Жизнь из последних сил. 2011–2022 годы

2021 год — 88/89 лет, старт в неизвестность

Невыразимая печальОткрыла два огромных глаза… Ранний Осип Мандельштам

Мы живем, под собою не чуя страны,Наши речи на десять шагов не слышны… Поздний Мандельштам

Не хотелось залезать в 2021 год, но как-то жалко расставаться с книгой, дневником, с пульсирующей жизнью. Еще немного, еще чуть-чуть. Самочувствие немного лучше, но задыхаюсь, поднимаясь на 4-й этаж, да еще сумки. И уже в январе событий на новую книгу. 6 января был то ли штурм трампистами Капитолия, цитадели американской демократии, в Вашингтоне, то ли взрыв какого-то негодования, и это дало повод сладострастно отечественным пропагандистам надсмехаться и издеваться над Америкой (вечная ненависть школьных двоечников к успешным отличникам).

Привычная картинка: сводки по заболевшим и умершим от ковида. Создатель «Ералаша» был убит вирусом на 72-м году жизни. Относился к ковиду легко, с улыбкой. А ковид не шутил… 18-го «МК» поведал о громадной популярности основателя «Ералаша», и тут же обывательский вопрос: «Кому достанется наследство». А нормальные люди благодарственно вспоминают лучезарную улыбку Бориса Грачевского.

Листая досье Евгения Рейна, натолкнулся на его строки:

Саксофонист японец, типичный самурай,
играет на эстраде: «Живи, не умирай».
Скажи мне, камикадзе, ужасен, волосат,
Неужто нет возврата куда-нибудь назад?
Куда тебя, японец, безумец, занесло…

В том смысле, что выступает в Европе…

Вышел первый номер «ЛГ», и там отметили юбилеи двух поэтов одного года — по 85 лет — Евгения Рейна и Николая Рубцова. Рейн родился 29 декабря 1935-го, а Рубцов — в январе 36-го. Два равных поэта. Рубцов представлен у меня в книге, а Рейн в пухлом досье вырезок ждет своего часа. Судьба столкнула меня с Рейном, и я благодарен ей. До сих пор в ушах крик Жени в вестибюле ЦДЛ: «Безелянский! Проходишь мимо — зазнался!..» Эпатажный Рейн. Хотел пригласить на свой юбилей 80 лет и часто звонил из разных мест, то из Италии, то из больницы: «Думаю о тебе… мечтаю встретиться, поговорить». И ничего не последовало. Жена Надя оберегала воды Рейна от чужих незнакомых литературных влияний.

Рейн и Рубцов — два поэта на рычащую букву «ррр!..». Один — выходец из простого народа, с щемящей любовью к родине:

Звезда полей, во мгле заледенелой
Остановившись, смотрит в полынью.
Уж на часах двенадцать прозвенело,
И сон окутал родину мою…

«Тихая моя родина! Ивы, река, соловьи…»

И никакой коммунистической партии, никакой «Единой России», никаких генсеков, вождей и президентов. Родина с покорным, замордованным народом. И поэт смиренно вздыхает:

Печальная Вологда дремлет
На темной печальной земле.

И Рубцов о себе: «Случайный гость, / Я здесь ищу жилище…» И печальное понимание: «Не купить мне избу над оврагом / И цветы не выращивать мне…» И удивительное «Прощальное»:

И сдержанный говор печален
На темном печальном крыльце.
Все было веселым вначале,
Все стало печальным в конце.
На темном разъезде разлуки
И в темном прощальном авто
Я слышу печальные звуки,
Которых не слышит никто.

Рубцов не дожил до старости и не мог дожить. Он прожил всего лишь 35 лет, и над ним сомкнулся «ужас ночи». «А где-то в солнечном Тифлисе / Ты ждешь меня на той горе, / Где в теплый день, при легком бризе, / Прощались мы лицом к заре…»

Совсем иной поэт Евгений Рейн. Питерский иноходец. Богема. Птенец из гнезда Анны Ахматовой. Друг Бродского. Кто не воспитан мировой культурой и литературой, тому Рейн непонятен и чужд со своими итальянскими восторгами. У него какие-то свои личные сюжеты и заморочки. Исторический факт, исполненный геройством, когда пламенная ненавистница лидеров французской революции Шарлотта Корде в ванной комнате убила ножом Марата. Рейн представил это событие как некую шутку:

Хороша последняя суббота,
Банный день.
Неужели и тебе, Шарлотта,
Убивать не лень.
Если передумаешь, разденься,
Голову помой,
Наверти тюрбан из полотенца,
Поиграй со мной…

Шутка явно не к месту. Но Рейну простительно, он весь ирония и насмешлив без предела. Он весь в себе, в своих метаморфозах. В одном из стихотворений он обронил:

В конце концов, в конце –
Эпоха как эпоха.

Среди собранного пухлого досье Рейна мне встретилось лишь одно стихотворение диссидентского толка, но опять же на иронической подкладке:

Я полюбил НКВД
Любовью поздней и взаимной,
Теперь мы с ним наедине
В какой-нибудь прогулке зимней.
Я на Лубянку выхожу
И вижу темную громаду.
Здесь к неземному этажу
Свободно подниматься взгляду.
Вот это темный кабинет,
Где обитают пять наркомов,
И здесь они, и как бы — нет –
Среди убитых миллионов…

А далее Рейн снижает тон и вспоминает Кампанеллу, Христа, Дантона, Пугачева, теорему Пифагора и т. д. А потом снова ввысь:

И вот одна лишь темнота,
Пустой морозный крематорий,
И всем погубленным — тщета,
Сгубившим душу — суд нескорый.
А потому они молчат
И бронзовеют год от года,
Лишь тяжко дышат в аппарат
Ежов, Дзержинский и Ягода.
А я? Мне поместиться где?
В каком окне, в каком подвале?
Я полюбил НКВД
За вечный мрак его печали…

Можно прокомментировать эти вывернутые наизнанку строки, но не буду. Вернусь к Осипу Эмильевичу Мандельштаму — 130 лет гению Серебряного века.

Мандельштам пытался адаптироваться к большевистской власти: «Я должен жить, дыша и большевея…» Но «большеветь» не получилось (как у некоторых нынешних поэтов и писателей «путенеть»). В «Четвертой прозе» Осип буквально кричал: «Я срываю с себя литературную шубу и топчу ее ногами… лишь бы не видеть 12 освещенных иудиных окон похабного дома на Тверском бульваре (где гнездилась литературная элита. — Ю.Б.), лишь бы не слышать звона сребреников и стука печатных машин…»

Мандельштам искал спасение в иронии, в печальном еврейском юморе. Подбадривал себя вымышленным героем: «Жил Александр Герцович, / Еврейский музыкант. / Он Шуберта наверчивал, / Как чистый бриллиант…»

Помогало? Только отчасти. И временами тонул в волнах безнадежности.

Что, Александр Герцович,
На улице темно?
Брось, Александр Сердцевич,
Чего там? Все равно.

Власть задавила, задушила, растоптала Осипа Мандельштама. Он погиб, не дожив каких-то двух недель до 46 лет, в конце декабря 1938 года.

…Прошло 82 года. Декабрь 2020 / январь 2021. И снова «на улице темно?».

Эх, вдохнуть бы полной грудью, выдохнуть спертый воздух и очертя голову броситься в уничтожающий огонь публицистики. Но нет никаких сил. Может быть, ужо чуть позже… (25 января 2021 г., в день рождения Владимира Высоцкого, он о многом написал, спел и сказал. Поэзия Высоцкого: «Я Гамлет, я насилье презирал…»)