Метаморфозы. Новая история философии

Алексей Тарасов
100
10
(1 голос)
0 0

Аннотация: Это книга не о философах прошлого; это книга для философов будущего! Для её главных протагонистов – Джорджа Беркли (Глава 1), Мари Жана Антуана Николя де Карита маркиза Кондорсе и Томаса Роберта Мальтуса (Глава 2), Владимира Кутырёва (Глава з). «Для них», поскольку всё новое -это хорошо забытое старое, и мы можем и должны их «опрашивать» о том, что волнует нас сегодня.

Книга добавлена:
26-10-2023, 17:57
0
289
106
Метаморфозы. Новая история философии
Содержание

Читать книгу "Метаморфозы. Новая история философии"



Субъектный идеализм

Большинство мыслителей XVII–XVIII веков (среди них, кроме И. Ньютона, был и Джон Локк) опасалось, что без «идейной поддержки», то есть без металлического обеспечения, золотого, серебряного или любого другого стандарта, денежная экономика станет такой же уязвимой для непонимания и путаницы, как и остальная часть морального или юридического мира того времени. Однако Беркли с самого начала был ярым критиком как общих или абстрактных идей, так и идей материальных субстанций, а, следовательно, и денежной теории Локка и иже с ними. Золото и серебро являются рефлексивными означающими, наподобие геометрических линий, в то время как банкноты уже не являются рефлексивными, но скорее являются «иксом» (х) и «игреком» (y) в алгебраических уравнениях. В отличие от Локка Беркли видел целью денежной политики не измерение и хранение определённого количества денег, но стимулирование, регулирование и направление действий экономических субъектов. А направляют всегда к той точке, которой нет в данный момент, её не существует материально! Она существует только модально! Субстанциальное рассмотрение чего-либо – это всегда рассмотрение с точки зрения объекта. Функциональное же рассмотрение – с точки зрения субъекта. Но что значит «с точки зрения объекта»? Это нонсенс! Кроме того, как мы все прекрасно знаем, объект науки всё время меняется. (Вот так материя, вечная и неуничтожимая!) Значит целью науки является вовсе не объект, а субъект! Так не перенаправить ли усилия с объекта на субъект? Учитывая эту проблему, Джорджа Беркли можно рассматривать как переходную фигуру от более старой философской концепции «субъекта» как метафизического носителя «свойств», «качеств» к более современной – как того, что противоположно «объекту». Поэтому мы даже считаем, что его философию правильнее было бы называть не «субъективный идеализм», а «субъектный идеализм».

Оксфордский словарь английского языка даёт два различных философских определения «субъекта»[86]:

1) Субстанция, в которой присутствуют акциденции или атрибуты. Иными словами, это «центральная субстанция» или «ядро» вещи в противоположность её атрибутам. Кстати, сама «субстанция» при этом является «сущностью, лежащей в основе явлений, которая подвержена изменениям и случайностям». В логическом смысле субъект – это та часть суждения, о которой делается утверждение в форме предиката. То есть субъект в данном случае занимает подчинённое положение.

2) Мыслящая или чувствующая сущность; сознательный разум; эго, особенно в противоположность всему внешнему по отношению к уму; разум как носитель идей; то, чему приписываются все ментальные представления или операции; мыслящий или познающий агент; самость.

Существует контраст между субъектом как чем-то всегда случайным, то есть «акциденциальным» по сравнению с предикатом, субстанцией, и субъектом как тем, что противостоит объектам. Первый смысл – древний, архаичный, второй – современный. Беркли является важной фигурой в «переходе» от примитивного понятия субъекта к современному. Для Беркли «идеи» – это уже не просто «акциденции», присущие «духу», а объекты, воспринимаемые им. Наше сегодняшнее понимание понятия «субъекта» основывается на берклианской модели сознания, которая обосновывает дуализм между субъектом и объектом. Сильный контраст между ними выходит на передний план именно в философии Джорджа Беркли. При этом сам «дух» не может быть воспринят, он может лишь «про-явиться», вследствие чего оказывается невозможным, чтобы субъект когда-либо был объектом, поскольку само его содержание вытекает из того, что он точно не является объектом!

Основное «бремя» познания лежит на стороне субъекта, а не объекта, что и показывает Беркли[87]. С его точки зрения, закономерности, на которые мы опираемся, чтобы понять природу, – это лингвистические закономерности. Таким образом, мы должны принять личную позицию (субъектно-субъективную!) к реальности, потому что способ, которым мир становится понятным для нас, заключается в том, что мы занимаем позицию, необходимую для того, чтобы относиться к природе как к поддающейся интерпретации.

