Метаморфозы. Новая история философии

Следующий круг спора: Спенсер, Дюркгейм, Тард

Конечно, нам следует ещё раз отметить, что влияние социальных наук на биологию не было односторонним. В частности, эволюционная биология в промежутке между 1850–90 годами была важным источником идей для зарождавшейся тогда социологии как академической науки. Вопреки некоторым общепринятым взглядам, именно различные версии ламаркизма, а не только дарвинизма, были, по крайней мере, столь же значимыми в этом развитии, особенно в Великобритании и Франции. Передача в социологическую сферу ламаркистских представлений о наследовании приобретённых признаков, о механизме наследования и роли «привычек» и «традиций» анализируются в рамках теоретических систем двух центральных фигур-основателей социологии – Герберта Спенсера (1820–1903) и Эмиля Дюркгейма (1858–1917). Кроме того, в это время становление евгеники («расовой гигиены») было тесно связано с ожиданиями, что биологи должны заниматься социальными и политическими проблемами.

Во второй половине XIX века эволюционизм стал популярен в подавляющем большинстве областей знания и начал сливаться с прогрессивистским образом мышления. Новые социальные науки – социология, антропология, социальная психология, криминология, экономика, – возникшие в это время, были изначально сформированы по модели естественных наук. Биология постепенно начинала брать на себя ведущую роль в этом отношении, хотя физика всё ещё была парадигмой для всех наук. Очевидно, что перенос моделей, метафор и аналогий из биологии в социологию мог иметь место только в рамках культурного контекста, который допускал предположение о существовании фундаментального соответствия, сходства между органической природой и социальной жизнью, между механизмами биологического и социального развития и между типами закономерностей, наблюдаемых в обеих областях. Такой «перенос», «передача» подразумевали, что они позволяют социологам понять больше, чем они могли бы сделать в противном случае, не прибегая к ним.

Использование Г. Спенсером моделей, метафор и аналогий, которые он заимствовал из современной ему биологической мысли, в которую он, между прочим, внёс свой важный вклад, позволило ему заявить о психологии и социологии как о научных областях именно вследствие их «эволюционизации». Спенсер понимал механизм эволюции в первую очередь как ламаркистский. Органический мир рассматривался им как ступенчатая непрерывность, а эволюционный процесс – как постепенный, и независимо от направленности и необратимости эволюционных изменений, имеющий тенденцию к большему усложнению путём адаптации. Преобладающая роль была отведена им окружающей среде в силу того, что она создаёт проблемы и затруднения, на которые активно реагируют организмы. Механизмами в процессе адаптации были механизмы использования/неиспользования, привычки и привыкания, то есть они были поведенческими в самом широком смысле. То, что передавалось по наследству, для Спенсера было паттерном не только психо-культурным, но скорее изменённым биологическим (нервным), который обеспечивал членов коллектива модифицированными компетенциями, с помощью которых их опыт в дальнейшем организовывался, формируя физическое и психологическое поведение индивида.

Таким образом, Спенсер отнюдь не был прямолинейным индивидуалистом ни в рамках своих биологических воззрений, ни в социальных науках, но, скорее, «замаскированным коллективистом». Темы, которые он анализировал в биологических терминах, такие как отношения частей к целому, зависимость и взаимозависимость, индивидуальность и коллективность, были применимы к «суперорганизму», то есть к социальному коллективу и его взаимозависимым институтам. Что сделало возможным чередование культурного и биологического в социологии Спенсера и освободило место для психологии как уникальной науки об индивиде, так это роль, которую взял на себя коллектив: индивидуумы Спенсера содержали коллектив внутри себя как способ адаптации. Таким образом, он позиционировал себя ближе к позиции Альфреда Рассела Уоллеса в споре об объяснении когнитивной эволюции человека.

Очевидно, что общество времён Г. Спенсера не было совершенным обществом. Например, оно не предоставляло каждому индивиду равной свободы в проявлении своих способностей и не состояло из индивидов, чьи желания были полностью совместимы с правами других. Эти несовершенства объяснялись, по словам Спенсера, тем, что человеческая природа ещё не адаптировалась к условиям жизни в современном индустриальном порядке. Человек начинал как звероподобное существо, вся жизнь которого сводилась к борьбе за выживание. Это постоянное давление и необходимость борьбы привели его в социальное состояние и побудили изобрести методы улучшения условий жизни. Изобретательность человека изменила эти условия, а новые условия существования, в свою очередь, трансформировали человеческую природу. В первобытном обществе людей могли удерживать вместе только грубые силы страха и поклонения героям. Но по мере развития цивилизации моральное чувство, основанное на сочувствии и инстинкте личных прав, набирало силу, и добровольное сотрудничество начало вытеснять принудительные меры. Будучи полностью развитым, моральное чувство должно было сделать любое правительство ненужным, и даже невозможным. В то время как О. Конт предполагал всё более возрастающее значение социального контроля как средства компенсации постепенного распада социальной солидарности, Г. Спенсер предвидел постепенное отмирание правительства по мере того, как индивиды, составляющие общество, приобретали черты, необходимые для успешного функционирования свободного общества. По его мнению, этот процесс адаптации лучше всего ускорить, предоставив индивида самому себе, с тем, чтобы заставить его развивать трудолюбие, бережливость, дальновидность, моральную независимость и способность к добровольному сотрудничеству. Точно так же, как в природе борьба за существование направлена на устранение больных, уродливых, непригодных, так и в обществе конкуренция устраняет невежественных, непредусмотрительных и ленивых. Этот ход событий был предопределён с самого начала. Прогресс – это не случайность, а необходимость. Цивилизация не является искусственной, она является частью природы. Изменения, которые претерпевает человечество, являются результатом закона, лежащего в основе всего органического творения.

