Югеал

Но вскоре кровожадный инстинкт Эсфири остыл, и она с горечью подумала, что всё больше становится хладнокровной убийцей. Желание убивать стало входить у неё в привычку, грозя перерасти в манию.

«Ты не была так жестока на Тере, — с укором в свой собственный адрес подумала Эсфирь. — Там ты хотела всего лишь справедливости и мести, там ты убивала только врагов. Ты истребляла тех, кто этого заслуживал, и чья смерть могла принести покой многим людям. Что же сейчас со мной происходит? Кем я становлюсь теперь? Убийцей, в полном смысле этого слова. А между тем, на Тере мне жилось куда тяжелей. Я была совсем одна и скрывалась, я не имела друзей, если не считать сердобольного и робкого Логвина, но всё равно не стала такой жестокой, как здесь. В Дилуэе же я обрела друзей — Реуга и Станду. Тайжеры это звери, но и они милосердней меня. Зачем я убиваю, если мне это не нужно и если я этого не хочу?»

Эсфирь на минуту задумалась, дав себе труд осмыслить свою нынешнюю жизнь и трезво её оценить. Потом тряхнула головой, так как много думать явно не входило в число её любимых занятий.

«Нет, — подумала она, — мне это не нужно. Я буду и дальше убивать тизарцев, они враги всем на этой планете. Сначала я уничтожала их от бессильной ярости, потому что не могла вырваться на свободу. Но теперь я буду убивать целенаправленно и не только здесь, в сокровищнице. Что мне стоит выходить иногда из подземелий и искать и уничтожать тизарцев вокруг? Ведь тут полно разного рода соглядатаев. Отныне возле Дилуэя появится куда больше трупов. Артур сказал, что Стелла и Нейман мои сёстры, и они попали сюда по вине тизарцев. Что ж, значит, мне есть за что им отплатить, и я не изменю моим принципам, пока имею мотив для убийства, а таких поводов стало даже больше, чем прежде. Красным Вампирам я мстила за мёртвых, тизарцам отплачу за живых, которых они обрекли на несчастья».

Оправдав себя в собственных глазах как умела, и заодно заставив замолчать совесть и всех причастных к ней мыслей, Эсфирь была настроена воинственно. Вот только она не могла уйти далеко от Дилуэя. Тизарский браслет на её руке оставался надёжным сторожем, которого нельзя было убить или подкупить. И даже сломать не удавалось.

Эсфирь подошла к колодцу и села на его край, глядя в тёмную воду. Она всмотрелась в своё отражение и ей показалось, что она увидела лицо Нейман. Эсфирь не имела привычки долго созерцать себя в зеркале и потому не обратила раньше внимания на то, как она и Нейман похожи. Светловолосая Стелла тоже немногим отличалась от них. Эсфирь вспомнила, как обе были добры к ней, относились с пониманием, не предали, даже не подозревая, что она их родная сестра. Она всегда считала, что умерла среди чужих, а это было не так. Как многого Эсфирь не знала…

Что-то сильно защемило чуть ниже левой ключицы. Почувствовав, как заболело сердце, девушка отогнала навязчивые образы прошлого. Но они вновь подкрадывались к ней, не оставляя её в покое. Сердце, давно не тревожившее её, ни на минуту не прекращало напоминать о себе тупой болью не только старой физической раны. Такую же муку Эсфирь испытывала, когда потеряла Элладу и свою приёмную семью.

Бесцельно бродя по лабиринту, терианка думала о том, что ей сказал Артур. Этот землянин второй раз неожиданно врывается в её жизнь без всякого разрешения и предупреждения. Снова с его появлением кардинально меняется всё для Эсфири. Первый раз на Тере его команда вторглась в её мир, и она вскоре погибла, хоть и не по вине людей из ЦМБ. А теперь, словно с неба свалившийся, всё тот же Артур, сообщает ей о том, что у неё есть семья и эта семья сейчас в беде. Всё то, к чему Эсфирь привыкла и с чем смирилась, рушится вокруг неё, грозя новыми переменами и, возможно, несчастиями. А ведь она, оказавшись в Дилуэе, так старательно строила эту стену отчуждения от всего мира! И теперь, словно крепостные запоры под ударами тарана, эта защита нещадно рушится. Камни падают один за другим, предвещая неминуемый обвал всего строения. Как бы крепко она не заперла двери своей крепости, их пробивает этот невесть откуда взявшийся таран. И становилось ясно, что ещё до того, как Эсфирь успеет в душе восстановить в какой-то мере свою защиту, на штурм кинется во всей своей мощи открывшаяся истина.