Способность подходить к миру таким образом, чтобы иметь с ним дело как с дискурсом, необходима для нашей природы как ответственных существ. Наше развитие совпадает со способностью занимать личную позицию. То есть важной частью процесса становления личности является то, чтобы мы могли адекватно реагировать на других людей и овладевать искусством общения, которое требует умения интерпретировать. Сравните это с аутизмом, где всё это отсутствует! По мнению Беркли, от утробы матери до могилы Бог общается с каждым из нас, обучая быть взаимодействующими личностями.

Кроме того, при аутизме – в подавляющем большинстве случаев – наблюдается отсутствие способности к «нарративности» или, как минимум, проблемы с ней[88]. Например, считается, что важным «доказательством» аутизма Джеймса Джойса было то, что его романы были «странно бессюжетными». У него главы, как правило, останавливаются, а не заканчиваются.

Наша чрезвычайная чувствительность к повествованию и вообще склонность к повествовательному опыту связывают наше самоощущение и восприятие других в социальном мире. Очень вероятно, что существует особая связь между «нарративом» и «Я», так что можно сказать, что «нарративы» играют особую роль в процессе самоконструирования. Повествование и «Я» неразделимы. Самость в широком смысле понимается как разворачивающееся рефлексивное осознание бытия в мире, включая ощущение своего прошлого и будущего. В повествовании же аутистов чрезвычайно распространены странные разрывы, когда, например, новые персонажи внезапно вмешиваются в повествование без какого-либо предупреждения; случайные ссылки на события ил происшествия, о которых читатель/слушатель не знает и «должен сам догадываться» об их значении и содержании; внезапные, сбивающие с толку смены темы. Кажется, это то, что Ф. Гиренок называет «клиповым сознанием», которое из «андерграунда» превратилось в «мейнстрим»[89].

Вообще, случай Д. Джойса очень показателен для нашего анализа. Вместо описания событий Джойс склонен к маниакально детализированному описанию всяческих предметов. Его «Улисс» нужно читать, словно под микроскопом, ведь выводы и обобщения здесь если и присутствуют, то только в виде мелких подробностей – сверхмелочных, сверхдлинных и сверхподробных описаний и перечней. Тем же самым славятся, как известно, «Робинзон Крузо» и «Моби Дик». Джойс применял строго рассчитанный метод творчества, супер-сознательный контроль над материалом. Поэтому в его текстах насыщенность смыслом намного выше обычного. Это гипер-сознательный текст. При этом сделанная при ярком свете работа вызывает затмение сознания! Возможно, здесь проявляет себя подмеченный мной эффект, который я назвал бы «парадоксом литературы»: чем больше реализма в ней, тем оторваннее она от реальности! Так и у Джойса: его тексты выверены до последней запятой, и при этом, а точнее – именно из-за этого! – знамениты своей странностью и «темнотой». Джойс в литературе и Пикассо в живописи так подробно всё прописывают/прорисовывают для того, чтобы убежать от смысла, отгородиться от него.

Шекспировский афоризм «в этом безумье метод есть» здесь оборачивается в «эта методичность есть безумие». Проводя жёсткий отбор, Джойс сгущает смысл, не просто организуя текст, а превращая его в высокоорганизованный, погружаясь в чистый экзерсис. Содержание скудеет – объём растёт. Такое «сверхоплодотворённое» письмо, не принадлежащее никакому языку выпадает из всякой системы коммуникации, оказывается невоспринимаемым – раздувшееся внутреннее содержание распирает и разрывает все формы. Такой текст ничего не говорит читателю – как раз потому, что имеет сказать слишком много! Слишком много = ничего. «Ничему» очень легко размножаться, мультиплицироваться. Беккет говорил, что это вообще не предназначено для чтения, но для того, чтобы смотреть и слушать. “Esse est percipi”! Весь роман «Улисс» Д. Джойса протекает в Дублине и только в Дублине, и всё в романе имеет точную локализацию в этом городе. В итоге роман и город сливаются. «Улисс» – это роман одного дня и одного города. Этот мир, таким образом, не имеет ничего внешнего, какой-либо внешней стороны, трансцендентного. Он полностью интериоризован (= аутизирован!!!).

Может поэтому Джойс всерьёз принимает позицию «солипсизма Беркли»?![90]


Скачать книгу "Метаморфозы. Новая история философии" - Алексей Тарасов бесплатно


100
10
Оцени книгу:
0 0
Комментарии
Минимальная длина комментария - 7 знаков.
Книжка.орг » Публицистика » Метаморфозы. Новая история философии
Внимание