Сладкая история мира. 2000 лет господства сахара в экономике, политике и медицине

Луизиана: переустройство плантации

Республиканский дух и плантационное производство сахара в Луизиане оказались максимально несовместимыми, поскольку в один момент почти все мужчины США получили избирательное право. В то же время пятнадцатая поправка к Конституции США, принятая в 1870 году, наделила афроамериканское большинство в Луизиане таким же почти всеобщим правом голоса, которое в теории позволяло их голосам получить перевес над плантаторами. Такое положение дел кардинальным образом отличалось от сложившегося в Бразилии и на Кубе, где голосовать могли только те, кто был грамотен и мог заплатить избирательный налог, а в последнем десятилетии XIX века под эти критерии подпадало не более 3 % населения24.

Неудивительно, что представители белой экономической элиты как в Луизиане, так и в других южных штатах, делали все, что было в их силах, чтобы не позволить афроамериканцам воспользоваться своими гражданскими правами. После разорительной Гражданской войны луизианские плантаторы постепенно сумели восстановить свое превосходство, которое очень пригодилось им в стремлении снизить оплату труда и подавить сопротивление работников. После очень «нестандартных» выборов 1877 года они восстановили контроль над законодательством штата, и в том же году богатейшие сахарные короли основали «Луизианскую ассоциацию сахарных плантаторов», которая, как и ее аналоги на Яве и Гавайях, использовала свое политическое влияние для подавления прав рабочих25.

В начале 1870-х годов нехватка трудовой силы помогла работникам, занятым в сахарной отрасли Луизианы, улучшить свое положение26. Но плантаторы, усилив контроль над репрессивными институтами штата, сделали так, что бремя кризиса 1884 года опять легло на плечи рабочих. Они беспощадно подавляли любые попытки протеста, которые действительно возникали, когда бывшие рабы начинали выступать против восстановления плантаторского общества не только переселяясь на Север, но и устраивая забастовки27. «Орден рыцарей труда» – американская трудовая организация, принимавшая людей вне зависимости от расы, – в ноябре 1887 года призвал к забастовке, которая пришлась на самое начало сезона жатвы сахарного тростника и собрала десять тысяч рабочих. В ответ плантаторы выслали к протестующим ополчение: они убили или ранили триста человек, и в истории это зверство запомнилось как резня в Тибодо. Затем были приняты печально известные сегрегационные «законы Джима Кроу», кульминацией которых к 1900 году стало введение серьезных ограничений избирательного права для афроамериканцев. Это помогло плантаторам сохранять выплату жалованья на весьма низком уровне несмотря на постоянную нехватку рабочих рук, а также вернуться к системе оплаты труда товарами вместо денег (плантационные магазины). Вернулась и оплата «частными деньгами», которая еще со времен рабства позволяла ограничить чернокожим работникам доступ к реальной экономике28.

То же самое, что произошло ранее в странах Карибского бассейна, где плантаторы сумели привлечь финансирование для ввоза рабочей силы из Индии, теперь случилось в Луизиане: притеснение местных работников дополнялось притоком трудовых мигрантов. Политическая и экономическая элита Луизианы начала нанимать итальянцев, приезжающих в основном с Сицилии, из Палермо и его окрестностей. Делалось это благодаря торговым контактам Нового Орлеана, где на тот момент проживало довольно большое итальянское сообщество. В конце XIX века в среднем шестьдесят тысяч сицилийцев ежегодно выходили на тростниковые поля Луизианы, а помогали им далеко не столь многочисленные группы работников из самых разных европейских стран и из Мексики29.

Ввоз работников и беспощадная эксплуатация труда афроамериканцев способствовала поразительно быстрому восстановлению луизианской сахарной промышленности после разрухи, оставленной войной, даже несмотря на то, что выход продукции в 1880-х годах так и не поравнялся с довоенным30. Плантаторов переполняло воодушевление и они были готовы принять вызов в лице стремительно снижавшихся цен на сахар. Их настроения нашли отражение в новом журнале, выпуск которого начался под эгидой Луизианской ассоциации сахарных плантаторов в 1888 году, вскоре после резни в Тибодо. Первая статья рассказывала о том, что луизианские плантаторы благодаря «постоянному перениманию новых методов и планов, ориентированных на расширение экономики, повышение урожайности и улучшение качества, явили миру пример энергичности и ответственности, которых никогда прежде не удавалось достичь ни в сельском хозяйстве, ни в практической деятельности, связанной с сахарной отраслью»31.

