Сладкая история мира. 2000 лет господства сахара в экономике, политике и медицине

Трест

В конце 1880-х годов владельцы американских сахарных заводов создали картель, который со временем стал известен среди простых людей как «Трест». Ему предстояло господствовать в американской сахарной политике на протяжении почти половины столетия. Движущей силой этого массивного сосредоточения власти было стремительное развитие технологий, связанных с сахарной отраслью, а также непрестанно снижавшиеся цены на сахар, преобразившие промышленность из тысяч ремесленных мастерских, раскиданных по множеству городов, в небольшое количество капиталоемких заводов, построенных в ограниченном количестве прямо на побережье. В этот «позолоченный век» быстрого экономического роста Нью-Йорк стал центром тяжести для сахароварения, и не случайно Трест появился именно там.

В то время как американское сахарное королевство представляло собой смешение интересов наиболее могущественных банков, таких как JP Morgan и City Bank, по сути оно оставалось тесным сообществом связанных между собой нью-йоркских буржуазных семей, которые жили по тем же династическим принципам, что и колониальная сахарная буржуазия, и обладали точно таким же классовым сознанием16. Генри Осборн Хэвемайер, номинальный глава Треста, стал одним из самых «ярких» предводителей всей промышленной отрасли. Он происходил из прославленной династии владельцев рафинадных заводов. Дед его, немецкий кондитер, вместе с братом иммигрировал в Нью-Йорк; его отец, Фредерик Кристиан Хэвемайер, стал первым в династии владельцем ведущих рафинадных заводов, а двоюродный брат его отца, Уильям Фредерик Хэвемайер, был влиятельным банкиром и трижды был назначен на должность мэра Нью-Йорка – и, конечно же, имел свой рафинадный завод.

Производители сахарной свеклы всеми силами сопротивлялись любым попыткам владельцев американских рафинадных заводов, объединенных под общим наименованием «Трест», провести в Конгрессе закон о беспошлинном импорте кубинского неочищенного сахара. Впрочем, чем бы ни закончилось это «перетягивание каната», из кубинских фермеров, как показывает одна из карикатур 1902 года, все равно бы выжали последние соки. Слева направо: Генри Томас Окснард из «Американской свеклосахарной компании»; президент Теодор Рузвельт; кубинский фермер; Серено Пейн, лидер большинства в Палате представителей; и Генри Осборн Хэвемайер из «Треста»

В те дни, когда отец Генри учился своему ремеслу, оно по-прежнему отнимало много времени, но появление центрифуги изменило процесс рафинирования чуть ли не в мгновение ока. Поскольку цены на сахар неуклонно снижались, определяющее значение имел только масштаб его производства, и Фредерик вложил хорошие деньги в новые центрифуги для очистки сахара, заказав их в Германии, на родине предков. В 1876 году на его рафинадном заводе трудилась тысяча человек – мужчины и женщины, производившие сто миллионов фунтов сахара-рафинада в год17. Неквалифицированной и опасной работой на этих заводах, где температура могла достигать пятидесяти градусов по Цельсию, а огромное количество материалов легко воспламенялось, сперва занимались ирландские и немецкие иммигранты, а впоследствии – поляки и литовцы.

Расцвет рафинадных заводов на Восточном побережье пришелся на 1870-е годы, когда их владельцы получили правительственные субсидии, позволившие значительно расширить экспорт сахара-рафинада. Кроме того, они извлекли существенную выгоду из низких пошлин на неочищенный сахар, поскольку ввозили все больше нерафинированной сахарной массы с карибских мельниц, зачастую давно устаревших18. В эти годы за Фредериком Хэвемайером и его сыновьями закрепилась репутация беспринципных дельцов. От владельцев современных мельниц в Британской Гвиане они требовали делать сахар более темным, чтобы затем обманывать таможенных инспекторов, которые, по всей видимости, принимали этот сахар за низкокачественный и налагали на него более умеренную пошлину, чем на очищенный белый сахар. Кроме того, большие объемы сахара, по слухам, попадали на их завод, вообще не проходя через таможню, что было совсем несложно, поскольку многие рафинадные заводы, оснащенные по последнему слову науки и техники, находились у самой береговой линии19.

Впрочем, эта «золотая эпоха» закончилась в 1886 году, когда США прекратили политику поощрительных правительственных премий. Эта мера была принята в ответ на яростные протесты британских владельцев рафинадных заводов, на глазах которых американский сахар все стремительнее захватывал английский рынок, и так уже пошатнувшийся от поступавшего по бросовым ценам свекловичного сахара из Германии. Теперь, когда их вновь ограничили национальным рынком, владельцы сахарных заводов на Восточном побережье США столкнулись с сокращением прибыли, что заставило их договариваться в своем кругу о введении «потолка» на производимые объемы товара. Именно в это время добилось признания третье поколение Хэвемайеров, во главе которого стоял Генри Осборн Хэвемайер. Вдохновленный успехом треста Standard Oil, одним из основателей которого был Джон Дэвисон Рокфеллер, Хэвемайер решился на амбициозный проект и объединил всех владельцев американских сахарных заводов в одну корпорацию. На самом деле, первый шаг к этому объединению сделал даже не он, а его двоюродные братья – сыновья Уильяма Хэвемайера, мэра Нью-Йорка, – и их управляющий Джон Сирлс20. Джон Сирлс подключил Генри, а за ним потянулись и остальные предприниматели, и, как итог, в 1887 году появилась «Компания рафинадных заводов» (Sugar Refineries Company), вобравшая в себя почти всех ведущих игроков в американском сахарном мире. В их число, среди прочих, входил Эдвин Фарнсуорт Аткинс, владелец крупных плантаций на Кубе и рафинадного завода в Бостоне (см. главу 7). Другие знаменитые деятели американской сахарной отрасли, братья Окснард, продали компании свой рафинадный завод, а затем уже в Калифорнии и на Среднем Западе США начали новый амбициозный проект, связанный с сахарной свеклой.

