Друзья моря. Книга вторая. Кирион.

Глава 31. Встреча в Пеларгире

Ближе к вечеру к Кириону постучал Фэамир, который продолжил обучение во Врачебных домах Столицы.

— Братик… Что за глупости про тебя говорят?

— Какие именно?

— Ты заявил Королю, что не желаешь быть лордом.

— Да, это так.

— Но почему?!

— Он отказался признать малыша.

— Малыш еще совсем маленький. Возможно, Король со временем смягчится.

— Не думаю. Я же смертельно оскорбил его этим ребенком. Он ведь почти снизошел до моего брака с Эльвинг.

— Не нужно было посылать тебя в Харондор.

— Это ты понимаешь. А по его разумению, я должен был сойти с ума от счастья и умереть в плену с именем его дочери на устах.

— Принцессе было бы легче, если бы ты умер, а не вернулся, пусть и с ребенком?

— Думаю, да. Они же такие распрекрасные и особенные. И в первую очередь любят себя.

— Кирион…

— Да, малыш.

— Я не хочу быть принцем Итилиенским.

— Тебя никто не заставляет. Получается, наследником дедушки Фарамира станет Барахир Ламедонский.

— Не много ему будет? Итилиен, Ламедон…

— Значит, становись наследником ты.

— Дедушка столько тебя готовил и именно тебя видел своим преемником. Он хотел совсем отойти от дел еще прошлым летом. Ему ведь уже сто одинадцать лет.

— Фэамир, я могу помогать ему, и не будучи наследником. Просто как управляющий. А ты пока будешь учиться управлять княжеством.

— Братик, пожалуйста, одумайся!

— Я уже все решил.

— Я думал, ты будешь Принцем… А мне отдашь поместье. Хотя я понимаю, что отец купил его тебе.

— Ты об этом?.. — усмехнулся Кирион. — Если я решил, что отдам его тебе, я сделаю это вне зависимости от обстоятельств. Хотя оно мне куда дороже Итилиена. Ведь там лежит отец…

— А чем ты тогда будешь жить? Не пойдешь же ты офицером в гвардию Цитадели?

— Никогда. Я наслужился Элессару.

— Уедешь в Дэйл?

— Это неплохая мысль… Я подумаю над этим. Впрочем, я сыт по горло особами, которым нужно угождать и чьи капризы необходимо терпеть. Но все эти годы я не тратил доход Поместья. Я хочу купить парусник.

— Парусник?

— Да. Сколько-то я еще помню морское дело. Можно подучиться и стать капитаном на своем собственном корабле. И взять с собой сына. В море мы были бы свободны от всех.

— Кирион… Подумай еще.

— Пока Дедушка жив, я его не оставлю и буду ему помогать. А когда его не станет… Я уеду.

— А мама, Амариэ… Я…

— У мамы есть ты. Малыш не должен чувствовать себя униженным и недостойным меня.

Фэамир тяжело вздохнул и опустил голову.

На следующий день к Кириону пришел Гвиндор. Увидев его, тот на мгновение воздел глаза к небу.

— Да, господин капитан.

— Мальчик мой…

— Про меня говорят в Городе. Да, это правда. В плену я женился, и у меня есть ребенок, сын. Вчера Элессар отказался утвердить его признание, и я отказался быть лордом. Отныне я просто Кирион, сын Эарнила из дома Хурина.

Тот качал головой.

— Я ни о чем не жалею и ни в чем не раскаиваюсь. Хотя, может быть, и надо было послать Элессара куда подальше и вернуться с мамой из Харондора.

— Кирион… Что бы сказал твой отец?..

— Мой отец был добрым и умел любить. Он бы меня понял и не осудил.

Гвиндор продолжал расстроенно качать головой.

— Как жаль, что твой отец так рано умер.

— Мне тоже очень жаль, господин капитан. Простите, но мы с Принцем возвращаемся в Итилиен, и нам пора ехать.

Вернувшись в Эмин-Арнен, Кирион первым делом отправился к малышу. Он взял его на руки. “Я твой отец и я сделаю все, чтобы ты не чувствовал себя обездоленным”.

