Сладкая история мира. 2000 лет господства сахара в экономике, политике и медицине

«Соглашение Британского Содружества по сахару»: победители и проигравшие

Попытка Майкла Мэнли установить в ямайской сахарной промышленности более справедливые правила вскоре потерпела крах под тяжестью слишком сильно искаженного международного сахарного рынка. Как мы отмечали выше, цены достигли пика в 1974 году, а потом резко пошли на спад. В том же году завершилась имперская политика Великобритании, направленная на протекционизм – и стало очевидным, что лучшие карты были не у колоний, где произрастал сахарный тростник, а у крупных корпораций. Мало кто мог подумать, что в 1949 году британское правительство решит национализировать сахарного гиганта Tate&Lyle. Компания яростно сопротивлялась захвату при помощи обширной пиар-кампании: на каждом фасованном товаре, на каждом грузовике и на каждой листовке был напечатан слоган: «Тейт, а не государство» (Tate not State), который также был озвучен мультяшным персонажем по имени «Мистер Кубик».

Правительству пришлось сдаться, и национализацию отменили, но ситуация ясно дала понять: сахар стал делом общественных и имперских интересов. В 1951 году было предложено «Соглашение Содружества по сахару» (CSA), которое гарантировало производителям стабильные цены – в среднем на 25 % выше, чем на мировом рынке. Таков был итог социальных реформ и протекционизма, который фабианцы пропагандировали в Вест-Индии33. Как мы отмечали в главе 11, отчет о тревожной обстановке в сахарных колониях опубликовал в журнале «Фабианское общество» Уильям Артур Льюис накануне Второй мировой войны. Впрочем, со временем «Соглашение Содружества по сахару» оказалось более выгодным для компаний Tate&Lyle и Booker McConnell, чем для бедняков на Фиджи, Маврикии и в Вест-Индии.

Джон Кэмпбелл, глава компании Booker McConnell, фабианец и впоследствии политик-лейборист, при разработке «Соглашения по сахару» выступал главным посредником в переговорах от имени всей сахарной промышленности. Словно мостик, он соединил старый плантаторский класс и Британскую империю эпохи заката, полагая, что миссия его поколения заключается в том, чтобы помочь колониям достичь экономической независимости. Как наиболее влиятельный производитель сахара в Британской Гвиане, он был знаком и поддерживал контакты с ведущими карибскими интеллектуалами, такими как Сирил Джеймс, а также Александр Бустаманте и Норман Мэнли – двоюродные братья, политические соперники и предводители ямайского народа с конца 1930-х годов. Кэмпбелл обедал с Эриком Уильямсом, знаменитым автором книги «Капитализм и рабство», бессменно занимавшим пост премьер-министра Тринидада с 1956 года на протяжении двадцати пяти лет34. Более конфликтными, но все же основанными на взаимном уважении, были отношения Кэмпбелла с Чедди Джаганом, некогда – дантистом и профсоюзным активистом коммунистического толка, затем – главой кабинета министров и премьер-министром Британской Гвианы, а в конечном итоге, уже в конце своих дней – президентом Гайаны.

Джаган считал, что экономику Британской Гвианы ждет какое-то будущее, только если из нее полностью устранят все колониальные элементы. Он был прав, когда утверждал, что «Соглашение Содружества по сахару» не достигнет своей цели и не сумеет плавно перевести сахарные колонии к экономической независимости. При этом половина экспорта его страны приходилась на сахар, и этот показатель значительно превышал экспорт Ямайки (12 %). Критика колониального наследства, высказанная Джаганом, была еще более справедлива в отношении Маврикия и Фиджи, у которых в 1970-х годах прибыль от продажи сахара составляла соответственно 59 % и 89 % от общего экспортного дохода35.

В итоге «Соглашение Содружества по сахару» привело к тому, что улучшение условий жизни на некоторых сахарных островах преградило им путь к промышленному развитию. Страны, где индустриализация только начиналась, могли бы получить долю на мировом рынке только в том случае, если бы оплата труда в них находилась на одном из самых низких в мире уровней, как объяснил лауреат Нобелевской премии Джеймс Мид, рассуждая о вариантах экономической диверсификации на Маврикии в начале 1960-х годов36.

В то время как Льюис и Мид, получившие Нобелевскую премию, а вместе с ними и целая плеяда выдающихся карибских интеллектуалов единым фронтом выступали за то, чтобы экспорт сахара был заменен индустриальной политикой, Великобритания, выстраивая отношения со своими сахарными колониями, по-прежнему относилась к ним как к поставщикам сырья и сельскохозяйственных товаров. Это позволяло крупным компаниям, таким как Tate&Lyle и Booker McConnell, расширять производство сахара, что слишком дорого обходилось мировому рынку37. Один только размер этих компаний открывал им огромные возможности для влияния на правительства стран Вест-Индии. Компания Tate&Lyle была крупнейшим производителем сахара на Ямайке, а на Тринидаде она контролировала все перевозки сахара и 80–90 % его помола. В то же время внутри Британской Гвианы компания Booker McConnell стала «государством в государстве», взяв под контроль 80 % производства сахара, все бестарное хранение и все оборудование для отгрузки38. Даже если бы их сахарные владения в Вест-Индии понесли убытки, все потери были бы с лихвой компенсированы прибылью от морских перевозок, рафинирования и розничной торговли. В 1975 году Всемирный банк верно заметил, что значительная вертикальная интеграция компании Tate&Lyle «позволяет предположить, что ее доходы будут сосредоточены в самом конце цепочки», который находился в Великобритании. Кроме того, лишь 10 % товарооборота компании приходило напрямую из Вест-Индии, а большую часть своих прибылей она получала благодаря господству на британском сахарном рынке39.

