Сладкая история мира. 2000 лет господства сахара в экономике, политике и медицине

Корпоративный бизнес и подсластители

Те, кто занимается переработкой сахарной свеклы, сахарного тростника и крахмала, всегда преследовали свои собственные интересы и часто конкурировали друг с другом. Тем не менее, когда их бизнес в опасности, они склонны объединяться, откуда бы ни исходила угроза, будь то национальные или международные организации, такие как ВОЗ. Кроме того, у них есть общий враг – это влиятельные производители безалкогольных напитков. Они, в свою очередь, если это не мешает их планам, наносят ущерб братьям Фанхуль и без каких-либо терзаний игнорируют сахарозные подсластители. Они же, как показал пример с глюкозно-фруктозным сиропом, вытесняют из бизнеса фермеров, возделывающих сахарную свеклу или сахарный тростник. Забавно, что именно Роберто Гойсуэта, беженец с Кубы и внук испанца, владевшего сахарной мельницей, занял пост исполнительного директора в компании Coca-Cola, перевел ее на глюкозно-фруктозный сироп и одним махом сберег для фирмы 20 % ее издержек на производство102.

Еще более серьезную проблему, чем глюкозно-фруктозный сироп, представляют собой некалорийные подсластители, и даже странно, что производители свекловичного и тростникового сахара не противились их появлению на рынке всеми правдами и неправдами. Искусственные подсластители открыли новую арену промышленного лоббирования и создали новый язык рекламы. Те, кто их предлагал, неприкрыто стремились донести до покупателей мысль о том, что от сахарозы полнеют, поэтому необходимо покупать ее искусственный заменитель. После такого маркетинга конкурентов производители свекловичного и тростникового сахара немедленно объединили силы и выступили против. Когда в середине 1950-х годов в США появились искусственные подсластители и потребление сахара начало неуклонно снижаться, кубинские фермеры, «Фонд исследований сахара», компания Czarnikow-Rionda и американские рабочие, занятые в сахарной отрасли, создали коалицию, в которую трудно было поверить, и использовали свой значительный лоббистский потенциал в Конгрессе для борьбы с продвижением искусственных подсластителей103.

Впрочем, это была не первая битва с искусственными подсластителями. На пороге XX века немецкое правительство под влиянием свеклосахарной промышленности уже запрещало продавать на обычном потребительском рынке сахарин. Сахарин, изготавливаемый из каменноугольной смолы, был открыт в 1879 году. Его изобрел немецкий химик Константин Фальберг, родившийся в России и получивший образование в Германии. В дальнейшем он был связан с Университетом Джонса Хопкинса в США. Фальберг запатентовал производственный процесс, вернулся в Германию и вместе с дядей построил завод возле Магдебурга – можно сказать, львиного логова мировых производителей свекловичного сахара. Сахарин, превозносимый на всех углах как чудесное открытие, особенно для больных диабетом, привлек немедленное и широкое внимание прессы. В 1901 году, будучи в пятьсот раз слаще сахарозы, сахарин занял 5 % немецкого сахарного рынка, если говорить о «потенциале подсластителей», чем проявил себя как сильный конкурент свекловичного сахара. Фальберг разбогател. Впрочем, на этом этапе немецкий Рейхстаг, из уважения к производителям свекловичного сахара, принял закон, ограничивший производство сахарина только в медицинских целях. После подписания Брюссельской конвенции, серьезно сократившей объемы сахарной продукции, местные промышленники убедили правительство не снимать запрет с производства сахарина, и правительство снова подчинилось. Сахарин продолжили выпускать лишь на одном-единственном заводе104.

Примеру Германии последовало большинство европейских стран, с одним заметным исключением – им стала Швейцария, где исследование искусственных подсластителей внесло свой вклад в расцвет химического гиганта Sandoz105. Швейцарские химики вошли в штат компании Monsanto и создали ряд химических заменителей – таких как ванилин, кумарин и кофеин. Этот химический левиафан, основанный в 1901 году в Сент-Луисе, начинал свою деятельность с производства сахарина для компании Coca-Cola106. В ранние годы XX столетия во многих сладких напитках в США содержался сахарин, произведенный Monsanto.

Сахарин стал одним из врагов, против которых вел свой крестовый поход Харви Уайли. Он добился того, что компания Coca-Cola отказалась от этого подсластителя и всех разновидностей диетической колы (так продолжалось до 1962 года). Ему казалась отвратительной сама мысль об извлечении подсластителя из угля, как и созданной на его основе «отраве», лишенной какой-либо питательной ценности. В 1911 году Министерство контроля за качеством пищевых продуктов (Department of Food Inspection), которое возглавлял Уайли, пришло к выводу, что добавление сахарина оказывает пагубное влияние и снижает питательность продукции. По иронии судьбы, за несколько лет до этого Уайли уже пытался убедить Теодора Рузвельта в том, что сахарин не может заменить сахар, – но эта попытка произошла именно в тот момент, когда личный врач предписал президенту сахарин для профилактики диабета107. В дни Первой мировой войны, когда грозила нехватка сахара, казалось, что возникла благоприятная ситуация для более широкого применения сахарина. Тем не менее пищевой добавкой он служил только в США. Лишь после Второй мировой войны его начали все активнее и чаще использовать в низкокалорийных сладких напитках, которые в 1964 году занимали 10 % всего рынка108.