К удивлению челяди и огорчению Принца и остальных членов семьи, Кирион начал одеваться очень скромно, отказавшись от шелка и бархата и отдавая предпочтение шерсти и льну. Он снова помогал Деду, взяв на себя почти всё управление Итилиеном, но делал это от его имени и называл себя не иначе как управляющим и секретарем Принца. Фарамир не торопился объявить своим наследником Барахира и надеялся, что Кирион все же одумается, а пока не заговаривал с ним об этом. В свободное время молодой человек возился с маленьким сыном и Амариэ. Девочка ужасно привязалась к племяннику и почти не расставалась с ним.

— Братик… — однажды спросила она у Кириона.

Тот взглянул на нее.

— Ты же женишься еще? Малышу нужна мама.

— Ты прекрасная мама для него.

Амариэ смущенно улыбнулась.

— Я еще маленькая… Для мамы.

— Мама должна любить, заботиться, утешать, если нужно. У тебя прекрасно получается.

— Скажи, — помолчав, сказала девочка, — это правда, что принцесса Эльвинг была влюблена в тебя?

— Она не умеет любить. Вернее, она любит себя. Это была не любовь, а лишь желание обладать. Истинная любовь жертвенна. Инзиль была готова расстаться со мной навсегда и умереть ради того, чтобы спасти меня.

— Расскажи о ней.

Кирион вздохнул.

— Добрая, умная, красивая. И она действительно любила меня. Меня, а не себя. Меня, а не мое положение или титул. Она умела любить. Это такая редкость… Все девушки, которых я встречал, пожалуй, кроме Фириэль, уступают ей. Я не хочу жениться. У меня есть чудесный сын и — для меня — мой наследник.

— Но мама же стала мамой для Фириэль…

— Такие девушки, как мама, — тоже редкость.

Кирион не интересовался тем, что происходит в Столице, но до него дошли слухи, что Король увез дочь на зиму в Арнор. Принцесса теперь даже слышать не желала о Кирионе, и о нем было запрещено упоминать в ее присутствии.

Пришла зима. Кирион подготовил торжества по случаю дня рождения Принца и младшего брата. В тот год Фэамиру исполнилось девятнадцать, и через год, на совершеннолетие, Кирион должен был подарить брату Поместье. Свое же двадцатисемилетие Кирион праздновать отказался. День он провел в одиночестве, вспоминая отца, а также его письма. Они были оставлены на тридцатилетие, день бракосочетания и рождение первенца. “Ребенок у меня есть… Бракосочетания не было… Все пошло не так. — Теперь он не знал, когда читать их. — В письме про ребенка отец наверняка писал о нем как о их наследнике. А бедный малыш по милости Элессара при живом и любящем отце считается бастардом. Пока он не понимает этого. Но он вырастет”. Кирион ненавидел Короля и старался поменьше вспоминать о нем.

Старался он не думать и о Минастане. Тот болезненно отнесся к ребенку Кириона и к тому, что внук из-за этого не станет Блюстителем и королевским зятем. Осуждал он и его отказ от титула, считая это блажью. Отныне второй дед регулярно присылал письма и подарки младшим внукам, а Кириона игнорировал. Поэтому, когда наступило лето, тот отправился в Поместье, минуя дом Наместника. Впрочем, в Поместье ему тоже было грустно. Оно было дорого ему: ведь с ним было связано столько воспоминаний об отце, который был и похоронен там.

Челядь любила своего господина и радовалась его приезду. Они не знали о его намерении подарить Поместье Фэамиру и были уверены, что он так и останется их хозяином, а малыша считали наследником. “Конечно, Фэамир всегда будет рад нас здесь видеть… — размышлял Кирион, — и поместье останется моим домом… Хотя... Кто знает, на ком Фэамир женится и как отнесется к нам новая хозяйка. И не стану ли я со временем здесь гостем и, возможно, не слишком желанным”.

В один из ранних вечеров Кирион отправился в гавань. Он изучал корабли и размышлял о том, какой бы он хотел приобрести. К его удивлению, в гавани царило оживление, и скоро он понял причину этого. Судя по всему, в Пеларгире причалил королевский корабль.