— Зачем мне эта правда? Зачем он мне сказал всё это? — не то со страданием, но то с досадой спрашивала Эсфирь. — Хотел напоследок ударить побольнее?

Но на Артура это было не похоже, даже там, на Тере, узнав всю правду о Эсфири, он не потащил её тут же на суд. Он пытался понять её и даже в какой-то мере выгораживал.

Несмотря на отсутствие должного воспитания и эгоизм, терианка оказалась достаточно рассудительной, чтобы понимать, что у неё появились обязанность перед семьёй. Эта родня, как мираж, мелькала где-то на горизонте, но она существовала и Эсфирь была связана с ней тесными кровными узами.

«Но разве можно иметь обязанности и что-то общее с теми, кого почти не знаешь, пусть даже они назвались твоей семьёй? Они мне ничем не обязаны, и я им вроде тоже», — так рассуждала Эсфирь, вновь пытаясь отстроить руины своей крепости, отгораживавшей её душу и сердце от всего мира.

Она всячески старалась найти предлог и оправдать себя, чтобы не воскресать для семьи и сохранить ту одинокую независимость от чего бы то ни было, к которой она привыкла. Но вскоре Эсфирь поняла, что после визита землянина у неё что-то оборвалось окончательно в душе и восстановлению не подлежит. Она разделилась надвое сама в себе.

С одной стороны, гордость и недоверие к людям, смешанные с эгоизмом и желанием остаться ни к чему в этом мире непривязанной, вопили о том, чтобы быть по-прежнему независимой и поступать так, как ей заблагорассудится. Эта часть рассудка рвалась забаррикадироваться как можно скорее в подвалах рухнувшей цитадели и не сдаваться ни при каких условиях. С другой стороны, разум взывал к её совести, требуя от неё противоположных действий. А в глубине души Эсфирь истекала кровью, словно её резали на части. Она боялась сама себе признаться в том, что ей всё же недостаёт хоть чьей-то привязанности и понимания. Желание иметь близких, как в далёком детстве, и защищать их, проснулось в терианке, которая большую часть прожитой жизни считала себя одинокой во Вселенной.

Решив, что виной всему браслет Нейман на её руке, Эсфирь его сняла и отложила в сторону. Но легче не стало. Артур, уходя, подбросил его напоследок, словно бомбу. Ведь точно рассчитывал на нужный эффект! И он не ошибся. С тяжёлым вздохом терианка вернула браслет с изумрудами на своё предплечье.

Артур оказался прав: под маской хладнокровия и жестокости в Эсфири прятался беззащитный ребёнок, никому не нужный и затравленный. И тщетно пыталась Эсфирь внушить себе, что она вполне обойдётся без матери и сестёр. Для неё вдруг стало очень важно знать, что где-то, пусть и очень далеко, её ждут и о ней помнят.

Но между тем Эсфирь боялась воскреснуть для них. Ведь, как ни крути, а она была убийцей. Деяния Эсфири лягут несмываемым пятном на честное имя Флаэс. Зачем нужна королеве Дарейнис такая дочь? Ведь у неё есть ещё четыре благополучных отпрыска. Так что наследниц более, чем достаточно. Эта мысль охладила взбудораженную душу терианки, она словно очнулась, снова став уравновешенной.