Неприятное послевкусие сахарина было его «ахиллесовой пятой» в соперничестве с другими искусственными подсластителями. В 1950 году появился цикламат натрия, жидкий подсластитель, продаваемый на рынке под брендом «Сукарил» (Sucaryl). Реклама восхваляла его великолепный вкус, в то же время уверяя, что он «сохранит тонкую талию»109. Помимо прочего, как свидетельствуют эти рекламы, американская общественность в того времени прекрасно понимала, что от сахара нарастает лишний жир. Крупные представители химической промышленности стали производить цикламат натрия большими партиями, и он рекой потек на сборочные линии сладких напитков. Этот бизнес был очень серьезным, поскольку в среднем каждый житель Америки выпивал в неделю от четырех до пяти банок содовой воды. Неудивительно, что «Американская сахарная ассоциация» (American Sugar Association) и «Фонд исследования сахара» начали против цикламата натрия крестовый поход. И хотя не было никаких доказательств его канцерогенности, если только не потреблять его в невероятно огромных количествах, американское Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (Food and Drug Administration; FDA) запретило его в 1969 году – тогда же, когда он был разрешен в нескольких европейских странах. Публичная кампания, направленная против цикламата, сделала свое дело110.

Теперь, когда цикламат натрия был далеко, производителям сладких напитков пришлось вернуться к сахарину, но этот подсластитель пал жертвой очередного неверно проведенного теста на крысах, которым его скармливали в колоссальных количествах. В 1972 году FDA вычеркнуло сахарин из перечня безопасных добавок, а пять лет спустя на упаковках продуктов с этим подсластителем требовалось ставить знак «Опасно для здоровья!» Борьба продолжалась до 2000 года, когда Конгресс США отменил это постановление111.

В 1974 году на смену сахарину пришел новый подсластитель с нулевой калорийностью – аспартам. Его путь сопровождался взлетами и падениями, поскольку компания Searle, создатель аспартама, передала в FDA подтасованные результаты испытаний.

Против аспартама повели кампанию диетологи, к которым присоединился Ральф Нейдер, знаменитый политический активист и защитник гражданских прав. Расследование привело к поразительному выводу, погубившему репутацию компании Searle. Оказалось, что она подделывала журналы своей испытательной лаборатории112. Аспартам был запрещен в 1975 году, но не навсегда. Дональд Рамсфелд, на тот момент бывший и будущий министр обороны, был нанят на пост президента компании Searle. Одна из его задач заключалась в том, чтобы добиться снятия с аспартама запрета на производство. Шанс на это появился, когда Рамсфелд вошел в первую переходную команду Рональда Рейгана и смог договориться о назначении нового директора FDA, который, словно по волшебству, отменил запрет как на потребление аспартама, так и на его применение в продуктах питания113.

В 1981 году аспартам получил одобрение FDA, но к тому времени срок действия патента уже почти подошел к концу. Впрочем, с этой проблемой разобрались сенаторы, – по слухам, их избирательные кампании получали щедрую финансовую поддержку от семейства Сирл. После продления патента в 1985 году компанию Searle, в конце концов, продали по хорошей цене фирме Monsanto, которая к тому времени превратилась в очень прибыльное химическое предприятие, владельцы которого имели теснейшие связи с конгрессменами114. Впрочем, несмотря на снятие в 1986 году с аспартама всех ограничений, путь к этому занял столько лет, что само название этого подсластителя уже воспринималось с оттенком некой испорченности. Такое отношение, по всей видимости, было незаслуженным и неоправданным, поскольку эксперты не обнаружили каких-либо рисков, связанных с его потреблением.

Итальянский исследователь Морандо Соффрити и его команда провели новые испытания и уверяли, что аспартам канцерогенен, но Европейское агентство по безопасности продуктов питания сочло тесты в корне неверными и отвергло их результаты, поскольку дозы аспартама, которыми кормили крыс, гораздо больше подходили слонам115.

После того как от репутации трех искусственных подсластителей остались только мелкие клочки, освободилась дорога для четвертого: им стала сукралоза, продаваемая под брендом «Спленда» (Splenda). «Американская сахарная ассоциация» вознамерилась стремительно сокрушить нового соперника, заклеймив его «хлорированным искусственным подсластителем» – в данном случае хотели сыграть на содержании в сукралозе хлорида. Впрочем, это была полная чушь, поскольку она не имела ничего общего с неприятно пахнущей хлоркой в бассейнах. В 1976 году сукралозу запатентовала в Великобритании компания Tate&Lyle, выстроившая для нее производственную площадку в Алабаме совместно с фармацевтическим гигантом Johnson&Johnson. Это стало прекрасным подспорьем в 1990-х годах, когда фирма Tate&Lyle, сахарный гигант, преобразилась в специалиста по диетическому питанию и начала предлагать «помощь с низкокалорийными решениями». «Спленда» оказалась «дойной коровой» и заняла 60 % американского рынка искусственных подсластителей116. Правда, ложкой дегтя для компании стало болезненное поражение в суде, где она пыталась обвинить китайские заводы в том, что они воспользовались ее патентом на сукралозу и тем самым нарушили закон. Китайцы одержали победу благодаря свидетельству одного из исследователей, принимавшего участие в создании этого подсластителя, – этим ученым был выдающийся химик Бертрам Фрэзер-Рейд, уроженец Ямайки и потомок африканских рабов117. Там, где он рос и воспитывался, компанию Tate&Lyle считали угнетателем рабочих, особенно в 1930-х годах. В этом есть своя ирония118.