Друзья моря. Книга вторая. Кирион.

Глава 27. Разлученные

За много миль от Минас-Тирит, в далеком Харадском царстве, Инзиль сидела в комнате Кириона. У Гнаружина не возникло сомнений в том, откуда у гондорца появился кинжал, и после короткого “следствия” она была заперта в комнате, в которой прежде обитал юноша. Она была рада этому, но это же причиняло ей боль, так как всё в этом опустевшем без Кириона месте напоминало о нем. Раз в день ее по-прежнему выводили в Сад, но теперь Инзиль сидела там в одиночестве, вспоминая, как они были там вдвоем, как Кирион ложился и смотрел на облака…

Время шло, ребенок начал толкаться, но и эта радость была омрачена тем, что она знала, что будет жива, только пока малыш находится в ее утробе.

В один из дней князь спустился к дочери в Сад.

— У меня известия с Севера, — усмехнулся он, — твой возлюбленный благополучно достиг Гондора, и Король простил его.

Она не ответила.

— Он тебя безжалостно использовал. Теперь ты умрешь, а он спокойно женится на гондорке. В него влюблена королевская дочь, и скоро он станет зятем Элессара. Неужели ты поверила в его чувства к тебе?

— Вы сами говорили, что они верные и преданные, отец.

— Верные и преданные гондоркам. Мы для них не люди. Мы — недостойные умбарцы, которые, по их мнению, намного ниже, которых можно убивать, лишать родной земли... Предавать… — добавил он.

Инзиль молчала.

— Если ты думаешь, что он соберет армию и вернется за тобой, ты глупа и наивна. Они не собираются идти на нас войной. Тем более ради тебя.

— Вы приказали мне соблазнить его… Понести от него ребенка…

— Ты все сделала правильно. Но тебе не следовало помогать ему бежать.

— Я полюбила его. Вы же хотели его убить или искалечить.

— Ты погубила себя. Теперь ты умрешь, а могла бы жить в почете, как мать моего наследника. Ты ведь все равно лишилась его.

“Вам не понять… Вы не знаете, что такое любовь… Ведь любовь — это когда ты хочешь, чтобы счастлив был тот, кого ты любишь… И тебе его жизнь и счастье дороже своих…”

Гнаружин внимательно смотрел на нее. Инзиль действительно была его любимой дочерью, и ему было по-своему жаль ее. Юная, прекрасная и печальная, она доживала последние месяцы своей короткой жизни. Князь знал это, но не собирался изменять обычаям и щадить ее. Скоро ее увели.

Оказавшись одна, она горько заплакала. Ей хотелось жить, хотелось нянчить своего ребенка, видеть как он растет. И как же ей хотелось снова хотя бы издали взглянуть на Кириона… “Он благополучно добрался домой… Король простил его. Я должна радоваться этому. Ведь он жив и наконец встретился с дорогими и любимыми людьми. Что же до принцессы, — Инзиль судорожно вздохнула, — то не я ли просила его сделать меня счастливой даже на час… Он же был со мной несколько месяцев. Он подарил мне полгода любви и счастья. И я благодарна ему за это… Лучше полгода быть счастливой, чем всю жизнь прожить, не зная любви”.

— Опять ты совсем больной… — глядя на Кириона, проворчал Фэамир, когда тот вернулся к себе. — Дрожишь… Жара нет? — Он потрогал брату лоб.

Кирион помотал головой.

— Всё, едем в Пеларгир, — заявил юный лекарь.

— Пожалуйста, Фэамир… Мне и так тяжело…

— Вижу, братик, вижу. И очень хочу тебе помочь.

Еще через день Кириона вызвал Король. В назначенный час юноша появился во Дворце. На этот раз его легко пропустили, но приказали отдать кинжал, а перед входом в покои Элессара дополнительно обыскали. Впрочем, сам хозяин встретил его любезно, сразу же предложил сесть, велел принести вино и закуски и вежливо и даже довольно участливо расспросил Кириона о его здоровье и здоровье матери и родных.

— Эльвинг уже почти пришла в себя, и я хочу еще раз поблагодарить тебя за то, что ты нашел силы прийти к ней.