«Вернулись-таки», — хмуро подумал он.

Толпа вылилась из порта на площадь, сопровождая государя и его семейство. Кирион секунду смотрел на это, потом развернул коня и уехал прочь.

Наместник Пеларгира чрезвычайно любезно принял своего господина. Ему было неловко за внука, и он вел себя так, словно никакого Кириона и не было. После торжественного ужина Эльвинг отправилась в отведенные ей покои. На душе у нее было тяжело, хотя она изо всех сил старалась не показывать этого. В Арноре ей было представлено несколько молодых лордов, включая членов королевского дома, но ни один не тронул ее сердца. Как она ни запрещала себе думать о Кирионе, ее мысли невольно возвращались к нему, и теперь, в доме его деда по матери, стали просто неотступными.

Вновь и вновь она вспоминала печальную историю их отношений, пытаясь понять, что помешало им стать счастливыми супругами. Это было слишком сложно для нее: ведь ей всю жизнь внушали, что ее любовь должна была стать драгоценной наградой для самого достойного из смертных, так как, на самом деле, по-настоящему достойных среди них и не было, все эльфийские лорды были уже далеко за морем, и любой брак теперь был для нее мезальянсом. История ее родителей только укрепляла в ней эту уверенность, и она не торопилась делать свой выбор.

Все изменилось, когда судьба столкнула ее с прекрасным юношей здесь, в Пелагрире. Она почувствовала волнение, никогда до этого не испытанное, и вначале просто растерялась от нахлынувших на нее совершенно не известных ей переживаний. Эта непонятная тревога в сердце разрешилась, когда она вновь увидела его, узнала, что он принадлежит к одному из самых знатных домов, убедилась, что у него чуткое сердце и позволила признаться себе, что он — тот, для которого она хочет стать драгоценной наградой.

Но дальше все пошло совсем не по правилам. Она не чувствовала в нем никакого стремления завоевать ее; ей трудно было в это поверить, и она утешала себя мыслями, что, возможно, он просто боится быть отвергнутым, считая себя недостойным, что он еще очень молод и потому робок с ней. Она старалась приблизить его, давая ему все новые шансы увидеть, что она считает его достойным себя, но все было напрасно. Ответа не было. А о том, как сильны ее собственные чувства к нему, она поняла, только когда разразился этот ужасный скандал с девицей из свиты сестры. Весь Дворец, по крайней мере, его женская часть, гудел о том, что лорд Кирион (только подумайте!) оказывает внимание какой-то безродной фрейлине и даже пишет ей.

Даже теперь, когда эта ужасная история была позади, она испытывала уколы ярости и боли, вспоминая, как впервые услышала об этом.

И затем, когда он был на волоске от гибели из-за этой несчастной и страшной девицы, она вдруг обнаружила, что рыдает половина ее свиты, и это рассердило ее так, что она смогла удержаться от слез, только чтобы не плакать вместе с ними, хотя ей хотелось выть. Потом его тяжело ранили, и она не помня себя побежала к нему во Врачебные Дома, чтобы наконец он понял, что она любит его и что он принадлежит только ей. Забыв о гордости, она первая поцеловала его и с торжеством убедилась, что затронула его чувства. Она была почти счастлива, но, оказалось, этот ее поступок имел роковые последствия. Отец выслал его в Харондор, и она дала убедить себя, что это необходимо. Разве не должен он был завоевать драгоценную награду?

Как она проклинала себя за это, когда узнала, что его похитили, когда пошли слухи, что он перешел на сторону врага. Как тяжело ей было не показывать, насколько она страдает, при том, что девушки — в ее отсутствие, конечно — без конца говорили о нем и молчаливо считали ее виновницей происшедшего. Ей не с кем было поделиться, некому пожаловаться. Отец был невозмутим — он всегда считал Кириона не подходящим для нее супругом, а мать безмятежно сочувствовала, но, как всегда, разделяла мнение отца. Когда же он все-таки вернулся, она бросилась к нему, только чтобы получить ужасную жестокую отповедь.