Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697

IV. Петр в Курляндии

Выехав из Риги 8 апреля, переправившись через Двину и заночевав на ее левом берегу, Петр двинулся в дальнейший путь 9 апреля утром после раннего обеда, миновал мызу Гесп, пересек границу герцогства Курляндского, достиг реки Эккау и, переправившись через нее, остановился на ночлег в мызе, не названной «Юрналом». 10 апреля, выехав из этой мызы утром, он с сопровождавшим его отрядом волонтеров к полудню приблизился к Митаве и, переправившись через реку Аа, расположился в ожидании посольства[722].

Между тем послы в Риге, расставшись с Петром, занимались сборами в путь. 10 апреля было приказано всему составу посольства «с телегами и с лошадьми и всякою рухлядью переправиться за Двину, которые переправились того ж дня; а телеги и коляски искупили в Риге, а подводы (лошади) были псковские, потому что в Риге подвод не дали, а которых малое число и приведено было, и те гораздо худы»[723]. 11 апреля, отпустив нескольких своих дворовых людей в Москву и десятерых состоявших при посольстве псковских казаков во Псков, тронулись в путь и сами послы, причем «Статейный список» посольства в описании переправы их через Двину в общем совпадает с вышеприведенным рассказом Дальберга: «И того ж числа великие и полномочные послы из Риги пошли. Для перевозу через Двину присланы к великим и полномочным послом особые от рижан небольшие суды: одно с знаменем, в котором сидели великие и полномочные послы, да с ними пристав их маеор Леополдус Глазнап; место накрыто было красным сукном, гребцов в том суде было рижских солдат шесть человек; другое наподобие яхты с кровлею, в котором сидели дворяня и иные чиновные люди, тут же были посолские трубачи; и третье обычайное, а в нем были гайдуки и лакеи. И как великие и полномочные послы от берегу отступили и были среди реки, и в то время стреляли с города из шестнадцати пушек, а когда сблизились на другую сторону, и из двора с острова, на котором делают известь, выстрелено из 6 фузей. На берегу на другой стороне приготовлены были четыре кореты о десяти возниках: одна добрая, в которой сидели великие и полномочные послы, а в прочих дворяня и иные чиновные люди; и ехали до постоялых дворов. А обозы посолские для тесноты дворов стояли в поле и привозили к обозу всякие живности и конские кормы для покупки рижские жители. По приезде великих и полномочных послов на те постоялые дворы вскоре приезжали к послом полуполковник Палмуструг да маеор Ранк и бурмистры, поздравляли счастливым отъездом и переправою чрез Двину. И великие и полномочные послы, подчивав их, а иных подаря, отпустили»[724].

Сухость рижского приема и натянутые отношения, в которых посольство расставалось с рижанами, отражаются в «Расходной книге соболиной казны», где записывались подарки соболями, сделанные посольством. Во всех тех землях, через которые посольство будет проезжать, оно будет делать такие подарки. За пребывание в Риге встречаем только одну запись: «Апреля в 12 день, переправясь реку Двину, с первого стану отослано в Ригу капитану Гилденштерну, который стоял у первого великого посла у двора на карауле, пара соболей в 30 руб.»[725] Кроме этого караульного капитана, никто из рижских чинов подарков соболями не получил.

