одних и тех же условиях окружающей среды, таким образом, изменило бы физическую организацию человека, и такие изменения могли бы передаваться по наследству. От «затхлого воздуха» и недоедания до климата, образования, принуждения подчиняться властям – любой аспект образа жизни человека в конечном итоге оставляет свой отпечаток на теле. И Ламарку было совершенно ясно, что этот процесс повлиял и на интеллект, поскольку он был продуктом особенно сложной организации. Описание им «морального характера» включало способность «разумных животных», то есть людей, добровольно и сознательно направлять своё самосовершенствование. Ещё раз подчеркнём, что в то время такое «саморазвитие» не было второстепенной заботой для биологических исследований. Напротив, хотя интерес Ламарка к человеческому здоровью и благополучию, как мы знаем, и не привёл его к медицинской карьере, но оставался движущей силой на протяжении всей его жизни, когда он исследовал мир природы и живые организмы. И, какой бы мощной ни была способность к самосовершенствованию на индивидуальном уровне, взгляд Ламарка, в конечном счёте, был устремлён ещё дальше, на возможность социальных реформ и трансформаций.