Метаморфозы. Новая история философии

Сегодня политика перенаселения многих «напрягает». Мальтузианская мысль была жизненно важной основой международного экологического движения в 1970-х годах, и мы можем видеть её следы в «этике спасательной шлюпки», идее «космического корабле «Земля», «пределов роста», озабоченности по поводу опустынивания, изменения климата и других «тропах» экологического дискурса. Консерваторы отвергают неомальтузианство за его этику, направленную против экономического роста, а также принудительные усилия по планированию семьи и ограничению рождаемости, в то время как «прогрессисты» всё время припоминают его расистский и неоколониальный подтекст. Вместе с тем, показатели рождаемости в целом снижаются во всём мире, что также ослабляет актуальность контроля над рождаемостью.

Мальтус недвусмысленно говорил о политических последствиях: если нищета и голод действуют как естественные «сдерживающие факторы» для населения, то бедные служат своего рода буфером между этими «сдерживающими факторами» и остальным обществом. Таким образом, повышение социальной справедливости лишь распространит это несчастье на большее число людей. По этой причине он выступал против расширения социальной поддержки низших классов. Анализ Мальтуса был опровергнут Карлом Марксом. Он утверждал, что «естественный» закон народонаселения на самом деле является законом, присущим капитализму. Томас Мальтус был, прежде всего, экономистом, чьи теории были разработаны для поддержки капиталистического развития и «натурализации» бедности, которую оно вызывало, вместо того, чтобы приписывать такую бедность политической и экономической системе. Во времена Мальтуса буржуазное общество всё больше «отчуждало» население от земли, тем самым подготавливая почву для более интенсивной эксплуатации как природных, так и человеческих «факторов» производства. Как средство или инструмент защиты такой системы эксплуатации людей и природы, отрицающий при этом любую возможность улучшения, и возникла мальтузианская теория (закон) народонаселения, «самая грубая и варварская теория, которая когда-либо существовала», по выражению Ф. Энгельса, специально разработанная для того, чтобы заставить людей принять суровые законы политической экономии.

Именно в ответ на теорию Мальтуса Энгельс разработал концепцию «резервной армии труда» или «относительного избытка населения» (в работе «Положение рабочего класса в Англии» 1845 года), которая должна была стать центральной в марксистской политической экономии. Низкая заработная плата и бедность объяснялись здесь не перенаселением в отношении поставок продовольствия, а перенаселением в отношении занятости. Следовательно, именно в противовес мальтузианству понятие «пролетариата» впервые отчётливо появляется в марксизме. Фабричные рабочие в Англии жили в это время в нищете и страдали от голода и болезней.

Вследствие всего этого, с точки зрения Маркса и его последователей, экологические ограничения не являются транс-историческими, но всегда относятся к данному конкретно-историческому способу производства. Неполно занятое «избыточное население», описанное Мальтусом, было необходимым результатом, утверждал Маркс, противоречий капиталистической конкуренции. Вместе с тем, нельзя не отметить, что Маркс всего лишь исправил, но не отбросил мальтузианское предположение о том, что человечество не способно существенно изменить физические параметры среды своего существования, в рамках которой оно выживает и процветает. В этом смысле Маркс является наследником тех, кого он, казалось бы, беспощадно критиковал – Джозефа Пристли, Уильяма Пейли, Томаса Мальтуса и Уильяма Уэвелла. Все они очень сильно отличались друг от друга по своим политическим позициям (как и Маркс от них!), но, как правило, рассматривали природу как единую систему, которая действует в соответствии со своими собственными экономическими принципами, чтобы максимально использовать доступную энергию. Действительно, все они верили, что для возможности систематического научного исследования требуется систематическое видение природы. Они продолжали линию мысли, которая была характерна для периода до «великого разделения наук», а именно ту, согласно которой биология и экономика – это одно и то же, части единой системы «экономики природы».

Так же и «естественный отбор» и «невидимая рука рынка» были двумя концептами в рамках одного знания. Невидимая рука и естественный отбор впервые столкнулись «лицом к лицу» в дебатах об эффективности свободной торговли в начале XIX века в Великобритании. Вопрос стоял о том, как экономической системе, которая предположительно способствует свободному обмену товарами и услугами, могут периодически возникать депрессии? Разве свободная торговля не должна вести к постоянно растущему богатству, как учил Адам Смит? Таким образом, несоответствие между намерением и результатом, которое определяет проблему Теодицеи, было представлено чисто антропоцентрическим образом. «Невидимую руку» представлял главным образом Давид Рикардо, биржевой маклер, выступавший от имени формирующейся буржуазии; «естественный отбор» – Томас Мальтус. Тем самым вместе они охватили весь спектр проблем того, что сейчас считается «классической политической экономией».

