Друзья моря. Книга вторая. Кирион.

На глаза навернулись слезы. Эльвинг встала и, неслышно ступая, чтобы не разбудить спящих в соседней комнате фрейлин, подошла к окну и открыла створки. Вдыхая свежий морской воздух, она вспомнила, как стояла в окне своих покоев во дворце, готовая умереть от пережитого унижения, как он все же пришел к ней и уговорил начать принимать пищу. Она всхлипнула и покачала головой. А потом опять исчез, чтобы появиться с внебрачным ребенком.

Эльвинг снова охватил гнев: как же он мог! Она никогда не сможет простить его. Хотя вряд ли он будет искать ее прощения. Так, обуреваемая чувствами гнева и жалости к себе, она не заметила, как прошла короткая летняя ночь и наступил рассвет.

Вскоре проснулись ее девушки, и она услышала тихий разговор.

— Говорят, из-за того, что Король не пожелал признать его ребенка, он отказался от титула и прав на Итилиен!.. Не хочет, чтобы мальчик чувствовал себя ущербным, когда вырастет.

— Конечно. Ведь получилось бы, что его отец — принц, а он, будучи его старшим сыном, — никто.

— Я слышала, что малыш ужасно хорошенький. Хотелось бы взглянуть.

— Интересно, он похож на отца или на мать? Кто-нибудь знает, кем она была? Про умбарку я слышала.

— Она из знатного и рода и ценой своей жизни помогла ему бежать и спастись.

— Как же сильно она его любила!

— А он ее?

— Тоже, наверное.

— Как вы думаете, он женится вновь?

— Он же совсем юный. Двадцать семь всего. Женится, конечно.

— Я заметила его вчера. Какой же он все-таки красивый… И теперь совсем взрослый.

— Счастлива будет та, которая станет его женой.

— И мамой малышу...

— Еще бы. Кстати, его отец тоже овдовел очень рано и женился на леди Эрендис, имея ребенка.

— Так леди Эрендис — не родная мать леди Фириэль? Я не знала этого.

— Да. Но брак был необыкновенно счастливым. Если бы лорд Эарнил так рано не умер...

— Довольно уже об этом недостойном человеке. Мы находимся в покоях принцессы!

— Мы уже говорили о лорде Эарниле и леди Эрендис, а о них нам говорить не запрещено.

— Лорд Эарнил был замечательным мужем и отцом.

— Миледи?! — Девушки вскочили и поклонились.

— Я хочу прогуляться у моря, — сказала она.

Позавтракав, принцесса в сопровождении Ирильдэ, Нессаниэ и Ниниэль отправилась вдоль побережья. Они шли уже довольно долго, когда увидели двоих детей из знатного дома и, вероятно, слугу. Девочке было уже лет четырнадцать, а малыш едва научился ходить. Мужчина, наклонившись, пятился и протягивал руки к ребенку, а тот, смешно покачиваясь, следовал за ним. В какой-то момент мальчик споткнулся, и человек поймал его.

Когда они подошли ближе, девочка повернула голову и узнала их. Она поклонилась, и мужчина, заметив это, обернулся. Эльвинг и ее свита узнали Кириона. Он холодно поклонился, подхватил ребенка на руки и усадил к себе на плечи, после чего предложил руку младшей сестре, и они стремительно ушли прочь.

Принцесса слегка кивнула, и девушки продолжили свой путь. Эльвинг стоило немалого труда казаться невозмутимой во время встречи, но довольно скоро она почувствовала дурноту. Она дала знак остановиться в тени ближайшего дерева и велела расстелить покрывало. Ирильдэ помогла ей сесть, Ниниэль поднесла кубок с прохладной родниковой водой.

