Борджиа. "Секс. Власть. Убийство. Аминь"

Да к черту благоразумие! На кону не только счастье женщины, пленяющей его сердце, на кону честь семьи, честь матери — а это гораздо важнее. Разве можно позволить заносчивому Бонадео и дальше спокойно жить с уверенностью, что статус, деньги и мнимое бесстрашие могут спасти его от возмездия Борджиа?

Позже, ночью, уже в постели, раз за разом проигрывая в уме события того вечера, когда любимую сестру продали Сфорца, Чезаре чувствовал как нутро его вновь закипает от злости. Все смешалось: Бонадео, оскорбляющий мать, Лукреция, испуганно глядящая на мужа, Урсула, молящая об освобождении. В его утомленном уме это уже Лукреция молила об освобождении, а Урсула со страхом смотрела на барона, закрываясь изящными, тонкими ладонями от увесистого кулака. Он знал, что нужно делать. Убить Бонадео в честном поединке и навсегда прекратить эти терзания.

В конце концов, тяжелый сон освободил мятежный разум и даровал Чезаре столь желанное отдохновение.

Утром его верный слуга принес необходимые сведения, и, выложив начистоту все, что ему удалось узнать, Микелетто невозмутимо заключил:

— Мы могли бы подкараулить его у южных ворот. В тех переулках ночи темнее всего и нет прохожих. Я бы и сам справился с этим делом, милорд. Барон хоть и силен, но ему не хватает верткости.

Чезаре уставился в леденящие душу синие глаза наемника. Он так легко говорил об убийстве, словно не было ничего более обыденного в этом мире.

Перерезать глотку Бонадео, заставив того замолчать навеки, и забрать его жену в награду? Достаточное ли это будет возмездие? Удовлетворит ли оно тщеславие Борджиа? Должно быть, именно так скажут недоброжелатели, так напишут в едких памфлетах? Да и пусть.

Всю жизнь, начиная со дня, когда Чезаре осознал, какое имя носит, он ждал некого события, которое полностью переменит его судьбу. Он ждал недели, месяцы, годы. Ждал и мерил эти бессчетные дни мерою отчаяния и боли. А теперь, смотря в равнодушные глаза убийцы, он вдруг осознал, что чудес на земле нет, и пора прекратить ждать милостей от фортуны. Он отстоит честь матери и освободит Урсулу, а те, кто его осудят, могут идти ко всем чертям.

— Этой ночью ты пойдешь со мной, Микелетто, — медленно проговорил Чезаре, — но лишь для того, чтобы унести мое тело, ежели Бонадео выиграет поединок, — он зло усмехнулся и, приблизившись к наемнику, медленно возложил руки на его плечи: — И еще кое-что, Микелетто.

Тот покорно кивнул, выжидательно глядя на хозяина:

— Убьешь его, — холодно выпалил Чезаре, — если мне не удастся.