Собрав под своим крылом семнадцать из двадцати трех американских рафинадных заводов и обеспечив себе капитал в $44 млн, новая компания была практически полностью избавлена от конкуренции, благодаря чему и стала известна как «Трест». Закрыв устаревшие заводы и тем самым устранив неиспользуемые мощности, она быстро увеличила свою чистую прибыль. Это подняло цену на очищенный сахар, что позволило Тресту, который практически стал новым монополистом, снизить цену, по которой покупался неочищенный сахар. «Американская сахароварная компания» – так официально назывался «Трест» с 1890 года – занимала шестое место среди двенадцати избранных компаний, которые в то время устанавливали индекс Доу – Джонса21.

Трест часто действовал на грани или за гранью нарушения закона. Компания позволяла себе крупные правонарушения, от распоряжений о незаконных перевозках с участием «Компании Нью-Йоркской центральной железной дороги» до многочисленных эпизодов обмана на таможнях. Но важнейшим нарушением закона с ее стороны было несоблюдение антитрестовского законодательства США – и за это нарушение никто так и не понес наказания. Рудольф Гильфердинг, главный идеолог немецкой социал-демократии той эпохи и создатель термина Finanzkapital («финансовый капитал»), ссылался на Трест как на очевидный пример капиталистических излишеств.

Победа, в 1895 году одержанная Трестом над правительством США в суде, стала переломным моментом в американской истории бизнеса. Все случилось после того, как Трест был зарегистрирован в качестве юридического лица в Нью-Джерси – единственном штате, где такой картель мог существовать на законном основании. Федеральное правительство поспешило объявить эту регистрацию недействительной, поскольку та нарушала антитрестовский Закон Шермана, принятый в 1890 году. Верховный суд принял решение в пользу Треста, и это постановление повлекло за собой невероятно важные последствия, открыв дорогу для беспрецедентной волны слияний и объединений, которые привели к рождению так называемой «корпоративной Америки»22.

Неудивительно, что Трест нажил себе немало врагов, от кофейной компании Arbuckle Brothers до луизианских сахарных плантаторов, которые чувствовали, что их эксплуатируют, и не раз жаловались на то, что им приходится буквально платить дань. Одним из тех, кому удалось построить собственный завод и сбросить с себя иго Треста, был владелец крупнейших сахарных мельниц Луизианы Леон Годшо23. Впрочем, самую эпичную битву Трест вел против Клауса Шпрекельса, которого мы упоминали в седьмой главе. В то время Шпрекельс, владелец рафинадных заводов в Калифорнии, контролировал половину урожая сахарного тростника на Гавайях и категорически отказывался делать свою компанию частью Треста. Хотя по своим масштабам бизнес Шпрекельса сильно уступал Тресту, его нежелание присоединяться к корпорации до последнего оставалось непоколебимым, поскольку предприятие Шпрекельса, построенное по принципу вертикальной иерархии, включало в себя и рафинадные заводы, и судоходные перевозки, и заграничные сахарные поместья. Но аппетиты Треста оправдались с лихвой, когда его представителям удалось купить у Генри Окснарда, местного конкурента Шпрекельса, калифорнийский «Американский рафинадный завод», благодаря чему они смогли продавать свой сахар по более низкой цене, чем это делал Шпрекельс. Тот, в свою очередь, нанес ответный удар, поскольку держал под контролем половину поставок гавайского сахара и имел возможность диктовать цену на большую часть прибывающего в Калифорнию неочищенного сахара24. Понизив вслед за Трестом цену на свой очищенный сахар, он при этом поднял цену на неочищенный, поступавший с Гавайев, для чего ему потребовалось сделать лишь пару росчерков в бухгалтерских книгах. Этот маневр нанес значительный ущерб рафинадному заводу Треста в Калифорнии, которому поневоле приходилось закупать гавайский сахар Шпрекельса по высокой цене.

На восточном побережье страны Шпрекельс даже перешел в нападение: он построил в Филадельфии завод, который, как говорили, был по тем временам крупнейшим. Ко дню открытия завода делец прибыл из самого Сан-Франциско на личном поезде, и на каждой станции его, словно героя, встречали ликующие толпы: и Трест, и «бароны-разбойники» для многих были как кость в горле, в то время как Шпрекельс казался людям «темной лошадкой», которая храбро сражалась за их дело, – хотя при этом они закрывали глаза на то, что Шпрекельс был сделан из того же теста, что и Хэвемайер. К моменту смерти Шпрекельса в 1908 году, его империя оценивалась в $50 млн25.

Со временем и Трест, и Шпрекельс поняли, что им необходимо сесть за стол переговоров и прекратить свою разорительную войну. По соглашению, подписанному 4 марта 1892 года, Трест получал 45 % филадельфийского завода, принадлежавшего противнику, а два конкурирующих калифорнийских завода – тот, которым владел Шпрекельс, и тот, что был куплен представителями Треста у Генри Окснарда, – слились и были поделены между сторонами26. Как писал Бернли в своей истории ведущих американских промышленников, вышедшей в 1901 году, «мистер Генри Осборн Хэвемайер – король сил Востока, а мистер Клаус Шпрекельс – монарх батальонов Запада»27.