Метаморфозы. Новая история философии

Science In(…)Action

Впрочем, сегодня «утопией» объявляют как раз человека как рационального, телесного, эмоционального и духовного существа. Спрашивают, в стиле М. Горького в его «Климе Самгине», показывающем декадентскую позднецарскую Российскую Империю: «А был ли мальчик-то? Может мальчика-то и не было?…» Как, например, то делает Б. Латур с его “We have never been modern”. Так же и с социализмом. Может быть? нам это всё только причудилось? И сегодня мы, наконец, проснулись… Или, наоборот, уснули?… Эта позиция исходит из сомнения в возможности прогресса, при апелляции к возможностям (строго биологическим!) человека.

Вообще, по всей видимости, время 1960–70-х годов было по-своему беспрецедентным и судьбоносным для всего мира, поскольку именно тогда впервые в истории соединились две разнонаправленные траектории: социализм и экологизм, правые и левые. Та же траектория своеобразно повторяется и в интеллектуальной эволюции В. А. Кутырёва: он движется от социализма («Социализм: между прошлым и будущим» (1990)) к ко-эволюции («Естественное и искусственное: борьба миров» (1994)). Советская версия социализма была уникальна тем, что вместо эксплуатации одного класса другим, здесь была эксплуатация населения со стороны государства. Напомним, что капитализм – это общественно-экономическая формация, для которой характерно эксплуатация одного класса другим (капиталисты эксплуатируют пролетариат, наёмных рабочих), но при равенстве людей (человечества) с природой, со всеми другими биологическими видами, но не только… Так, тот же самый Б. Латур говорит о необходимости создания «парламента вещей», то есть равенства прав людей и вещей. Но, и это вслух не говорится, хотя если уж речь идёт о капитализме, хотя автоматически следует, за счёт ущемления прав людей. Социализм же, напротив, отличается тем, что здесь снимается эксплуатация человека человеком, достигается их реальное равенство, но это возможно достичь, как и в случае первобытно-общинного строя (первобытно-коммунального, а не коммунистического), лишь посредством более эффективной эксплуатации людьми (человечеством) природы. В диалектической логике исторического развития – это «первобытно-общинный строй», только на новом, более совершенном и прогрессивном витке развития[249]. Вот только «сплетя огромную сеть (мафиозно-клановую систему, круговую поруку) отношений, как пауки, мы живём и чувствуем себя в ней как мухи». Или «акторы» в терминологии Б. Латура. Может ли технология объединять нас? Да, если мы сами станем технологичными!

Совпадение или опять проявление «духа времени», но В. А. Кутырёв и Б. Латур, философы совершенно разного склада ума, идейные оппоненты, если не противники друг друга, покинули этот мир на одной и той же неделе, первый – во вторник (04.10.2022), а второй – в воскресенье (09.10.2022), с разницей всего в пять дней. Кутырёв всегда выступал против бессмертия. Отсутствие смерти равнозначно отсутствию жизни. Или индивидуальное бессмертие – то же самое, что смерть человечества. О неминуемо приближающейся с возрастом собственной смерти Кутырев – наполовину в шутку, наполовину всерьёз – говорил, что скоро неизбежно «присоединится к большинству». Мы, люди, которые в данный момент времени живут на Земле, всегда находимся в меньшинстве. И поэтому тем более удивительным и странным является то, как мы здесь живем, насколько не дружественно, не бережно, даже враждебно друг к другу относимся. Не по-человечески… Или: «Чувственная любовь к жизни заменяется умозрительной любовью к бессмертию». Наконец: «Собственно человеческое утрачивается незаметно. Мы не будем знать, когда нас не будет».

Несмотря на всю несхожесть мышления В. А. Кутырёва и Б. Латура, при внимательном, пристрастном рассмотрении, между ними можно найти несколько точек соприкосновения.

Например, одна из самых известных (иногда о ней говорят как об «основополагающей») работ Б. Латура «Наука в действии» (1987) в самом своём названии содержит большую долю юмора или даже издёвки над читателями, ведь по-английски, если прочитать не “Science in Action”, но “Science InAction”, то получится либо «паралич науки» или даже «парализация наукой»! Если в случае Б. Латура непонятно, он за эту самую парализацию или против, в первую очередь потому, что для акторно-сетевой теории нормативное измерение вообще отсутствует, пустое место (вот почему и «модерна никогда не было»), то В. А. Кутырёв прямо выступает в качестве критика науки. Он так прямо и говорил, что философия науки должна порвать с её обоснованием или легитимизацией. Она возможна только в качестве критики науки, то есть критики науки как нео-догмы, тотальной пост-идеологии.

Далее, известно, что В. А. Кутырёв предлагал обсуждать все проблемы науки и техники публично. В этом смысле его можно назвать «современным левеллером». Б. Латур тоже левеллер – уравнитель «людей» и «вещей» (о необходимости «парламента вещей» мы уже упомянули). Хотя их «левеллерство», опять-таки, почти диаметрально противоположной направленности. Латур, как известно, был сторонником так называемой «симметричной антропологии», выступающей за уравнивание людей с вещами, причём любыми, будь то природными или техническими. В немного других терминах, философия Б. Латур – это «плоская онтология», где люди и вещи равны, нет никаких иерархий, так как любые иерархии – иллюзия. Для В. А. Кутырёва же это очевидный симптом «того же самого», то есть критикуемого им, едва прикрытого риторикой слепка с положения человека в искусственной среде, его непрерывно умаляющейся здесь роли, вплоть до «потери дара речи». Не случайно, пишет он, «в компьютерных текстах исчезают имена собственные, которые теперь пишутся с маленькой буквы, ибо техника не отличает живое от неживого… [М]ыслят деревья, камни, животные, артефакты, отношения между ними – лишь бы не голова… [Человек] не мыслит как таковой, по природе.