Поскольку в 1974 году действие «Соглашения Содружества по сахару» было приостановлено, а правительства стран Вест-Индии не торопились механизировать сбор урожая, что потенциально привело бы к экономии средств, компании Tate&Lyle и Booker McConnell решили, что пришла пора уходить. Они охотно продали свои заводы правительствам отныне независимой Вест-Индии, свалив на них эту тяжелую ношу в виде односторонней экономики и в то же время сохранив за собой контроль над доступом вест-индийского сахара на европейский рынок40. Нечто подобное произошло и на Фиджи. «Колониальная сахарорафинадная компания» (CSR), имевшая штаб-квартиру в Сиднее и с 1926 года ставшая единоличным владельцем всех заводов на Фиджи, сохраняла полный контроль над сельскохозяйственным процессом и эксплуатировала мелких землевладельцев, возделывавших сахарный тростник. После интервенции, которую в 1973 году осуществило британское правительство в интересах мелких фермеров, компания с радостью покинула Фиджи и продолжила диверсификацию своего бизнеса в Австралии41.

Безусловно, правительства стран, поставлявших сырье или основные материалы в товарной цепочке, оказались в уязвимом положении, поскольку транснациональные корпорации распределяли сельскохозяйственные риски по разным странам и ослабляли их благодаря вертикальной интеграции и диверсификации продукта. Правительства стран Вест-Индии, уже обретших независимость или идущих к ней, попали в ловушку, при этом опасность грозила им с двух сторон: с одной были британские корпорации, готовые в любой момент избавиться от своих заводов, а с другой – растущее недовольство рабочих, которое уже выливалось на улицы, неоднократно приводя к поджогам полей сахарного тростника.

Уйдя из Вест-Индии, компании Tate&Lyle и Booker McConnell нашли новое поле деятельности в африканских странах, которые также были частью Британской империи и пришедшего ей на смену Содружества наций. В африканских странах, прежде не знакомых с сахаром, теперь начали его потреблять – а также производить, чему способствовали благоприятные климатические условия и стремительно растущий объем рабочей силы. Возросшее потребление сахара также было продиктовано увеличением импорта и, следовательно, ухудшением курса иностранных валют. Африканские правительства надеялись справиться с назревшей проблемой, построив свои собственные сахарные заводы42. Конечно, в этом им приходилось полагаться на капиталовложения и опыт крупных компаний, что стало прекрасным шансом для Tate&Lyle и Booker McConnell.

Примерно в духе Генри Хэвемайера, ответственного за расширение американского сахарного королевства в странах Карибского бассейна, Генри Тейт в 1960-х годах назначил франко-маврикийца Рене Леклезио ответственным за создание сахарной отрасли внутри расширяющейся компании Lonrho («Лондонская и Родезийская горнодобывающая и земельная компания»). Во главе этой компании стоял совершенно беспринципный корпоративный рейдер Тини Роленд, сумевший обзавестись друзьями среди многих африканских лидеров. Леклезио основал в деколонизированной Британской Африке целую сеть разнообразных предприятий и в 1997 году, когда он удалился от дел, его сахарные заводы уже работали по всему континенту43.

В эпоху деколонизации сахарные компании, доминировавшие в колониальные времена, уже не вкладывали свой капитал в заводы, а вместо этого применяли новую бизнес-модель: продавали свой опыт и знания амбициозным производителям сахара по всей Азии и Африке. Владеть заводами теперь было опасно, как выяснило на собственном горьком опыте «Амстердамское торговое общество» (Handels Vereeniging Amsterdam [HVA]), некогда бывшее крупным владельцем плантаций в колониальной Индонезии. Когда положение этой компании в Индонезии стало ненадежным – в 1958 году все ее заводы были национализированы – «Амстердамское торговое общество» в 1951 году начало строить несколько новых заводов в Эфиопии по условиям поразительного контракта, заключенного между императором Хайле Селассие, знаменитым деятелем африканского антиколониального движения, и одним из самых больших колониальных предприятий Нидерландов. В рамках этого проекта заболоченные территории вдоль реки Аваш предстояло преобразить для возделывания сахарного тростника, при этом число эфиопских семей, доход которых зависел от компании, оценивалось в тридцать тысяч. Но «Амстердамское торговое общество» вновь потерпело неудачу: в 1974 году, после коммунистической революции, все его активы в Эфиопии были национализированы.

Такие фирмы, как HVA, Booker McConnell и Tate&Lyle, защищались от риска национализации, перейдя к управленческой и консалтинговой деятельности. Оставаясь монополистами в сфере технологий и огромного управленческого опыта, эти компании воспользовались финансовой поддержкой, которую предлагали различные проекты по помощи развитию44. Признавая на словах политически корректную модель мелкой земельной собственности, консультанты выстраивали деятельность заводов точно так же, как и деятельность любого другого жизнеспособного сахарного предприятия: завладевали полем и убеждались в том, что поставки сахарного тростника осуществляются бесперебойно. Они разрабатывали схемы, ставившие мелких землевладельцев в такую зависимость, которой те никогда бы не потерпели от иностранных компаний. Тем не менее эти схемы принимались, поскольку были поданы под «маской» национализированной собственности и кооперативных проектов. «Амстердамское торговое общество» оказывало консультационные услуги в тридцати странах глобального Юга – как правило, это были страны, производившие сахар. Компании Booker McConnell и Tate&Lyle, ведя свои закулисные игры, открывали в Африке новые сахарные рубежи, которые на пороге XXI столетия полностью превзошли страны Карибского бассейна в урожайности на гектар и заняли по этому показателю одно из самых высоких мест в мире45.