В сопровождении прежних шведских офицеров, состоявших при посольстве во время пути от шведской границы до Риги, майора Глазенапа и знавшего русский язык капитана Дормфельдта, а также отряда рижских драгун в 10 человек, послы достигли курляндской границы 13 апреля, а 14-го пришли «на подхожий стан» на берегу реки Эккау-баха в расстоянии мили от Митавы, где находился загородный дворец герцога Курляндского Экофхен, в котором они и были поставлены «в княжих хоромах». Здесь им откланялись сопровождавшие их рижские офицеры, и в свою очередь сюда явились приветствовать с прибытием офицеры герцога Куляндского ротмистр гвардии Кошкель да «покоевой дворянин» (камергер) Бринкен. Принеся послам поздравление от имени герцога, офицеры спрашивали, когда послы изволят ехать в Митаву, и просили извинения, «что-де они, великие и полномочные послы, не встречены на границе, и в том бы не прогневались, потому что прибытия их так скоро не чаяли». Послы за поздравление благодарствовали, присланных офицеров потчивали и объявили, что ехать в Митаву готовы сегодня же. Часа через полтора приехал приветствовать послов обер-гауптман, «староста митавской» Фромгольд фон-дер-Остен-Сакен, «который говорил от князя речь и, поздравя, просил, чтоб они, великие и полномочные послы, изволили ехать в Митаву… И великие и полномочные послы, убрався по посолскому обычаю, сели в княжую золоченую коре-ту, а с ними сел присланной староста митавской, и ехали до реки Муши (Аа)[726], перед великими и полномочными послы ехали в ко-ретах дворяня, а за ними курляндская рейтария человек с шесдесят, с голыми шпагами, верхи (т. е. верхами), с которыми два трубача были; за тою рейтариею посолские трубачи; при корете посолской по обе стороны шли гайдуки; за послы ехали дворяня ж и иные чиновные люди верхи, потом священник и карлы в московской корете. Приехав к реке Муше (Аа), где княжой замок, из корет вышли и сели великие и полномочные послы в первой малеваной бот, которой был с знаменем; в другом и в третьем судне сидели дворяня и чиновные люди. А как великие и полномочные послы рекою ехали против княжого замка, и в то время стреляли из замка из девяти пушек трижды, а из княжих покоев и с валу смотрили на послов множество людей мужеска и женска полу; а перед великими и полномочными послы трубили их, посолские, и княжие трубачи, едучи в особых судех. А как великие и полномочные послы из судов вышли на берег, и тогда встречали их бурмистры, и райцы, и мещаня, и бурмистр Бавер (Бауер) великим и полномочным послом, поздравляя, говорил речь по писму. И великие и полномочные послы, выслушав той речи чрез переводчика, за встречу и за прием благодарствовали, и сели в кореты: было семь корет о шести возниках, да верховых лошадей с сорок. В том же месте стояла пехота из мещан по обе стороны и рейтария с голыми шпагами строем и били в барабаны, и трубили в трубы, и играли на сипошах. Поставлены великие и полномочные послы на мещанских добрых дворех: первой у Гилберта, второй у аптекаря Витемберта, третей у купца Гилберта»[727].

При этом блестящем въезде посольства в Митаву Петр скрывался совершенно в тени, и неизвестно, принимал ли он во въезде участие в толпе сопровождавших посольские кареты верховых дворян или находился просто в числе зрителей, когда по описанию «Статейного списка» «смотрили на послов множество людей мужеска и женска полу». В тот же вечер, 14 апреля, послам был предложен в одном из их помещений ужин от герцогского двора: «И того вечера княжими ествы и питьем великих и полномочных послов подчивали приставы их, староста митавской фон Сакин, да Хриштоф Цедеровской, да Адам Костюшко, да Быковской, и руки умывать воду и полотенцо подносили послом они же; а с послами за столом сидел один староста ми-тавской, а прочие кормили и подчивали посолских дворян и иных чинов людей и ели с ними во особых столех. Да во время ж стола служили при столех и на дворех у великих и полномочных послов княжие пажи, и лекаи, и трубачи, и на карауле у послов стояли рейтары княжие». За столом были предложены тосты за здоровье великого государя царя Петра Алексеевича, царевича Алексея Петровича, всего его царского величества дома, затем «про княжое и про их посолское здоровье и прочих»[728]. Это было именно то, чего недоставало в Риге, где послы должны были «быть сыты только зрением».