Адам Смит исследовал природу и причины богатства, тогда как Мальтус исследовал природу и причины бедности. Но сам Мальтус не предполагал, что одно будет простым дополнением к другому. Он не подходил к этому вопросу с чисто научной стороны. Он не посвятил долгие годы путешествий и размышлений подготовке экономического трактата. Адам Смит написал «Теорию нравственного чувства» (1759) за семнадцать лет до «Исследования о природе и причинах богатства народов» (1776), то есть, во втором случае за ним уже стояла академическая и литературная репутация, и он оправдал ожидания публики, представив свои полностью сформированные выводы и рассуждения. Мальтус же, напротив, завоевал свою репутацию смелым и внезапным ходом, каким был его «Опыт», написанный анонимно в политической полемике. Несмотря на обилие в нём политических рекомендаций, они направлены не столько на решение социальной проблемы бедности, сколько на решение морально-политической проблемы распределения вины за эту бедность. Это был PR-ход, если воспользоваться современной терминологией. Например, защита Мальтусом института собственности в мире без изобилия представляет собой прекрасный пример теории собственности Д. Юма. Среди философов если известная шутка: никто не имеет шансов разбогатеть, делая ставки против Дэвида Юма. Примерно то же самое можно сказать о Мальтусе. Они используют «иезуитско-софистическую» тактику построения аргументов.

Аргументы Мальтуса, высказанные им в конце XVIII – начале XIX веков были подхвачены примерно полстолетия спустя Уильямом Стэнли Джевонсом (1835–1882) в его новаторской работе «Угольный вопрос» (1865). Признавая, что внешняя природа представляет собой определённый абсолютный и неумолимый предел, Джевонс утверждал, что вместо зерна (которым интересовался Мальтус) теперь уголь представляет «основной продукт страны». По мере увеличения численности населения увеличивалось и использование угля, но не линейным образом. С технологическими инновациями использование угля обещало стать скорее более интенсивным на душу населения. Эта идея получила воплощение в «парадоксе Джевонса», который утверждает, что повышение энергоэффективности, по иронии судьбы, приводит к увеличению общего потребления энергии. Сравнивая уголь с колониальными завоеваниями, которые расширили сельскохозяйственное производство сверх предсказаний Мальтуса, Джевонс утверждал, что истощение запасов угля теперь является главным ограничением роста населения и британской гегемонии. Однако его предсказания о нехватке энергии оказались кардинально неверными. Полагая, что запасы угля являются абсолютным пределом экономического роста Великобритании, Джевонс не предвидел роста нефтяной промышленности, который изменит мировую экономику и положение Великобритании в ней.

Вопросы дефицита и экологических ограничений были «провидческими» для классической политической экономии, но они были практически забыты с появлением неоклассической экономики в 1870-х годах. С переносом акцента с земли на капитал как ключевой фактор производства наряду с рабочей силой, экономисты-неоклассики отодвинули на второй план заботу о природных ресурсах на протяжении 1910–1930-х годов и вместо этого начали теоретизировать об их «взаимозаменяемости» (substitution) с капиталом посредством технологических инноваций.

Этой тенденции бросили вызов два взаимосвязанных события 1960-х и 1970-х годов: 1) возвращение мальтузианских страхов по поводу роста населения и 2) появление охраны окружающей среды и эко-экономики («зелёной экономики»). В своей книге 1968 года «Демографическая бомба» биолог Пол Эрлих, подобно Мальтусу, предупреждал о естественной тенденции населения к истощению ресурсов, что приведёт к массовому голоду в 1970-х годах. В отличие от Мальтуса[143], Эрлих утверждал, что контроль над рождаемостью – при необходимости применяемый принудительно – был решением проблемы. В 1972 году в бестселлере Римского клуба «Пределы роста» был использован новый для того времени метод компьютерного моделирования с целью продемонстрировать, что, если его не остановить, то рост населения приведёт к глобальному кризису в ближайшие 100 лет. Эти прогнозы были основаны на статическом понимании «пропускной способности» как поддающегося количественной оценке предела численности населения планеты.

Сегодня довольно популярным направлением в рамках «экономического» решения проблемы глобального экологического кризиса стала так называемая «циркулярная экономика» или «экономика замкнутого цикла» (Circular Economy) – в действительности, не более чем очередной вариант всё того же мальтузианства, а также деятельности Римского Клуба с его докладом 1972 года под названием «Пределы роста», главной идеей которого был переход от индустриальной модели роста к пост-индустриальной, от фордизма к пост-фордизму. Следующий доклад Римского Клуба вышел в 1976 году, а его автором был голландский экономист Ян Тинберген (1903–1994), лауреат Нобелевской премии по экономике 1969 года, который ещё в 1950-е годы первым стал использовать термин «конвергенция» для обозначения сближения и взаимного обмена чертами между социализмом и капитализмом. Но, что интереснее для понимания доклада, его брат Николас Тинберген (1907–1988) был одним из коллег и соавторов науки этологии Конрада Лоренца (1903–1989), с которым они совместно получили Нобелевскую премию по физиологии и медицине в 1973 году, а ранее работали на нацистов – главных представителей «экологического мышления» в ХХ веке (достаточно вспомнить ограничение вредных выбросов в атмосферу, развитие астронавтики, вегетарианство и т. д. в нацистской Германии). В XXI веке всё это несколько транс-формируется (медикализация общества, CE, коронавирус и т. д.), но суть остаётся прежней – мальтузианской.