Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697

XXXII. Петр в Воронеже. Постройка стругов

Среди этих распоряжений и приготовлений Петр вынужден был по болезни оставаться дома в течение всего января. Гордон несколько раз в дневнике за этот месяц отмечает, что был у царя, и ни разу не упоминает, чтобы встретил царя где-нибудь вне дома, а это, несомненно, имело бы место, если бы Петр вообще выходил. Так, Гордон пишет под 7 января, что он «отправился к его величеству и говорил с ним о различных предметах». 12 января: «После обеда был у его величества». 15-го: «Был целый день дома, ожидая известия от А. С. Шеина, чтобы с ним вместе ехать к его величеству». 17-го и 20-го был в Преображенском без упоминания, что виделся с царем. 25-го: «Был в городе сначала у А. С. Шеина, затем у его величества». Характер этих отметок Гордона: «разговаривал о различных предметах», «собирался к государю с главнокомандующим А. С. Шеиным», «виделся сначала с Шеиным, а затем с царем», — показывает, что болезнь, удерживая Петра в комнатах, не мешала ему быть в курсе всего дела, живо интересоваться его ходом, издавать или санкционировать разного рода касавшиеся будущей войны распоряжения. С его, разумеется, утверждения, а по всей вероятности по его инициативе, был объявлен 13 января оригинальный указ, коснувшийся крепостного права, открывавший своеобразный выход крепостным людям на свободу, — это указ, которым предоставлялось дворовым людям, холопам, записываться на военную службу в Азовский поход и, таким образом, освобождаться от крепостной зависимости. «И генваря в 13 день, — пишет современник Желябужский, — на Болоте (в Замоскворечье) кликали клич, чтоб всяких чинов люди шли в Преображенское и записывались и шли б служить под Азов. И после той кличи из всех боярских дворов и из всяких чинов холопи боярские все взволновались и из дворов ходили в Преображенское и записывались в разные чины, в солдаты и в стрельцы»[458]. Указ взволновал рвавшихся на свободу холопей; не менее встревожил он и их господ, а также дал много дела и военным властям, как это можно наблюдать по дневнику Гордона: 23 января: «Отправился на Бутырки, где обучал вновь записанных солдат, которые бежали от своих господ, так как им была обещана свобода»; 5 февраля: «Множество дворян беспокоили меня целый день по поводу их дворовых, взятых в солдаты»; 7 февраля: «Вновь записавшиеся солдаты были отведены в церковь, чтобы там присягнуть»; 12 февраля: «Я велел вновь записавшимся солдатам выплатить по рублю человеку»[459].

Впервые в самом конце января Петр покинул дворец по печальному поводу: 29 января внезапно скончался царь Иван Алексеевич. Царь Иван Алексеевич с детства, как и все мужское потомство царя Алексея Михайловича, кроме Петра, не отличался хорошим здоровьем, страдал цингой, но все же в январе 1696 г. ничто, казалось, не предвещало такой скорой развязки. 24 января он присутствовал на панихиде по царице Наталье Кирилловне в Вознесенском монастыре. 26 января, в день тезоименитства царевны Марии Алексеевны, он слушал литургию в дворцовой церкви Иоанна Предтечи, а после литургии «жаловал в Передней царевичев, и бояр, и окольничих, и думных, и ближних людей кубками фряжских питей, а стольников, и судей из приказов, и полковников стрелецких, и дьяков, и гостей водкою», а 29-го утром его уже не стало.

Погребение его состоялось на другой день, 30 января, и совершено было по обычному церемониалу. На выносе Петр шел за гробом в «печальном платье», при совершении надгробного пения «сотворил с братом своим государевым прощение… и по погребении тела его государева» с вдовой умершего, царицей Прасковьей Федоровной, «из церкви Архангела Михаила изволили иттить в свои государские хоромы»[460]. С сошедшим в могилу царем Иваном Алексеевичем отходил в прошлое дворцовый кремлевский уклад царской жизни, замирала, по крайней мере в царских палатах, московская старина.

31 января Гордон виделся с Петром в Преображенском и разговаривал «о различных предметах». 1 февраля Петр был вечером на ужине у генерал-майора К. А. Ригемана. 9 февраля он присутствовал на празднике, данном Лефортом. 15-го ужинал у Избрандта. Под 17 февраля читаем в дневнике Гордона: «Его величество обещал в следующую среду обедать у меня». 18 февраля был опять праздник у Лефорта, во время которого, как сообщает Гордон, прошел маршем «морской регимент», т. е. морской экипаж, сформированный для галерного флота. 19 февраля, в среду, царь сдержал обещание и обедал у Гордона с многочисленной компанией. «Они оставались долго, — замечает хозяин, — и были хорошо угощены». На следующий день Гордон встретил царя на пиру у Л. К. Нарышкина по случаю его именин. 23 февраля Петр уехал из Москвы в Воронеж, где уже полным ходом шло строение стругового флота и где должна была заканчиваться постройка галерного. В Воронеж он прибыл 29 февраля[461]. С пути или, может быть, тотчас по прибытии в Воронеж Петр писал в Москву боярину А. С. Шеину, сообщая ему между прочим о виденном состоянии дорог. Это, вероятно, и есть то полученное в Москве 4 марта письмо от государя с известием о приезде его в Воронеж, о котором упоминает в своем дневнике Гордон[462]. «Государь мой милостивой, — отвечал Шеин, — многолетно здравствуй! За присланное от милости твоей писма и о ведомостях пути и рек, приняв, благодарственно челом бью. И зело сокрушаюся, чтоб, не упустя зимнего времени, поспешить на указное место. Доношу милости твоей: толко задержание мое — пехотные полки; отправя с Москвы последние марта 6-го числа, с поспешением буду ускорять до Воронежа, оставя все. А ваша милость в деле своем управляй, как Господь вразумит, и Титову прикажи, чтоб все готово было. Во сем предаюся милости тво[е]й. Алешка Шеин стократне челом бью»[463].