— Я рад слышать это, милорд, — учтиво ответил Кирион.

Элессар внимательно посмотрел на него. “Неужели он не питает к ней никаких чувств? Как можно быть настолько равнодушным, когда в тебя влюбляется такая красивая девушка, и притом дочь эльфийки и могущественнейшего из Королей? Хотя он все еще подавлен… Возможно, дело в этом”.

— Я позвал тебя еще и затем, чтобы обсудить ситуацию в Харондоре. В целом, ты прав, и то, что в гондорских землях безнаказанно действуют разбойники, никуда не годится… Но ведь ничего подобного не происходило много лет.

— Князь Гнаружин хвастался мне, что одна из его жен — гондорка. Ее похитили с харондорского побережья пираты и продали ему. С ней были похищены еще три девушки. Значит, в Харондоре никогда не было безопасно.

— Когда их похитили?

— Я не знаю точно, но более двадцати лет назад, милорд.

— Я не помню, чтобы мне докладывали об этом, но я верю тебе. Часто люди на местах не хотят уведомлять вышестоящих о нежелательных происшествиях, делая вид, что во вверенных им землях все прекрасно. Вполне возможно, что это случилось при наместнике Илверине, который всегда сообщал мне о процветании Харондора и никогда — о неприятностях.

— Его казнили перед моим рождением… Значит, больше двадцати шести лет назад. Хотя, возможно, это случилось еще в его времена.

“Король говорит мне “ты”, — внезапно заметил Кирион. — Почему?”

— И ты совершенно прав насчет Гнаружина. Он должен был лишиться жизни много лет назад. И это нужно довести до конца. Тем более, он снова поднял голову.

— Милорд, насколько я понял, князь Гнаружин необыкновенно хорошо осведомлен о том, что происходит в Минас-Тирит. По-видимому, у него много шпионов, и, что самое страшное, они есть и среди высоко стоящих людей. Например, он знал даже о причинах моей службы в Харондоре.

Король бросил на него пронзительный взгляд.

— Считаешь, у него шпионы в Минас-Тирит?

— Возможно, и в Цитадели. Я не стал бы исключать даже членов Совета.

— В членах Совета я уверен, — возразил Король, — и твоя служба в Харондоре не обсуждалась на Совете. Это может быть гвардеец или один из писарей.

Кирион кивнул.

— Пока мы не вычислим предателя или предателей, мы не можем ничего предпринимать. Они немедленно предупредят Гнаружина.

— Увы, вы правы, милорд.

— Когда мы выявим шпионов, можно будет продумать, как избавиться от Гнаружина и раз и навсегда покончить с умбарской угрозой.

— Да, милорд... но все же это нужно сделать как можно скорее... Кто знает, что может прийти ему в голову.

— Я понимаю тебя. Князь уже не раз вмешивался в твою судьбу самым губительным образом, — согласился Король.

“Ничего вы не понимаете… Мне дорог каждый день, каждый час!..”

Вернувшись от Элессара, Кирион направился к Деду.

— Как принял тебя Король? — спросил тот.

— Для себя весьма любезно, милорд.

— Может быть, это и неплохо.

— Не знаю… Он обращался ко мне на “ты”... Похоже, он смирился с тем, что я стану его зятем. Но я не хочу и не могу им стать.

— Ты ничего ему не должен. Нам нужно как-то дотянуться до Гнаружина и спасти Инзиль.

— Милорд, помните, я говорил вам, что у того есть свои люди в Минас-Тирит…

— Да.

— Вы же знаете всех членов Совета Минас-Тирит.

— Я уже думал над этим. Нет. Этот человек не из их числа.

— Элессар тоже так думает.

— Этот человек стоит ниже, но, по-видимому, находится в Цитадели.

— Кто-то из секретарей?

— Возможно. Туда не настолько тщательно подбирают людей, как в Гвардию. А зря.

— Элессар предположил, что это может быть и один из гвардейцев.