Кирион вновь стоял перед их мысленным взором. Высокий, в простой тунике, с собранными в хвост непокорными волосами, он все равно казался им принцем. В сердце Ирильдэ вспыхнула робкая надежда. Ведь если Кирион больше не лорд и не наследник, да еще и с ребенком, то, возможно, он остановит свой выбор и на незнатной девушке. Она была бы счастлива стать его женой и матерью этому славному малышу… Ей не нужны ни титулы, ни почести, ни деньги. Девушка не удержалась и вздохнула. Эльвинг сидела неподвижно, но, услышав вздох, подняла голову. Она поняла значение этого вздоха, но ей было так плохо, что уже не было сил на ревность. Эльвинг сама не ожидала, что встреча с ним отзовется такой болью. Ей хотелось только как можно скорее оказаться одной, подальше от чужих глаз. Примерно через полчаса она нашла в себе силы встать и, не говоря ни слова, пошла обратно. Встревоженные девушки молча шли за ней.

Войдя в свои покои, принцесса без сил опустилась на постель. «Вероятно, сказалась бессонная ночь, — подумала она, — нужно отдохнуть». Она закрыла глаза и вновь увидела Кириона: вот он выпрямляется, берет на руки малыша, вот узнает ее, кланяется, окинув быстрым и слегка насмешливым взглядом, и стремительно уходит. Боль не отступала. Она впервые подумала, что в тех представлениях, которые ей внушали с детства, возможно, не все верно. Она хорошо знала историю отца и матери Кириона, так как жадно прислушивалась ко всем разговорам о нем. Эта история была совсем не такой каноничной, как история отношений ее собственных родителей, но ведь у обычных людей все не может быть так же возвышенно и благородно. И все же леди Эрендис была удивительной красавицей — пожалуй, не хуже ее матери — и, подобно Арвэн, влюбилась в будущего мужа, когда он был почти никем. Ее отец поначалу также отказал тогда еще капитану Эарнилу, и он, вместо того, чтобы стать достойным своей любимой, женился на другой. Эльвинг покачала головой: как он мог это сделать, если любил леди Эрендис? И как она потом смогла простить его? Говорили, что она сама чуть ли не убежала к нему, когда он овдовел. И даже стала матерью его дочке. И они были ужасно счастливы. Как она могла простить? Конечно, она любила его, а его ребенок не был внебрачным. Тут Эльвинг подумала, что ей, пожалуй, было бы даже тяжелее, если бы Кирион был в законном браке. Ведь тогда у нее не было бы совсем никакой надежды.

Принцесса села, испугавшись собственных мыслей. Получается, она все еще надеется. Вспомнились чьи-то слова о том, что мать ребенка пожертвовала собой, чтобы спасти его. Но ведь она тоже была готова умереть из-за него! Разве это не доказательство ее любви? Когда-то Лютиен приняла судьбу смертной, чтобы вернуть Берена. Простила бы она его, если бы он изменил ей?

Бедная Эльвинг слишком привыкла опираться на примеры из лелеемых в доме легенд и преданий и с трудом приходила к мысли, что в любви не может быть более или менее достойной стороны, и что каждый из любящих просто живет ради счастья и радости любимого, забывая о себе. Под утро она все же заснула, но сон ее был тревожным, словно она продолжала мучительно размышлять, и перед самым пробуждением вдруг почувствовала, чтО может принести облегчение.

Дождавшись вечера и улучив момент, когда отец был один, она постучала. Отец встал ей навстречу. Он был очень ласков с ней после произошедшего, а в тот день еще и встревожен, так как ему рассказали о том, как ей стало плохо после встречи с Кирионом.

Он усадил ее рядом, обнял и ободряюще улыбнулся.

— Отец. — Эльвинг говорила спокойно и на самом деле чувствовала какое-то умиротворение. — Я видела Амариэ, младшую дочь блюстителя Эарнила, и ее маленького племянника.

— Ты об этом умбарском детеныше?

— Он очень... милый и совсем не похож на умбарца.

— В этот возрасте они все милые…

— Может быть, вы все-таки утвердите признание, отец?

— Ты понимаешь, что тогда этот ребенок сможет претендовать на Итилиен и, скорее всего, станет принцем?

— Он будет воспитан в Гондоре отцом-гондорцем.

— Мне не очень нравится, каким в этом семействе получился лорд Кирион. Сомневаюсь, что он сможет хорошо воспитать сына.

— А кто сейчас наследник принца Фарамира?