В Воронеже Петр поселился в занятом для него домике, помещавшемся на берегу реки Воронежа у самой пристани и принадлежавшем подьячему приказной избы Маторину. Владение Maторина так описывается в современном документе: «А в том дворе… две горницы на омшениках, у передней (горницы) сени, крыльцо, и из тех сеней позади около тех горниц в комнату и на другое крыльцо сени ж проходные. Да на том же дворе погреб с напогребицею и над ним сушила бревенчатые, у ворот изба караульная; в одной горнице в комнате прежняя ж печь обращатая (изращатая), белые образцы». Приготовления к приезду государя заключались, во-первых, в том, что стены обеих горниц были обиты полотном и выкрашены, «вновь в тех в обеих горницах подбито полотном и вылевкашено левкасом»; во-вторых, в некоторых новых пристройках, именно в устройстве мыльни и поварни: «да вновь же построена мыльня из нового сруба с двумя окошки красными с окончины стеклянными, с печью обращатою зеленою, белая с трубою; против ее сени забраны досками, в косяке из сеней к одной стороне перила с болясы точеными, а от прежних хором из сеней к новым сеням учинены двери; да вновь же построена поварня»[464].

Глазам Петра должна была представиться картина оживленнейшей деятельности. В Воронеже он нашел несколько тысяч собранных для стругового дела работных людей, которые готовили и возили необходимый для судов лесной материал, тесали бревна, пилили доски, варили смолу, сколачивали, конопатили и смолили струги, работали в кузницах, выделывая железные инструменты и судовые снасти, заготовляли брусья и доски для предстоящего сбора галер. Взглянем ближе на организацию воронежского стругового строения в 1696 г., в основу которой был положен план судостроения предыдущего года, в свою очередь повторявший в расширенном, разумеется, виде судостроение, как оно практиковалось на реке Воронеже в течение всего XVII в. Мы видели уже, что в четырех расположенных по этой реке городах (Козлове, Добром, Сокольске и Воронеже) надлежало построить к весне 1696 г. к вешней первой полой воде 1300 стругов добрых и пространных, мерою таких же, как и в прошлом году; сверх того 30 морских липовых однодеревных лодок, мерою в длину 7–7½ сажени и 100 бревенчатых соснового леса плотов. Постройка всего этого количества транспортных судов была распределена между четырьмя верфями следующим образом: на Воронеж пришлось 250 стругов, 30 морских лодок и 100 плотов, на Козлов, Добрый и Сокольск — по 350 стругов на каждый. Постройка судов возложена была как повинность на некоторые классы населения той области, где находились эти четыре верфи, — Белгородского разряда и двух ближайших областей: на украинные и рязанские города, причем в этих областях призывались к исполнению повинности не одни и те же общественные классы. В 49 городах Белгородского разряда повинность падала: а) на посадских людей, б) на служилых людей городовой (гарнизонной) службы; служилые люди полковой службы — дети боярские — оставались от нее свободны. Из городов украинных и рязанских призывались только служилые люди городовой службы: стрельцы, казаки, пушкари и люди пушкарского чина. Белгородский разряд должен был выставить посадских и служилых людей 22 220 человек; украинные и рязанские города — 5608 человек служилых людей. Всего, таким образом, требовалось к судостроению 27 828 человек, причем каждый призываемый должен был принести с собой также некоторое количество необходимых материалов — лубья и пеньки, а именно по 2 луба и по 10 гривенок (фунтов) пеньки. Такое число людей потребовано было к судостроению по первоначальному указу в конце декабря 1695 г. Но затем в конце января 1696 г. (31 января) вышел новый указ, сокращавший это число.

Весь этот контингент судостроителей был разверстан между четырьмя верфями, причем на каждую верфь были расписаны города, которые и должны были доставить на нее людей. Так, для воронежской верфи 961 человека должен был доставить город Воронеж, а сверх того на эту же верфь поступали работники еще из 16 городов, именно: из Белгорода, Курска, Коротояка, Урыва, Острогожска, Костенска, Ольшанска, Полатова, Валуек, Нижегольска, Болхова, Карпова, Алешни, Суджи, Верхососенска, Усер-да. Всего из этих 17 городов на воронежской верфи должны были собраться по первоначальному указу 7006 человек, по вторичному, уменьшавшему требования, — 6420. Работникам назначено было жалованье — кормовые деньги по 2 деньги в день человеку. Но такое жалованье не было нисколько привлекательным и нисколько не уменьшало тяжести и не скрашивало мрачных сторон повинности, и потому отнюдь не следует думать, чтобы все это число призванных на воронежскую верфь людей на нее действительно и явилось. Значительная доля оказалась в нетчиках и беглецах. Двум городам, Воронежу и Курску, число работников было еще убавлено, потому что они поставили вместо работных людей готовые струги, — воронежцы шесть стругов, а куряне — одиннадцать, причем каждый готовый струг зачитывался за 10 человек. При всех этих сокращениях числа работных людей на воронежской верфи к вешней воде было сделано 259 стругов, на девять больше, чем было на нее назначено, а с поставленными воронежцами и курянами 17 стругами число их доходило до 276. Было изготовлено также 60 морских лодок, вдвое больше положенного числа, и 100 плотов, как было назначено. Струги делались мерою в длину 14–18 сажен, поперек 1 3/4–3 сажени. Из 259 стругов 15 стругов было сделано «с чердаками» — каютами, пять — со «светлицами и мыльнями» и семь — с ледниками для хранения съестных припасов.