Метаморфозы. Новая история философии

Так вот ты какой, конец (человеческой) истории!

Например, ещё в 1988 году сотрудники научно-исследовательского центра корпорации Xerox предложили ввести понятие «повсеместных вычислений» (ubiquitous computing). В них (другие названия – «вездесущие вычисления», «юбикомп») входит всё, что связано со взаимодействием человека с вычислительной системой, пронизывающей всю его окружающую среду посредством интегрирования в повседневные вещи (нательные устройства, «умную пыль», сенсорные экраны, умные дома и города и т. д.). Но самым распространённым устройством «повсеместных вычислений» стал смартфон, поэтому в 1990 году об этом в явном виде ещё никто не говорил как о реальности.

Для исторической науки «юбикомп» – это совершенно новая конфигурация архива, когда даже переживаемое пользователем в режиме настоящего времени (online) представляется фундаментально историческим. Архив становится местом производства исторических знаний и, одновременно, повсеместного распространения данных в повседневной жизни. Юбикомп – это историзация настоящего времени во всё более компьютеризированном мире.

Возникает понятие «совершённого времени данных» (data perfect tense), которое относится к историзированному, основанному на данных и принципиально архивно-настоящему времени, характеризующему мир, в котором живёт пользователь, и в котором целью действия является создание данных для будущего, причём «неопределённого» (абстрактного) использования. Это воплощение абстракции к реальности на основе данных, сгенерированных, оценённых, приобретённых и ставших доступными с помощью широко распространенных «умных» объектов. Повсеместное уменьшение интервала ритмичности этих вездесущих вычислений делает фундаментально историческое время переживаемым пользователями как время настоящее.

Для неогегельянца Бенедетто Кроче (1866–1925) вся история была историей настоящего времени. Для Блеза Паскаля (1623–1662), которого, кстати, считают учёным, стоявшим у истоков создания современных счётных машин, вся история, которая не является современной, подозрительна.

Настоящее совершённое (Present Perfect) – это единственная форма настоящего в условиях повсеместных вычислений. Оно является «соверш(е)ённым» не из-за исчерпанности самого архива, а из-за регистрации или получения им всё большего количества данных. А если данные собраны, то в этот самый момент явления, которые они представляют, становятся историко-архивными: перевод явления в репрезентацию всегда является переводом «сейчас» в «тогда». Для человека же, воспринимающего «реальность» на основе online-архива, всё переходит в модальность «должно быть». Это и есть так называемый «перформативный поворот» или «nudge». Любое «нормативное» здесь вытесняется, подменяется «имманентным».

Грань между миром природы и искусственным миром здесь размыта. «Окна» (“windows”) существуют здесь и как прозрачные стекла, через которые можно увидеть внешний мир изнутри дома, но также и как дисплеи для цифровой информации. Отображение всегда неизбежно подразумевает наличие места хранения, из которого можно извлечь информацию – юбикомп-архив считывает не столетия, десятилетия или даже годы, а часы, минуты, секунды и даже доли секунд прошлого, которое мы уже не можем отличить от настоящего. При этом вычислительные данные выводятся и обрабатываются в виде всё более удобочитаемых стимулов, а потому начинают восприниматься как предпочтительные по сравнению с «реальными» (да, здесь реальность всё чаще берётся в кавычки).

Но если, исходя из описанной нами логики взаимодействия прошлого и будущего, повсеместные вычисления захватили «прошлое», то тем самым они овладели и будущим! Представьте (что довольно легко для сегодняшнего человека со смартфоном), что по дороге на работу вы смотрите в бортовом компьютере вашего автомобиля или в мониторе смартфона Google карты, чтобы проверить интенсивность движения и наличие пробок, а по приезде на работу, аналогичная система помогает быстро найти место для парковки. Вот так (вечное) настоящее время распространяется и на ближайшее будущее. Подключение к сети и взаимодействие с online-архивом позволяет человеку выходить за пределы своего физического местоположения и соответствующих им сенсорных стимулов и получать всё более насыщенный доступ к стимулам тех мест, в которых он окажется и даже только может оказаться в ближайшем будущем. В этом сконструированном мире мы живём (существуем) как «пользователи», «агенты» сети, всё теснее связанные с циклом генерации и потребления данных. Человеческий опыт настоящего времени здесь интерполируется вычислительными данными: мир, увиденный «протезными» и по определению «архивными» глазами компьютеров, которые видят то, что недоступно человеческому глазу. Это новое «историческое априорное»! Пост-история!

