Сладкая история мира. 2000 лет господства сахара в экономике, политике и медицине

Великобритания ищет сахар

Допустив на свой рынок «рабский» сахар из Бразилии и с Кубы, Великобритания, можно сказать, пошла на тактическую уловку, предоставляющую дополнительный рычаг влияния, который позволял прекратить атлантическую работорговлю. В конце концов, в 1845 году Великобритания подписала с Испанией третье двустороннее соглашение о запрете работорговли. Вместе с тем она обновила первое соглашение от 1817 года, которое, по большей части, никто не соблюдал, и второе, от 1835 года, от исполнения которого также широко уклонялись. Новое соглашение содержало важную уступку, на которую пошло испанское правительство, разрешившее британскому флоту перехватывать и наказывать корабли рабовладельцев, направляющихся на Кубу, – впрочем, особого эффекта это не принесло. Хотя Британия посылала свои корабли в рейды по бразильским территориальным водам, в результате принудив страну к прекращению работорговли, закрепленному во втором соглашении в 1851 году, к Кубе она отнеслась более мягко. Британия не хотела отдавать кубинскую элиту в объятия США, ведь влиятельные американские политики уже выказывали желание купить остров у Испании. Рычагов влияния у Британии почти не было, за исключением того, что Испании требовалась поддержка на случай, если США против ее воли вдруг захотят получить власть над Кубой42.

Поскольку британское правительство изо всех сил пыталось обновить запрет на торговлю рабами в Атлантике одновременно с открытием своих рынков для «рабского» сахара, выглядело это как обычная капитуляция. Оглядываясь на прошлое, можно сказать, что политическая повестка борцов за отмену рабства, сочетавшая в себе свободную торговлю, промышленное развитие и освобождение рабов, воплощенная в лице либералааболициониста Роберта Кобдена, имела под собой хрупкий фундамент. Такую политику приходилось поддерживать запретительными пошлинами, из-за которых цены на сахар в Британии взлетали до небес. Более того, эти пошлины применялись непоследовательно – например, их действие не затрагивало кофе или хлопок. Некоторые сторонники отмены рабства отказывались бороться за устранение дополнительных пошлин на «рабский» сахар, полагая (или, скорее, надеясь), что подневольный труд, неэффективный по самой своей природе, не сможет выжить в суровых условиях свободного рынка. Они думали, что возросшая торговля между Британией и Бразилией, при условии пристального контроля над соблюдением запрета на работорговлю, могла усовершенствовать бразильскую производственную сферу, перевести ее на путь промышленного развития и в конечном итоге искоренить рабство. Впрочем, на этот счет не было единого мнения, и, в отличие от эпохи Адама Смита, немногие борцы за отмену рабства осмеливались утверждать, что свободный труд дешевле подневольного43.

Тем временем британскую политику направлял поиск дешевых зерновых культур и сахара, а также рынков сбыта для произведенных в стране промышленных товаров. Британия пользовалась своим превосходством на море и стремительно развивающимся финансовым сектором, чтобы открывать новые рынки для своих промышленных изделий, вплетая новых поставщиков в ткань своей торговой империи. Она отправила корабли в Бразилию; покорила Бирму; заставила Сиам на договорной основе выращивать рис для англичан; начала производить сахар для своего рынка на филиппинском острове Негрос – и все это случилось в 1850-х годах. Все эти действия проистекали из одного и того же великого замысла, согласно которому периферийные страны Латинской Америки и Юго-Восточной Азии должны были производить для англичан еду и служить рынками сбыта английских товаров. Политика в духе Кобдена с низкими пошлинами на импорт сельскохозяйственной продукции ясно достигла своих целей в отношении сахара, и в сочетании с растущей заработной платой это привело к быстрому росту потребления сахара после десятилетий стагнации44.

Появление пояса сахарных плантаций на филиппинском Негросе было прямым результатом этой британской политики. Все началось в 1855 году, когда портовый город Илоило, расположенный на соседнем острове Панай, открылся для торговли с иностранцами. Англичане учредили в этом городе вице-консульство, и первым человеком, кто получил в нем должность, оказался Николас Лони – посредник нескольких манчестерских текстильных компаний. Его партнером стал Джон Хиггин, уроженец Ливерпуля и племянник самого Ричарда Кобдена. Несмотря на политические и личные связи с Кобденом, экономическую поддержку Лони получал от торгового дома Рассела и Стёрджиса (Russell&Sturgis), самого большого предприятия на Филиппинах, которое, в свою очередь, опиралось на влиятельный лондонский дом Барингов45.

Лони оказал решительное содействие в развитии сахарного производства на Негросе и в розничной торговле хлопком на филиппинских Висайских островах. Он предоставлял ссуды на урожай под весьма скромный процент, а также продавал технику, например, паровые дробилки сахарного тростника, за которые можно было платить в рассрочку. Ключевую роль в этом процессе играл местный орден францисканцев: монахи становились посредниками между Лони и плантаторами и даже выступали в качестве гарантов погашения займов. Кроме того, производители текстиля с Илоило, по большей части этнические китайцы, вкладывали прибыль, полученную в своих мастерских, в сахарный рубеж Негроса, расположенный в тридцати километрах от моря. Большая часть земли, отведенная под производство сахара, была расчищена иммигрантами из Илоило, но их собственность вскоре отняли инвесторы-капиталисты. Собственность, отнятая у иммигрантов, сделала их землевладельцами, известными как hacenderos, и была отдана арендаторам, занимавшимся выращиванием злаков. Когда приходила пора собирать и перевозить урожай, эти землевладельцы полагались на сезонных работников, которые приходили из все более отдаленных мест группами примерно по двадцать человек и подчинялись своим мастерам. К 1886 году Негрос стал «сахарным островом»; на нем располагалось двести железных дробилок на паровой тяге и еще пятьсот на тягловой, а также тридцать водяных мельниц46.

Бразилия, некогда бывшая крупнейшим экспортером сахара в мире, на удивление мало извлекла из доступа на британский рынок. Отчасти в этом были виноваты недостаток капитала, исчерпание топлива и истощение почв в регионе, но самым важным фактором оставался появившийся в юго-восточной Бразилии кофейный рубеж, яростно сражавшийся за подневольных работников, которых в последние десятилетия перед отменой рабства, состоявшейся в 1888 году, становилось все меньше и меньше47.

В Пернамбуку объемы производства увеличились, но так и не достигли впечатляющего объема. На тростниковых полях все еще преобладали мельницы XVII века, engenho, поскольку все попытки бразильского правительства внедрить центральные сахарные заводы завершились провалом. Плантаторы Пернамбуку брали под контроль обширные участки земли, позволяющие сажать растения на целине и вплоть до шести лет получать из них отводки – урожай, поднимающийся из оставшихся в земле стеблей срезанного тростника. Этот метод приводил к сильному истощению почвы, из-за чего плантаторам приходилось перемещать тростниковые поля вместе с мельницами на тягловой силе. По этой причине в хозяйство невозможно было внедрить пар и сталь, не поддающиеся транспортировке, и по объемам производства в расчете на тонну сахарного тростника Бразилия намного уступала Яве или Кубе48.