15 апреля послам сделал визит и обедал у них канцлер герцогства: «Апреля в 15 день был у великих и полномочных послов князя курляндского канцлер Фридерикус и поздравлял их имянем князя своего прибытием в Митаву и говорил: естьли-де им, великим и полномочным послом, какого удоволствования не происходит противо их достоинства, и княжеская светлость просит в том прощения; а что де впредь им, великим и полномочным послом, будет потребно, и о том бы изволили приказывать с приставы. И великие и полномочные послы благодарствовали и говорили, что им по его княжеской светлости приятству во всем доволство. И канцлер с великими и полномочными послы обедал, и после обеда сидели долгое время». Можно предполагать, что на этом обеде, как и накануне за ужином, присутствовал, занимая скромное место, и царь. Курляндское правительство проявляло к послам большое внимание и любезность: за обедом было представлено послам составленное находившимися в Митаве иезуитами, напечатанное на трех языках (немецком, греческом и латинском, описание вчерашнего их въезда в Митаву). «За столом подали великим и полномочным послом курляндского князя служители листы печатные на цесарском и греческом и латинском языках, напечатан въезд их, великих и полномочных послов, с похвалою в Митаву»[729]. И 15 апреля, и в следующие затем дни послам все время делали визиты разные чины герцогства: «Того ж числа и в иные дни посещали великих и полномочных послов маршалок княжеской Клейст и иные начальные люди и офицеры и с великими и полномочными послы имели разговоры о воинских и гражданских делех».

16 апреля посольству дана была герцогом Фридрихом-Казимиром торжественная аудиенция в герцогском замке. К замку послы опять были везены в блестящей процессии, в предшествии дворян, начальных людей, волонтеров и иных чинов, ехавших в экипажах и верхами. Карета послов, в которой они сидели вместе со старостой митавским фон Сакеном, окружена была московскими гайдуками в венгерских костюмах с серебряными обухами. Шествие замыкалось отрядом русских солдат под предводительством майора Шмита. Через реку посольство переправлялось в судах, причем перед послами «плыли к замку в боте выборные Преображенского полку начальные люди и солдаты, а потом дворяне и иные чиновные и посолские люди и трубачи». Петра надо искать где-либо среди принимавших участие в процессии «волонтеров» или «Преображенского полку начальных людей». У ворот замка высадившееся из судов посольство приветствовал герцогский маршалок, «объявивший» послам четыре кареты, в которых они и ввезены были во двор замка до крыльца герцогских палат. Во дворе выстроена была герцогская пехота, встретившая послов барабанным боем и игрой на трубах; точно так же били в литавры и трубили в трубы музыканты, помещенные на балконе замка, «на хорах у княжих палат». Герцог вышел встречать послов на нижнее крыльцо и, поздоровавшись с ними, просил их идти впереди него, против чего послы, уступая эту честь герцогу, стали спорить. Споры кончились тем, что герцог взял Лефорта за руку и пошел с ним. С Лефортом Фридрих-Казимир был старый знакомый еще с того времени, когда он состоял на службе у Голландских Штатов, а Лефорт, также начавший карьеру службой в Голландии, был зачислен в его свиту, и вместе с ним они сражались против французов. «Встретил, — повествует „Статейный список“, — великих и полномочных послов курлянской князь на нижнем крыльце у кореты и, привитався с великими и полномочными послы, просил, чтоб они шли напред; и по многих спорах, взяв первого посла за руку, и шел по левую сторону на крыльцо, и в сени, и в полаты позади великих и полномочных послов, и, вшед в другую полату, стал князь близ своего покоевого алкерика (?) и близ балдахина: балдахин бархатной зеленой, под ним стол». Стоя окруженный большой свитой «ближних, чиновных и покоевых людей», герцог выслушал приветственную речь послов, благодаривших его за добрый прием и «удовольствование», и просил их исходатайствовать ему милость его царского величества, а он всегда готов к услугам царю. Затем герцог со своей стороны, а послы со своей приказали свитам «уступить в другую полату и имели розговор тайно». После этого разговора наедине с герцогом послы были приняты герцогиней. Фридрих-Казимир проводил их опять до крыльца; в карете они переехали через двор замка к половине, занимаемой герцогиней, и, «вышед из кареты, шли по переходам к княгине… Елисафете в полаты. А как вошли к княгине в пола-ту, и княгиня великих и полномочных послов встретила близ дверей тоя полаты и великим и полномочным послом кланялась и их поздравляла; также и великие и полномочные послы ее поздравляли и по обычаю кланялись и, мало побыв, пошли из полат до корет тем же путем, а княгиня проводила до дверей. При княгине были дети ее, два сына и три дочери, и множество честных жен и девиц»[730].