Этот рациональный подход повлек за собой разделение мельницы и поля – и, следовательно, появление центрального сахарного завода. Три четверти луизианских мельниц исчезли после кризиса 1884 года, зато 75 % оставшихся заводов были оснащены вакуум-аппаратами. К 1930 году в Луизиане оставалось только семьдесят центральных сахарных заводов, которые обрабатывали тростник не только со своих обширных полей, но и с ферм, подавляющее большинство которых представляло собой плантации, отказавшиеся от своих мельниц. Самым успешным новатором в этой трансформации был богатый коммерсант Леон Годшо – француз, прибывший в Новый Орлеан еще в бытность нищим лоточником. Приобретя свою первую плантацию в разгар Гражданской войны в США, Годшо довольно быстро расширил свой бизнес, предоставляя ссуды на восстановление плантаций должникам, неспособным расплатиться с кредиторами, и вступая во владение их собственностью. Годшо стал влиятельным человеком в Луизиане и прославился как сахарный король Юга. В 1916 году завод Годшо в луизианской общине Резерв, которым к тому времени уже владели его наследники, перерабатывал тростник с площади в десять тысяч акров и производил почти беспримесный белый сахар, который очень ценился за его чистоту32.

Однако быстрая модернизация луизианских сахарных фабрик не решила проблему нехватки рабочих на полях. И поскольку плантаторы штата не позволяли мелким землевладельцам выращивать сахарный тростник, в 1910 году на 83 % тростниковых полей все еще трудились наемные рабочие. Многие итальянцы, сумевшие накопить достаточно денег, уезжали из «сахарного пояса» и покупали землю через железнодорожные концессии. В качестве альтернативы они искали заработок в Новом Орлеане, где с начала XIX века сформировалась довольно крупная итальянская диаспора. Более того, иммиграции итальянцев на луизианские тростниковые поля серьезно препятствовали ксенофобия и ненависть. Их апогеем стало линчевание наиболее видных итальянцев, которое произошло в Новом Орлеане в 1891 году и серьезно отразилось на дипломатических отношениях между США и Италией33.

На то, чтобы начать производить надежные уборочные машины для жатвы сахарного тростника, ушли годы неудачных попыток. На фотографии, сделанной в 1938 году, плантатор Аллен Рэмси Вуртеле работает на экспериментальной модели, созданной по его проекту

Из-за сохранения плантационной модели и отказа от перехода к малым фермерским хозяйствам было почти невозможно привлечь сколько-нибудь значимое количество европейских рабочих на тростниковые поля Луизианы и Гавайев – не говоря уже о том, чтобы удержать их там. Механизация становилась делом, не терпящим отлагательств. Транспортировка в 1880-х годах и так уже была отчасти механизирована, а в 1889 году в Луизиане, в поместье «Магнолия», прошли первые эксперименты по механической резке сахарного тростника. На рубеже XIX–XX веков на экспериментальной станции в луизианском Одюбон-парке проводились испытания различных уборочных машин, хотя до Второй мировой войны к ним так и не смогли привыкнуть34. Кстати, на Гавайях применялись даже более изощренные трудосберегающие методы: удобрения насыпались прямо в оросительную воду, позволяя плантаторам размножать сахарный тростник отводками на протяжении по меньшей мере восьми лет, при этом объем производства по-прежнему достигал самой высокой урожайности на акр в мире35.

В конце концов давнее желание освободить человечество от тяжелого труда на тростниковых полях посредством механизации исполнилось – но благодарить за это стоило не гуманистические принципы, а политику идентичности, проводимую сторонниками белого превосходства.