Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

— Ах, как жаль, братец, что Джем не может поехать с нами, — шепнула она, близко наклонившись к брату, чтобы никто не расслышал слова. Глаза его тут же расширились и полыхнули странным огоньком, будто он только что очнулся от дремы.

— Тебе и правда весьма приглянулся наш турецкий гость, — с легким укором в голосе произнес он, приподнявшись на локте повыше.

— Джем очень хороший и так добр ко мне. Разве нет?

— Конечно, дорогая моя, — Чезаре взял ее за руку, мягко потянул на себя и сказал у самого ее уха: — Но не забывай, что он язычник, — брат отстранился, глотнув вина из своего стакана. — Ты и сама слышала, какие нравы нынче бытуют в Константинополе, а наш пленник вырос среди этой жестокости.

Лукреция, лукаво прищурившись, смерила Чезаре изучающим взглядом, силясь догадаться, что говорило в нем громче — ревность или беспокойство о нравах язычников? Разве это не он сам давеча обещал ей сердце на блюде? А между тем у брата на груди переливается золотом христианский крест, а на пальце кроваво блестит рубин в перстне кардинала. Ему ли не знать о беспощадности и вероотступничестве, коль тому есть достойное оправдание? Лукреции гораздо больше понравилась догадка, что Чезаре просто ревнует ее к Джему. Мысль эта неожиданно окрылила ее и влила в кровь неведомую ранее отвагу и даже сумасбродство.

Она вытянула перед собой ноги так, что из-под подола юбки стали видны новые туфельки. Взгляд Чезаре тут же метнулся к ним, и на лице его расцвела теплая улыбка.

— Они пришлись в пору? — спросил он и, поддавшись вперед, коснулся ее ступни, перехваченной золотистым шелком.

— В самый раз, — выдохнула она восторженно. — Туфли бесподобны, Чезаре!

Брат заулыбался еще безмятежнее, все не отпуская ее ножки из ласковых пальцев.

Вдруг, словно откуда-то издалека, донеслись встревоженные восклицания Хуана. Лукреция рассеянно обернулась на лужайку, где Джем с братом играли в петанк. Она не сразу поняла, что случилось. Ей показалось, герцог в шутку схватил Джема в дружеской борьбе и тащит его по траве, но сарацин отчего-то совершенно не сопротивлялся. Он повис на руках Хуана, будто тряпичная кукла.

— Джем! — вскричал Хуан таким голосом, что у Лукреции все похолодело внутри. Она поняла — произошло нечто ужасное. До того, как она успела подняться, Чезаре уже вскочил с места и со всех ног бросился на помощь. Она кое-как встала и медленно двинулась через лужайку, с трудом переставляя ноги, будто во сне. Мимо нее порывисто пронеслись слуги, лакеи, музыканты. Все вокруг обратилось в невероятную кутерьму. Едва переводя дух от испуга, Лукреция приблизилась к месту, где прямо на траве распластался Джем в окружении слуг. Его тело неестественно сотрясалось, будто от судорог, а глаза были открыты. Значит, он еще жив. От сердца отлегло. Однако присмотревшись, Лукреция поняла, что дела его плохи — красивое лицо искажала гримаса боли, глаза смотрели ошалело, будто не узнавая окружающих.

— Что с ним? — бросилась она к Хуану, чувствуя, как ноги наливаются свинцовой тяжестью. — Что случилось с моим Джемом? — завопила она срывающимся голосом.

Брат ничего не ответил, лишь поднял на нее какой-то дикий, полный смятения взгляд. Воцарилась зловещая тишина. Ее нарушал унылый перезвон колокольчиков под легкими порывами ветра. Лукреция вдруг с полной ясностью поняла — случилось нечто непоправимое и страшное. Джем умирает! Ее любимый и верный друг, этот красивый, полный жизни, сил и здоровья мужчина угасает прямо у нее на глазах. Но почему? Земля под ее ногами разверзлась. В тот момент, когда все поплыло перед глазами, чьи-то крепкие руки подхватили ее, и Лукреция очутилась в странной невесомости, точно душа покидала тело. А затем темнота оглушительно сомкнулась у нее над головой.

В темноте ее куда-то несли, из тьмы доносились отрывистые глухие голоса. Ее тяжелая голова покоилась на чем-то теплом и упругом, а под ухом она слышала мерное биение — тук-тук… тук-тук. Бьется сердце. Вот только чье? Ее собственное? Нет, у нее в груди застряла пустота. И снова все звуки и чувства пропадали, летели куда-то вниз, в безвременье.

Когда лоб обдало ледяным холодом, тьма начала рассеиваться. Перед сомкнутыми веками забрезжил свет, сердце, до этого сжатое стальными когтями боли, вдруг трепыхнулось и забилось с новой силой. Боль отступала, а пустота обрела очертания. Она дома, в своей комнате. Над головой полог темно-золотого балдахина, голова лежит на мягкой подушке, а над ее постелью склонились встревоженные лица мамы, Чезаре, Джоффре, доктора Гаспара, служанок. Не было только папы и Хуана.

— Ах, доченька, ты нас так напугала! — воскликнула мама и коснулась губами лба Лукреции, обдав ее ароматом сладких духов и теплом, от которого на душе сразу стало легче. Но едва только голос вернулся к Лукреции, она первым же делом спросила:

— Что с Джемом?

Взгляд метнулся к Чезаре. Брат взял ее за руку:

— Он жив. Доктора сделают все, что смогут.

— Но что с ним случилось, брат? — повторила Лукреция упрямо. Она впилась взглядом в любимое лицо, силясь найти ответ, но глаза брата потемнели. В них ничего нельзя было прочесть, кроме утомленности. — Я слышал, предполагается укус болотного комара, — Чезаре с тревогой посмотрел на мать и продолжил: — Обещаю, как только мне станет известно, что случилось, я найду способ сообщить тебе, — он крепко сжал ее ладонь. — А сейчас я должен вернуться в Ватикан. Делай все, что скажет матушка, отдыхай и ни о чем не волнуйся.

Он поднес ее руку к губам, затем поцеловал в лоб и пошел прочь. А Лукреция лишь устало прикрыла глаза и взмолилась всем святым, чтобы Чезаре вернулся с благой вестью.