Если Homo, наряду с другими объектами и существует, то без sapiens. Такова уж теперь его «природа»… [Н]емыслимое в модернистскую эпоху ценностное уравнивание человека с любыми другими феноменами мира казалось тогда дерзким, но оно доводит до логического завершения лишение его статуса субъекта»[250]. Cубъект превращается в агента сетей, «сгусток информации»… Б. Латур лишь предвосхитил такое положение, новую (де)онтологию, провозгласив «симметричное равенство вещей и людей». Это действительно уже (де)онтология, то есть и не онтология, а её деконструкция, и не деонтология, поскольку, в очередной раз повторим, здесь нет места ничему нормативному. Это «пресловутая политкорректность, [которая] реализуется как вы(у)равнивание всего: нет ни мужчин, ни женщин, ни белых, ни черных, ни больных, ни здоровых, ни умных, ни глупых, ни красивых, ни уродов, ни добра, ни зла»[251]. Тем более, бытия и небытия. Причём об этом с восторгом толкуют последователи Б. Латура как о великом достижении в философии науки. Притом, у(вы)равнивание идёт по низшему уровню, чтобы было «всё включено». В 1980-е годы даже на Западе первые работы Б. Латура воспринимались как скандальные, не говоря уж о нашей стране… Тогда «уравнивание людей с вещами [было] скандал[ом]. Теперь… [же] в основном восторженные пересказы как нового слова в философской антропологии. «Тёмное Трансвековье». Время Mortido»[252].

Ещё раз подчеркнём главную претензию к данной философии (акторно-сетевой теории). Она заключается в том, что всё эмпирическое здесь делается нормативным («что есть, то и должно быть»), тогда как всё нормативное рассматривается как эмпирия и в этом смысле ничем не отличается от марксистской, фрейдистской, дарвинистской или даже ницшеанской «критики морали». Но самая эта схема «извращения», подмены понятий как нельзя лучше подходит для понимания смысла понятия «метаморфозы» как раз в философском смысле. В своей работе “A Metamorphosis” (2021) Б. Латур определяет: Метаморфоза – это когда нормальное становится патологией, а патология – нормой.

Всю «анекдотичность» смысла философии Б. Латура, которую большинство сегодня принимает «на полном серьёзе», можно проиллюстрировать следующим примером, который сам Латур, по всей видимости, очень любил, поскольку часто к нему обращался, который сводится к вопросу, должен ли пистолет отвечать за «склонение к преступлению»?[253] Часто говорят, что не оружие убивает людей; это люди убивают людей. Очевидно, что это так. Объекты, вещи сами по себе ничего не делают. Какую ответственность, например, несёт пистолет? Ведь в некоторых случаях, очевидно, окружающие нас вещи влияют на наш выбор. Склоняют к нему, подталкивают. Аргумент об ответственности оружия за насилие с применением огнестрельного оружия может показаться неразрешимым. Но, с точки зрения акторно-сетевой теории Б. Латура, как только мы отделяем «ответственность» от «вины», всё становится намного проще. Латур говорит о «сценариях» («скриптах»), которыми сопровождают нас окружающие объекты. Так, пистолет несёт в себе ряд намерений и сценариев, потому что оружие делает вполне определённые вещи, а не другие. Это прокладывает определённые «пути», которые как бы «транслируют» наши цели и намерения, в результате чего мы начинаем иначе думать о себе и наших возможных действиях, когда имеем при себе оружие, нежели когда у нас его нет. Это не означает, что оружие определяет, что мы будем делать, но оно обеспечивает контекст наших действий, совсем игнорировать который было бы неуместно. С точки зрения Б. Латура, хотя у агента могут быть намерения и цели, у оружия есть свой собственный «сценарий», и когда у агента есть оружие, мы не можем рассматривать ни агента, ни оружие изолированно друг от друга, но должны смотреть на намерения единой сети «агент-оружие». Означает ли это, что у «пистолета» есть «намерение»? Разве это не нонсенс? «Скрипты» пистолета дают нам ряд «ролей для исполнения». Но, как мы уже указали, это оставляет в стороне вопрос о «вине», концентрируясь только на понятии «ответственности». Мы прекрасно знаем, что человек каждый раз принимает решения в ситуациях, которые влияют на его выбор. Однако очевидно, что не каждый, у кого есть оружие, делает выбор в пользу стрельбы. Неправильно как обвинять пистолет наравне с человеком, так и обвинять человека без учёта обстоятельств его выбора.

В связи с этим любой русский человек, хоть немного знакомый с отечественной историей, сразу же вспомнит в этой связи случай с «ссыльным колоколом». Напомним, что в 1591 году угличский набатный колокол своим звоном возвестил горожанам об убийстве царевича Дмитрия, в результате чего начались волнения и самосуд над предполагаемыми убийцами. Колокол же как «подстрекателя к бунту» жестоко наказали: сбросили с колокольни, вырвали язык, отрубили ухо и принародно всыпали ему 12 ударов плетьми, после чего вместе с другими угличанами, также лишившимися языков, ноздрей и ушей, и «сослали» в Тобольский острог – на 300 лет. Как говорится в летописях и преданиях, угличане почти год волокли его в ссылку на себе. Так колокол в 1593 году оказался, наконец, в Тобольске, где местный воевода запер его в приказной избе и распорядился сделать на нём надпись – «первоссыльный неодушевлённый с Углича». Кстати, о «ссыльном колоколе» вспоминали декабристы, видевшие в нём бунтаря. В общем, анекдот, да и только! Но сегодня ещё недавно пугавшие человечество Антиутопии, представляются вожделенным устройством, к ним стремятся как к Утопиям.