— Лорд Кирион, как бы он ни пытался одеваться простолюдином и вести себя соответственно. Я же не лишал его титула и прав наследования. Хотя, наверное, стоило бы. Но там старший сын принца Фарамира вообще никуда не годится и спивается в Эмин-Арнен. Младший же сын лорда Эарнила стал лекарем, и вряд ли из него получится властитель. Есть еще, конечно, Барахир Ламедонский...

— Пожалуйста, не лишайте его титула, отец. Иначе это будет выглядеть, как месть. Если бы вы не отправили его в Харондор или хотя бы вняли просьбе его матери… То ничего бы не случилось.

— Но тогда бы ты стала женой этого странного, гордого, неуравновешенного человека.

— Если бы он не пережил столько, то не стал бы таким, отец.

— Ты снова неравнодушна к нему?

— Я не хочу, чтобы невинный ребенок страдал. Если он сын своего отца… Пусть будет равным ему.

— Я бы, может быть, даже позволил ему признать сына. Но без права наследования.

— Он не пойдет на это.

— Что ж, это его выбор. Мне не нужен внук Гнаружина в гондорских лордах и, тем более, принцем Итилиенским.

Эльвинг поняла, что отец пока не готов откликнуться на ее просьбу о мальчике Кириона, но не очень огорчилась, так как предполагала отказ, и в тот вечер она больше не заговаривала об этом. Она теперь знала, каким должен быть путь, который поможет ей завоевать Кириона, и решила быть терпеливой.

В конце сентября Кирион с семьей вернулись в Эмин-Арнен, и жизнь пошла своим чередом. В январе, в день совершеннолетия Фэамира, он, как и собирался прежде, составил дарственную на Поместье и преподнес ее брату.

— Зачем? — спросил тот. — Ведь если ты не станешь принцем, у тебя ничего не будет… И малыш мог бы унаследовать Поместье после тебя.

— Я решил, что отдам Поместье тебе, и я сделаю это. Ты не должен страдать из-за того, что у меня изменились обстоятельства. Прошу только об одном… Когда Дедушка уйдет в мир иной, выдели мне сумму на покупку парусника.

— Может быть, все же передумаешь? Кому еще становиться принцем, как не тебе?

— Не хочешь ты — значит, будет Барахир Ламедонский.

— Получается, когда Дедушка умрет, мама и Амариэ будут вынуждены покинуть Эмин-Арнен...

— Я думал, ты заберешь их в Поместье. Климат там лучше, чем в Итилиене.

— Я, конечно, заберу их…

— Тогда о чем, вообще, речь?

— И все-таки ты не прав, Кирион… Ты должен был стать Принцем. Даже Судьба вновь сделала тебя дедушкиным наследником.

— Спасибо нашему Королю, из-за которого в моей жизни все смешалось так, что теперь не распутать… У меня есть еще кое-что на твое совершеннолетие. — Кирион вытащил письмо и протянул младшему брату.

— Что это?.. От кого?

— Смотри.

Юноша ахнул, немедленно развернул бумагу и начал читать. Кирион неслышно вышел из комнаты.

В полдень в главном зале Эмин-Арненского замка принц Фарамир возложил обруч на голову младшего внука. Кирион на церемонии стоял отдельно от семьи, вместе с капитаном Белого Отряда. После праздничной трапезы Фэамир подошел к старшему брату.

— Я не могу принять Поместье.

— Почему?

— Ты не хочешь Итилиен, я не хочу Поместье.

— Почему не хочу?.. Я люблю Эмин-Арнен, люблю Белый Сад… Если бы Элессар признал малыша, я бы, конечно, не отказался…

— Может быть, он еще передумает…

— Когда малыш подрастет, будет уже поздно что-то менять. Он должен расти в той обстановке, которая будет окружать его потом. Если он будет расти, зная, что его отец — принц или наследник Итилиена, а потом Король так и не утвердит его… Если же я откажусь от всего сейчас, он будет знать, что положение у нас скромное, и привыкнет к этому.

— Слушай… Но ведь Король не принимал и не подписывал твое отречение.