Метаморфозы. Новая история философии

Отметим, что поначалу большинство радикалов не считали, что, например, американская модель «республиканизма» может быть перенесена в Европу. Во-первых, в то время было распространено мнение, что США на самом деле были не крупным современным государством, сравнимым с европейскими монархиями, а федерацией маленьких республик. Во-вторых, предполагалось, что их население, за исключением рабов, жило в условиях относительного равенства, не обременённое наследственной аристократией и феодальным прошлым. В-третьих, неограниченный доступ к земле и сельскохозяйственная самодостаточность означали, что на них не лежало «проклятие» крайних форм как богатства, так и бедности, столь характерных для европейских обществ. Возможно, именно Кондорсе перевернул общепринятый аргумент, который ассоциировал республику либо с древними, либо современными, но очень маленькими государствами, в которых большинство людей знает друг друга, заявив, что современный принцип представительства, неизвестный древним, идеально подходит для крупной коммерческой республики, ибо только эта форма может должным образом учитывать сложности современного разделения труда, требующего знаний, которые могут быть получены только из самых разных частей общества. Это совокупность практических знаний, которыми не может обладать ни один индивид. Таким образом, США были масштабированием того, чем Древние Афины были в миниатюре.

Классическая политэкономия исходила из ограниченности ресурсов. Решение проблемы, которое она предлагала, – разделение труда. Так возник технократизм А. Сен-Симона с его схемой «промышленная революция – техника – технология». Это развитие привело к тому, что недостатка в ресурсах больше нет. Проблема только в распределении. Из этого выросла идея социализма, одним из автором «утопического» варианта которого был всё тот же Сен-Симон. Надо только развивать науку и воплощать её в технике, так как у них нет убывающей отдачи, нет лимитов и пределов роста. В XX веке Ф. фон Хайек разглядел новую проблему: ограниченность познавательных способностей человека никуда не делась! В пределе технология выступает отражением общества, то есть, опять же, имеет ограничения, а потому разделение труда надо дополнить разделением знания! Технически это проблема того, как эффективно собрать разделённое и распределённое, рассеянное знание. Тут Хайек как раз ничего не стал изобретать, взяв за основу всё тот же Рынок. В рамках его концепции «дисперсии знания» Рынок выступает единственно возможным инструментом его концентрации. Поэтому неолиберализм – это «когнитивный либерализм». Если наука, которая была призвана решить проблему нехватки ресурсов, и которая, как предполагалось, производит избыток, не растёт автоматически, тогда необходимо развивать Рынок, который выступает единственно известным нам механизмом, позволяющим давать содержание научным гипотезам и теориям, но и одновременно при этом производить computation, то есть исчисление – проверку на работоспособность этих теорий на текущем этапе. Ведь что такое computation? Это эволюция в миниатюре!

На таком «свободном рынке» существует прямая связь между увеличением числа поставщиков на рынке и большей степенью свободы, предоставляемой покупателям, поскольку это не только снижает цену, но и заставляет покупателей уточнять свой выбор. Таким образом, Рынок по существу всегда выполняет образовательную функцию, неотъемлемую социальную инновацию с точки зрения просветительской миссии, впервые выдвинутой А. Смитом, маркизом де Кондорсе и другими в XVIII веке. Таким образом, рынки предстают как эффективные механизмы, способствующие обучению, а «невидимую руку» лучше всего понимать как руку «инструктора». Кондорсе также развивал институционализм Бернарда де Мандевиля (1670–1733) в полномасштабную теорию социальной инженерии, которая использует рынки, по сути, как образовательный инструмент, способствующий возникновению разума посредством постепенной сублимации страстей.

Таким образом, первая в истории человечества попытка спланировать «мир без бедности» оформилась и как ответ на проблемы промышленности, но также и как, в значительной степени, часть стремления перенести условия успеха молодой американской республики на европейскую почву. Она была задумана в рамках дебатов во Франции 1790-х годов о том, что должно произойти после того, как король отказался от своего признания революции. То, что было задумано, было не столько государством «всеобщего благосостояния», а созданием политических условий, в которых информированные граждане могли бы управлять собой в соответствии с разумом. Традиционное понятие бедности должно было быть разбито на ряд предсказуемых проблем, которые вполне закономерно следует ожидать в жизненном цикле «среднестатистического гражданина». Тем самым в политической экономии акцент сместился от потребления к инвестициям как важнейшей черте в развитии коммерческих обществ, дабы предложить механизм, систему поддержки принятия решений, посредством которых отдельные люди (самостоятельно используя собственный разум!) могли бы осуществлять больший контроль над ходом своей жизни.