Пост-история – это не история, а «историзация»; не склад исторических данных, а процесс её творения, парадоксальным образом её отменяющий, поскольку это уже не человеческая история! Но если это нечто недоступное, и, более того, нам не соразмерное, то, может быть, и вовсе не нужное нам? Такая постановка даже не рассматривается сторонниками «повсеместных вычислений». Напротив, для них «Интернет вещей» (Internet of Things – IoT) есть средство компенсации и преодоления человеческой неадекватности по отношению к цифровому представлению мира. Компьютеры (и, следовательно, Интернет) почти полностью зависят в плане получения информации от людей. Почти все из примерно 50 петабайт данных, доступных на сегодняшний день в Интернете, были впервые собраны или созданы людьми – путём набора текста, нажатия кнопки записи, получения цифрового снимка или сканирования штрих-кода. Но у людей всегда ограничено время, им не хватает внимания и точности в этом деле, а потому они не очень хороши в сборе данных. Вследствие этого им нужно наделить компьютеры их собственными средствами сбора информации, чтобы они могли сами видеть, слышать и обонять мир. Автоматическая идентификация объектов и сенсорные технологии позволяют компьютерам наблюдать, идентифицировать и понимать окружающий мир – без ограничений, связанных с данными, вводимыми человеком. Здесь по умолчанию предполагается, что основной проблемой данных является достоверность представлений, а не сами представления. На философском языке это означает, что мир всегда уже «готов» к передаче данных, а единственная проблема с Интернетом (до внедрения IoT) заключается в том, что этот процесс передачи данных происходит с потерями и неточно из-за ограничений, накладываемых «человеческим фактором». Вот поэтому-то и нужно обойти человека в процессе генерации, оценки, подключения к данным и получения доступа к ним. Обойти человека в процессе сбора данных как раз и позволяют «умные» объекты, которые нарушают традиционную дихотомию субъект/объект, поскольку проявляют «активность» в актах восприятия, сбора и передачи данных. И наоборот, повседневная жизнь конечного пользователя всё более пассивно разворачивается в рамках неуловимо исторических выходных данных различных устройств. Мир, который проходит через протезные органы чувств вычислительной системы оказывается «первичным», а человек взаимодействует уже с готовым, переработанным продуктом (выходами), то есть чем-то вторичным. Получается гомогенизированная гетерогенность: лично переживаемое настоящее время, разворачивающееся на границе ощущений и восприятия переплетается до неразличимости с документальными репрезентациями явлений из других пространств и других мест, других переживаемых «настоящих времён». Так возникает «множественный субъект».

Пройдя через архив повсеместных вычислений, пользователь становится объектом внутри этого архива: это пассивный, страдательный залог. В нём он существует как нечто внешнее по отношению к самому себе: описание самого себя, с которым он впоследствии мог бы ознакомиться. Это интерполяция, которая приводит к интерпелляции. Напомним, что Л. Альтюссер (1918–1990) впервые предложил понятие интерпелляции в работе «Идеология и идеологические аппараты государства» (1970), имея в виду действие полицейского, состоящее в безличном окликании (интерпелляции) «Эй, вы, там!», и последующее оборачивание именно виновного субъекта. Но вчерашний «оклик» – это сегодняшний «клик». Только его производит уже не полицейский, а субъект сам себя «кликает» в смартфоне. Он сам себя формирует. У Л. Альтюссера «существование идеологии и обращение к индивидуумам как к субъектам – одно и то же»[222]. Это означает, что повсеместные вычисления – это сегодняшняя форма существования идеологии.

Мы узнаём что-то благодаря знакомству через субъективно-объективную взаимодополняемость: когда объект снаружи встречается с сенсорными границами нас «здесь». Но что происходит, когда такая встреча не происходит? Например, когда речь идёт о таких объектах, как алгоритмы, которые не имеют прямой точки взаимодополняемости, мы остаёмся лишь со знанием по описанию. Это знание на уровне формальной логики и вывода. Мир становится миром-текстом (архивом), риторическим и основанным на компьютеризированном эмпиризме. Это уже не мир, который документально описывается, но мир, в котором явления основаны на документации.

А потому сами явления – уже и не явления вовсе, но утверждения, суждения. Документы оказываются представлениями, то есть существуют post hoc: что-то уже должно быть или должно было быть представлено. То, что собрано, воссоздаёт явления, которые оно описывает, по своему образу и подобию (imago et similitudo). Карта становится территорией.

В современной нейробиологии эта ситуация описывается как сверх-детерминизм и отрицание свободы воли. Знаменитые эксперименты американского учёного Бенджамина Либета (1916–2007), указывали на факт, что мозг каждый раз, что бы мы ни делали, всегда «уже принял решение» до того, как мы этого сделали осознанно (наличие так называемого «потенциала готовности»). Эта линия рассуждений восходит своими корнями в философию Б. Спинозы. В философии же речь идёт об онто-грамматическом настоящем времени, которое проявляется в форме описания таким образом, что знакомые миры конечных пользователей оказываются колонизированы описанием, тем самым обеспечивая конкретизацию повсеместных вычислений как инфраструктуры. Географическая колонизация закончилась после Второй мировой войны, и была интериоризована, в результате чего началась нео-колонизация времени. Само время получило пространственное измерение. В первую очередь с помощью компьютеров. Ведь что такое компьютер? Это искусственная модель эволюции! Эволюция, но не история. Отсюда и «пространственный поворот» в философии, о котором писал (так же как и о «технологиях контроля»), например, Ж. Делёз (1925–1995). Это «перевод» времени в пространство. Пост-история – это вовсе не «конец истории». Это переход, в результате которого всё стало историей.

Главная проблема искусственного интеллекта (AI) в то, что его разработка подаётся как нечто беспрецедентно новое, как прорыв в будущее, точка сингулярности и т. д. Но в том и парадокс, что AI – это, в первую очередь, технология, увековечения настоящего. Present Eternal Continuous. Это «дурная бесконечность». Вечная имманенция. Психоз. Метастазирование на медицинском языке.