Спенсер попытался показать, что популяционное давление у любого вида ведёт к усложнению нервной системы и снижению плодовитости, тем самым восстанавливая равновесие между численностью популяции и имеющимися у неё средствами к существованию. Постоянное увеличение числа людей, не имеющих средств к существованию, влечёт за собой возрастание стимула к совершенствованию способов производства продуктов питания и других предметов первой необходимости, что в свою очередь производит возрастающий спрос на навыки, интеллект и самоконтроль. Таким образом, давление демографии является великим двигателем прогресса – как в природе, так и в обществе. Не случайно, что со временем Г. Спенсер расширил применение своей гипотезы развития на всё более широкий круг явлений. Так в своих «Принципах психологии» (1855) он попытался утвердить психологию как раздел эволюционной биологии, показав, что психические процессы, как и физиологические процессы, являются способами адаптации организма к окружающей среде. Исходя из этого предположения, он стремился показать, что не только рефлекторные и инстинктивные явления психической жизни, но и формы мышления, то есть высшая психическая деятельность, являются продуктами ментальной эволюции, а значит, ассоциации идей тоже могут передаваться по наследству. Логическим следствием это аргументации Спенсера было то, что прогресс человечества был достигнут в результате конкуренции рас, в которой высшие типы, порождённые более благоприятными сочетаниями обстоятельств, вытеснили те типы, чьи жизненные обстоятельства были менее благоприятны для умственного роста.

Во Франции, начиная с 1860-х годов, ламаркистский трансформизм имел значительное присутствие, а Г. Спенсер был его важным дополнительным источником. Новаторский подход Э. Дюркгейма, нашедший выражение в его знаменитой фразе о том, что необходимо «объяснить социальное посредством социального», стал возможен в значительной степени благодаря довольно изощрённой манере, с которой он перенёс фундаментальные биологические принципы и термины в социальную область. Он считал, что общество должно было быть объяснено с помощью социальных категорий, но вот концептуальные инструменты следовало заимствовать из другой науки, а именно – эволюционной биологии. Вместе с тем, Дюркгейм приложил огромные, ещё раз повторим, изощрённые усилия, как в своей риторике, так и в формулировании теории и методологии, чтобы провести чёткое различие между своими взглядами и взглядами других, которые прямо рассматривали общество как организм. Он надеялся, что это позволит ему создать социологию как автономную дисциплину. Спенсер считал, что каждого индивида можно рассматривать как организм, а общество следует рассматривать как «суперорганизм». Дюркгейм же считал, что отношения между индивидами и их коллективами, а не сами индивиды или коллективы, можно рассматривать как аналогичные частям организма. Он настаивал на очень частичном применении этой аналогии к отдельным людям и предостерегал от любого буквального понимания. Её использование Дюркгеймом имело целью сделать коллектив «эпистемологически» реальным, сконструировать его «визуализацию» в то время, когда видимость «Природы» вообще стала важной научной проблемой. Он думал, что таким образом обеспечил коллективу подобие наблюдаемости. Притязания Дюркгейма и его последователей на академическую и культурную легитимность основывались на утверждении, что их социология была наукой, которая опиралась на подражание культурно парадигматической науке, то есть современной биологии, в то же время на том, что, одновременно, она обеспечивает социально-философскую поддержку формирующейся гегемонистской идеологии солидаризма.

Особенность мышления Э. Дюркгейма заключалась в том, что он был ламаркистом, но не органицистом. Как и Спенсер, он перенёс дифференциацию в «экономике организма» на социальную дифференциацию, возникающую в результате разделения труда в обществе. Социальная пластичность означала, что когда происходит первичный процесс адаптации к окружающей среде, будь то биологический или социальный, это приводит к определённой практике, социальному шаблону, который затем передаётся как привычка и обычай, то есть через процессы социализации и аккультурации. Разделение труда как механизм перемен может вызвать изменения в моральных, идеологических и цивилизующих практиках и верованиях обществ и тем самым трансформировать практики и убеждения отдельных людей.

Таким образом, как Г. Спенсер, так и Э. Дюркгейм рассматривали социальность в целом, а также конкретные социальные формации как «эмерджентные», хотя, опять же, тот и другой стремились определить законы, управляющие сферой социального. Но вот законы Спенсера не оставляли совершенно никакого места для случайностей, в то время как Дюркгейм пытался нащупывать понятие вероятностных законов. Оба утверждали, что нельзя ни планировать, ни изменять общество с помощью одной только рациональности, и в этом смысле они явно не были просветителями. Центром спора между ними был вопрос о том, должны ли индивиды или коллективы быть фундаментальной объясняющей единицей. Спенсер сосредотачивался на индивидах, а Дюркгейм – на коллективах. Многие современники воспринимали Г. Спенсера как дарвиниста и, более того, как одного из главных агентов распространения дарвинизма. Но он был интеллектуально активен более полувека лет, и в конце XIX века неодарвинисты воспринимали его как самого настоящего ламаркиста. Дюркгейм же воспринимался как гибрид ламаркизма и того, что тогда называли органицизмом.