Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

И посреди всего этого изысканного ансамбля на алтарь в самом центре храма взгромоздился лысый, носатый доминиканец в черных монашеских одеждах. Грозный лик его освещало множество свечей, установленных вокруг возвышения, игра пламени на сквозняке создавала зловещие, пляшущие тени за его спиной. Что и сказать, на фоне филигранного великолепия Дуомо, Савонарола смотрелся поистине варварски. И ядовитый голос его резал слух.

Оглянувшись по сторонам, Чезаре заметил на лицах многих присутствующих благоговение. Иные стояли, виновато склонив голову, другие глупо улыбались, словно перед ними явилось чудо, а по щекам некой юной девы в синем бархате текли горячие слезы.

— Флоренция! — горласто раскатывая звуки, воскликнул монах. — Настанет время, когда все твое убранство, товары и собственность окажутся бесполезными!

Савонарола окинул толпу отрешенным взглядом прозрачных глаз:

— Вы жили, купаясь в роскоши, как свиньи в грязи! Богатство ваших банков поражает весь мир, но однажды они принесут вам гибель! — он многозначительно умолк, а затем продолжил, то повышая, то понижая голос, точно накат волн:

— Находясь в плену своей алчности, ни вы, ни ваши дети не ведут праведную жизнь! Вы уже обнаружили множество способов извлечь прибыль, которые вы называете честными, но это не так! — монах вскинул руки, воздавая немую мольбу к небесам.

Надо признать, доминиканец был весьма убедителен: он таращил глаза, морщил лоб, переходил на крик и заламывал руки, дабы придать выступлению большего драматизма, но сильней всего подкупало то, что все было очевидно — проповедник и сам горячо верил во все сказанное.

Однако, ничто не могло переубедить маловерного Чезаре. Он с полным безразличием глядел на происходящее, словно на театральное представление. Нет, Борджиа вполне успел оценить угрозу, идущую от сего человека. Определенно, Савонарола обладал особым даром воздействия и ловко манипулировал неподготовленными умами, и если дать ему волю, то неизвестно, чем подобное может закончиться.

— Чиновничество погрязло в коррупции! — между тем, вскричал монах с какой-то новой силой. — Никто не может убедить вас, что ростовщичество — грех! Как и нечестные сделки!

Он все говорил и говорил, а светлые, почти прозрачные глаза его блестели дико и лихорадочно. Чезаре поморщился. Смотреть на это действо было довольно тоскливо.

— Ходят слухи, что кардинал почтил своим присутствием Флоренцию, — раздался тихий и тягучий голос слева. Чезаре быстро повернул голову и сразу понял, кто перед ним, но ради церемонии спросил:

— Кто вы?

— Никколо Макиавелли, посол дома Медичи.

Именно так Чезаре и представлял флорентийца: уже не первой молодости, худощавый, черноволосый, с глубоко посаженными, холодными глазами и двумя резкими морщинами на переносице — несомненно, то было следствие долгих, напряженных раздумий. Борджиа отвел взгляд и насмешливо произнес перед собой:

— Этот монах не оставил бы от Флоренции камня на камне.

— Не совсем, — мягко парировал Маккиавели и тут же объяснил: — Он бы опустил нас до своего уровня.

— До какого?

Посол иронично вскинул низкие брови:

— До кучи соломы на каменном полу.

Чезаре усмехнулся, но спешно погасил улыбку, а Никколо, склонив голову ближе к собеседнику, добавил: — Он осуждает театр, украшения, искусство, — флорентиец скорбно скривился. — Даже удобства!

Оба на минуту замолчали, устремив взгляды к алтарю, где в праведном гневе неистовствовал черный монах:

— “И вы оправдали слова Исаи, вы отбросили всякий стыд!” — вопил он, а пламя свечей плясало на скорченном от гнева лице. Как всполохи костров, что разгорались на флорентийских площадях по его указу, как далекое зарево того огня, с которым Савонарола так неосторожно играл.

— Возможно, кардинал Борджиа сможет помочь, — произнес Чезаре, бросив выразительный взгляд на Макиавелли.

Тот сдержанно улыбнулся:

— Он желает встретиться с моим господином Пьеро ди Медичи?

— Нет, — отрезал Борджиа, — он желает встретиться с вами, посол.

Взгляд серо-зеленых глаз флорентийца пронизал Чезаре насквозь, уголки плотно-сжатых губ дрогнули:

— Значит, это заговор?

— Нет, — ответил Борджиа с явным вызовом. — Скорее расследование, — он пожал плечами и пустил в ход самую обаятельную из своих улыбок, зная, что подобный резкий переход обезоружит собеседника.

— Тогда вам следует пойти со мной, — сходу принял вызов Макиавелли, ничуть не смутившись, и жестом указал следовать за собой в глубь боковой апсиды собора.