Тайны Дивнозёрья

Колдун с десятого этажа

Тайка нашла в себе силы дождаться, пока Берендей доест, и только потом приступила к расспросам, сгорая от любопытства.

— Почему ты живешь на лестнице у мусоропровода? Ты же домовой! Теперь я вспомнила, что видела тебя в детстве — ну, еще на той квартире, которая в пятиэтажке была.

— А-а-а, теперь я тоже тебя узнал. Ты Таисья-младшая, — Берендей почесал лысеющую голову, покрытую белым пушком на макушке. — Как же на бабушку похожа! Прямо одно лицо!

— Да, все так говорят, — улыбнулась Тайка. — Ну, рассказывай, как же тебя угораздило стать бездомным?

Берендей с сожалением покосился на опустевший пакет из-под печенья, вытряс остатки крошек прямо в рот, потом пригладил длинную белую бороду и вздохнул:

— Когда Аннушка-хозяюшка только собралась в город, моя Таисья сказала, мол, езжай-ка ты, Берендей, присмотри за моею кровиночкой. Ну, я-то спорить не стал: мне и самому неспокойно было — я же Аннушку, считай, с младенческих лет знаю, вот таку-у-усенькую в люльке качал. В общем, собрал я узелок и поехал. Поначалу-то все нормально было. Жили в тесноте, да не в обиде. В общежитии веселее всего было. Там и других домовых хватало, и кикиморы-ленивки по шкафам прятались. Это те, что заставляют студентов от важных дел отлынивать. И нóчницы последней ночи водились на каждом этаже, а порой даже халявушка-матушка мимо пробегала. Эх, хорошие были времена!

Старик мечтательно уставился в потолок. Тайка терпеливо ждала, когда он продолжит говорить, лишь немного отошла в сторону, чтобы не наступить на острые осколки кружки — такие, небось, и сквозь тапочки почувствуешь. Ох, надо будет потом тут прибрать…

— Опосля общаги мы в пятиэтажке поселились, — с той же мечтательной улыбкой продолжил Берендей. — Там было неплохо: с местным домовым — Васяткой — мы кажный вечер в шашки играли, с котом — тоже, кстати, Васькой — подружились. Ох, и озорник был, даром что старый, а нрав прыткий, как у молодого. Потом Аннушка к Генке переехала — это папаша твой, гуляка бестолковый. Ну, то есть как переехала — это он ей квартиру снял, а сам токмо в гости приезжал. В общем, скажу я тебе, Таюшка, помотылялись мы изрядно по всему городу взад-вперед. И в общагу возвращались, и по чужим углам мыкались, а своего все не было. И тут — батюшки светы — покупает моя Аннушка-хозяюшка квартиру. Я как узнал — так обрадовался, что всех дворовых котов переобнимал-перецеловал. Представляешь, наконец-то свой дом! Родненький!

— Но потом что-то пошло не так, — Тайка присела рядом на корточки, ей очень хотелось похлопать расстроенного Берендея по плечу, но она никак не решалась: все же они не были близкими друзьями…

— Ох, все не так! Собрал я вещички, значит, въехал — а тут ремонт. Голые бетонные стены, грязища, пылища, тьфу! Ну, думаю, — перетерплю, зато потом заживем чин по чину! Но всего полгодочка в новой квартирке кости погреть довелось. А потом к Аннушке-хозяюшке стал захаживать в гости этот хмырь.

— Какой еще хмырь? — насторожилась Тайка.

— Да сосед. Дверь в дверь у него с нашей. А зовут его… ох, память стариковская ненадежная… Серегой вроде? Худой он человек, колдун!

Заслышав такое, Тайка аж руками всплеснула и едва на корточках удержалась.

— Берендей, а ты уверен? Колдунов-то нынче еще меньше, чем ведьм, осталось. Может, привиделось тебе?

— А ты сама на него поди взгляни, деточка. Аннушка наверняка его знакомиться притащит. Шуры-муры у них. Энтот Серега замуж ее зовет, горы золотые обещает. А сам, как меня увидел, усмехнулся в усы и пальчиком погрозил. А потом начеркал на бумажке какие-то каляки-маляки, и меня из родной квартиры как ветром выдуло. Оглянуться не успел, уже не домовым стал, а бомжом у мусоропровода. С начала лета тут сижу, объедками питаюсь. Пытался до Аннушки-хозяюшки дозваться — да куда там, не слышит. Дара-то у нее больше нет. А колдун энтот вертит ею, как хочет, льстивые слова в уши заливает.

— Ох-хо-хо, ну и дела, — Тайка потеребила кончик косы: хоть и дурацкая была привычка саму себя за волосы дергать, но нервы здорово успокаивала. — Ладно, дед, одна хорошая новость у нас все-таки есть. Нашла я эти каляки-маляки колдунские и порвала. Можешь домой возвращаться. Только не ругайся: со мной озерная мавка приехала и еще коловерша. Но они хорошие…

— Коловерша — это Пушок, что ли? — крякнул Берендей.

— Он самый.

— Значит, не почудилось мне, что его голос слышал. Уж и не чаял повидать старого дружка-приятеля! Небось, еще больше раздобрел, ненасытная утроба? — Домовой расплылся в щербатой улыбке.

— Так вы знакомы? — Тайка тоже улыбнулась. — Ой, только он в сквер ночевать улетел. Но мы его позовем: гадкого оберега-то больше нет. А квартира большая, всем места хватит.

— Спасибо тебе, Таисья, — Берендей встал и поклонился в пояс. — Вернула ты мне веру в людей и волю к жизни.

Они вместе собрали осколки кружки в пакетик из-под печенья, вытерли с пола пролитое молоко, выкинули все в мусоропровод и, взявшись за руки, потопали на десятый этаж.

Пришло время домовому воротиться домой.