«Я не нужна семье, — твёрдо решила Эсфирь. — Да и нужна ли мне семья? Я столько лет прожила без них и между тем выжила. У меня есть имя, но нет фамилии. Однако, что я выиграю, назвавшись Эсфирь Флаэс? Ничего. Мою репутацию это не очистит. Я всё равно останусь такой, какой была, и мои сёстры, и мать рано или поздно это осознают. Поймут, что мне нет места среди них, потому что у меня иное мировоззрение. Они мне этого не скажут, но и я, и они будем это чувствовать. Даже перестав убивать, я не смогу изменить своё прошлое и все будут о нём помнить. Станут относиться ко мне холодно или, того хуже, с жалостью. Но я не привыкла, чтобы меня жалели. В конце концов, не вынеся подобной жизни, я исчезну снова. Мы кончим тем, что есть сейчас. Так неужели стоит возвращаться в семью, если рано или поздно я покину её? Ну уж нет! Зачем благородной королевской династии нужна такая паршивая овца, как я — убийца и бродяга? Не имеет смысла воскресать, тем более, что тогда станут известны мои дела в Дилуэе. А ими вообще нельзя ни с какой точки зрения похвастаться, и уж тем более оправдать. Лучше оставаться в числе Эллады и Ноэми. И почему к жизни не вернулась одна из них?»

Успокоившись и в значительной степени восстановив в своём сердце защитный вал, Эсфирь решила немного поспать. Прошедшая битва, а ещё больше разговор с Артуром и нагрянувшие после этого полчища незваных мыслей, в конец измотали её. Однако, не успела она дойти до своей комнаты, как её совесть снова проснулась и пошла в атаку, не дав таким образом поспать ей самой.

Чувство долга и благодарности напомнили терианке о Стелле и Нейман, которые на Тере отнеслись к ней с пониманием и не выдали, оставшись ей верными до конца. Теперь они находились в опасности, а Эсфирь, очерствевшая и возненавидевшая весь мир, не хочет им помочь. Не хочет спасти тех, кто некогда помогал ей.

«Но ведь ты же не можешь покинуть Дилуэй! На твоей руке тизарский браслет-сторож, который нельзя снять. Он лучше любых цепей и решёток удерживает тебя здесь», — говорил Эсфири разум.

И она понимала, что это так, и даже при огромном желании помочь, она не сможет уйти отсюда незамеченной.

«Эсфирь, но ты же можешь что-то придумать, — подсказывала ей хитрость, не раз спасавшая её. — Раньше для тебя не существовало понятия — безвыходная ситуация. Так найди решение проблемы и сейчас».

Вот только эта ситуация была безвыходной. Тизарцы не оставили ей шанса на побег.

Раздираемая противоречивыми чувствами, Эсфирь пыталась унять угрызения совести и выкинуть всё это из головы, как кошмарный сон. У неё было достаточно сил, чтобы вырвать из памяти воскресшие с приходом Артура воспоминания о Тере и тех, кого она там оставила. Артур должен был стать для Эсфири лишь призраком, тенью, явившейся из мрака прошлого. Она надеялась, что и он в водовороте времени и событий забудет, что видел её живой.

Стараясь вызвать в себе всё самое плохое, Эсфирь пошла в контрнаступление и достаточно успешно отбила эту атаку совести. Один бой был выигран в пользу эгоизма. Но победа как-то особо и не радовала…

Сердце вновь напомнило о себе на этот раз пронзительной до слёз болью. Эсфирь гнала от себя воспоминания, убивая малейшие признаки тоски и ностальгии, но вопреки всему в её ушах звучал голос Артура: «Помни, у тебя есть семья и ты обязана к ней вернуться».

И действительно, отречься от своей памяти не получалось. Она сжала кулаки и рассердилась, а голос землянина продолжал твердить: «В душе у тебя хаос, но где-то в глубине ты отчаянно, до боли, хочешь вновь увидеть Теру и своих близких. От этого ты никуда не сможешь убежать».

И самое страшное для Эсфири было то, что это оказалась правда. В душе терианки шла война и она вдруг впервые в жизни почувствовала себя по-настоящему одинокой. Даже сильная воля не могла вернуть ей рухнувший с появлением Артура покой. На практике Эсфирь оказалась не такой уж и несгибаемой, как она всегда о себе думала. Ей впервые захотелось вырваться из подземелий Дилуэя и увидеть хоть одного человека, кроме тизарцев.