— Не думаю, но с гвардейцами иная проблема. Присутствуя на Советах, стоя на страже у личных покоев Короля, они много знают. Твой отец не раз жаловался мне на их разговорчивость. Возможно, на площади в базарный день они и не станут болтать об услышанном. Но поделиться чем-нибудь интересным с человеком, который тоже служит в Цитадели… Вполне.

На следующий день Кирион пригласил к себе Гвиндора, его сыновей, а также Эделиона.

— У Гнаружина есть шпион в Цитадели.

— Ты уверен?! — удивился Гвиндор.

— Он удивительно осведомлен обо всем, что происходит здесь. Вплоть до личных разговоров Короля. Гнаружин знал, например, почему меня выслали в Харондор.

— Личные разговоры Короля?..

— Не с супругой, конечно. Но с тем же казначеем, например.

— Если разговор идет в приемном зале, то там дежурят гвардейцы… Не хочешь же ты сказать, что кто-то из гвардии Цитадели?..

— Элессар не исключает этого, но Принцу кажется, что это кто-то из писцов… — Кирион вопросительно взглянул на Даэрона.

— Но писцы имеют дело лишь с документами. На Советах присутствует только мастер Финдегил — секретарь и главный летописец и иногда его помощник. Личные беседы Короля точно проходят мимо нас, — ответил тот.

— Но ведь писцы и гвардейцы могут общаться. И не только, если они из одной семьи… — улыбнулся Кирион. — Прошу вас быть предельно наблюдательными. Если что-то или кто-то покажется вам подозрительным, немедленно сообщите мне, капитану Аксантуру или принцу Фарамиру.

Эделион и сыновья Гвиндора вышли, а сам Капитан задержался.

— Как ты себя чувствуешь?

— Наверное, я должен поблагодарить и ответить, что мне лучше… Но я не могу чувствовать себя хорошо, когда мама в таком состоянии, а Гнаружин на свободе и, более того, в курсе всех событий.

— Ты сделал все, что мог, Кирион.

— Нет, капитан Гвиндор, я пока сделал ничтожно мало.

— Не бери на себя слишком много… Конечно, тебе пришлось рано повзрослеть. Но Гнаружин должен быть головной болью Элессара, а не твоей.

Когда дверь за Гвиндором закрылась, в комнату вошел Фэамир:

— Давай все-таки отвезем маму в Пеларгир…

— Конечно, ей там будет лучше.

— Она не поедет без тебя.

— Я не могу пока уехать из Минас-Тирит.

— Почему?

— У меня есть дела.

— Какие еще дела? Что может быть сейчас важнее маминого состояния?

— Прости, Фэамир.

— Я понимаю, что этот гад сначала взял в плен отца, и тебя чуть не утопили. Потом он приказал похитить тебя и столько времени удерживал. Но сейчас пару месяцев можно подождать. Он был на свободе четырнадцать лет — что дадут эти месяцы?

— Мне важна эта пара месяцев!

— Не нервничай так.

— Если бы ты знал… — Кирион умолк.

Фэамир пристально взглянул на него.

— Чего же я не знаю?..

— Ничего, — отмахнулся старший брат, подошел к окну и теперь смотрел невидящими глазами вдаль.

— Братик… С тобой что-то творится. Я хотел бы знать, что случилось. Ведь я хочу тебе помочь.

— Ты не можешь мне помочь.

— Я вырос, Кирион, мне уже восемнадцать. — Фэамир подошел и положил ему руки на плечи. — И я ужасно тебя люблю. Ты можешь полностью доверять мне. Я болтать не буду.

Кирион колебался.

— Хорошо. — Он резко обернулся к брату. — Ты сам напросился. У Гнаружина осталась моя жена, и она ждет ребенка.

Тот ахнул и теперь смотрел на него широко распахнутыми глазами.

— Но…

— Она дочка Гнаружина. И была… моей тюремщицей, если можно так сказать.

— Ты спал с дочкой Гнаружина… — тихо произнес Фэамир.

— Да. И я не собираюсь оправдываться ни перед тобой, ни перед кем-либо еще. В следующий раз думай, когда лезешь человеку в душу.

— Дедушка знает?

— Да. И еще ты. О чем я сожалею.

— Прости. Я не хотел осуждать тебя… Это так неожиданно…